Ундина

      Я должен вернуть Хиро-сана! Но с чего же начать? Решил начать с самого простого — наведаться в нашу бывшую квартиру. Видите ли… Хироки весьма сентиментален, хотя, глядя на него, мало кто смог бы это заподозрить. А с другой стороны, он как никто подвержен настроению, и иной раз вполне может выкинуть нечто абсолютно неожиданное. Его телефон ожидаемо не отвечал, но тем не менее, в нашей старой квартире он вполне бы мог оказаться. Ведь однажды он уже так ждал меня… Когда я учился в Америке. Правда, тогда меня не было с ним всего лишь год.       В старой квартире Камидзе всё же не оказалось, хотя в этом не было ничего удивительного. Но вот слова владельца квартиры меня насторожили. Именно тогда я и услышал первый тревожный звоночек.       —Скажите, а Камидзе-сан случайно не оставил вам свой новый адрес?       — Да нет… Повторяю вам, я его даже и не видел после того, как он уехал!       — Но кто-то же вывозил его вещи?       — В том-то и дело, что никто. Он предупредил меня, что собирается ненадолго уехать, а сам словно растаял в в воздухе, и больше здесь так и не появился. Я ждал и ждал, а его всё не было. И на звонки он не отвечал тоже, поэтому, когда комната понадобилась другим жильцам, я просто вынес все его вещи и отнёс в подвал. Знаете, как-то не решился выкинуть. Мало ли что…       А вот это что-то совершенно невероятное! В том, что Хиро-сан переехал, не было бы ничего удивительного, если бы не… Он не раз сбегал так от переживаний, но оставить все свои вещи, свои книги… Вот это абсолютно на него не похоже! Камидзе ярый библиофил — в его коллекции есть просто уникальные книги! Настолько редкие, что таких нет даже в библиотеке Мицухаши. Порой даже его начальник, Мияги-сан, одалживал некоторые из них. А потом… Хиро-сан очень любит свои книги: они дарят ему удовольствие и спокойствие, уверенность и хорошее настроение. И они же спасают его от печалей и тревог. Он никогда бы не бросил их просто так! Что-то случилось… Что-то очень серьёзное, иначе Хироки непременно бы за ними вернулся. Так… Знаю, что я сделаю: поступлю так же, как и в прошлый раз — направлюсь в Мицухаши. Уж профессор-то наверняка знает, где обретается его ассистент.       В Мицухаши я решил пойти вечером. Во-первых, не хочу афишировать личную жизнь Хироки перед посторонними, особенно студентами, а во-вторых, не хочу этим злить его, мне же нужно уговорить его вернуться ко мне. Снова. Странное тревожное чувство… Схожее с тем, что я испытывал когда-то, но все же немного иное. Я… да, теперь я не просто тороплюсь, не просто хочу вернуть своего Хиро-сана, но и опасаюсь, что уже… Что уже поздно. Мияги-сан так рвался утешить его тогда, в ту самую большую нашу размолвку. А что, если теперь он его «утешил» на все сто процентов, если они встречаются, или, ещё того хуже, живут вместе? Нет. Нет, вроде бы Хиро-сан как-то обмолвился, что у его начальника уже кто-то есть. Хотя что может ему помешать поменять одного любовника на другого?! Ведь Хиро-сан такой милый… Торопливо шагаю по коридорам, стараясь различить малейшие подозрительные шорохи, но проклятое сердце так громыхает в груди, что я с трудом слышу даже звук собственных шагов.       Вот она, та самая дверь. На несколько мгновений замираю в нерешительности, но наконец беру себя в руки и решительно стучу. Яркий свет ослепляет меня на несколько долгих секунд, но вскоре я уже могу различить тёмный силуэт в дверном проёме, а чуть позже уставшее и очень удивлённое лицо.       — О! Новаки-кун, если я не ошибаюсь? Что привело вас в наш гостеприимный институт в столь поздний час? — профессор Хиро-сана как всегда в своём репертуаре. Сейчас я очень хорошо понимаю Хироки, которого руководитель мог вывести из себя за считанные мгновения.       — Мне очень нужен Камидзе-сан, я должен с ним поговорить! — произношу я с напором, — Вы не могли бы дать мне его новый телефон, или хотя бы адрес?       Его лицо мгновенно делается каким-то печальным. Мияги-сан делает рукой приглашающий жест. Подойдя к столу возле окна, берет сигарету и, закуривая, нечитаемо смотрит на меня.       — Поговорить, значит? Знаешь, Новаки-кун, многим бы из нас очень надо было бы с ним поговорить…       — Мне действительно нужно. Он очень мне нужен.       — И мне очень нужен. — Краска бросается мне в лицо, и я мгновенно вспыхиваю. Неужели я опоздал и они… пара? Но профессор, то ли намеренно, то ли взаправду не замечая моего волнения, спокойно и грустно продолжает:       — Знаете, молодой человек, без толкового помощника очень тяжело руководить кафедрой. Сейчас у меня тоже есть ассистент, но Хироки… Камидзе был очень способным. Нет, он был, действительно, очень и очень талантлив. Он не просто понимал литературу, знал её законы, средства выразительности. Он любил её, он её чувствовал…       — Что значит был?.. — мне внезапно становится по-настоящему страшно, — Почему Вы все время говорите о нем в прошедшем времени?       — Потому что он пропал, Новаки. Пропал без вести полтора года назад.       — Но… к-как?.. Почему?..       — Как… Видишь ли… После вашего разрыва Камидзе был сам не свой. Просто никак не мог взять себя в руки, совершенно не мог работать. Жалобы от студентов сыпались на деканат, как из рога изобилия. Но я ждал. Я видел, как ему плохо, как он мучается, и всё же надеялся… Надеялся, что он справится, успокоится, сможет начать нормально работать… Вот только дальше становилось только хуже. И не смотря на всю мою к нему привязанность, не смотря на то, что я ценил его, как ассистента и преподавателя, я был вынужден… В общем, я отправил его в отпуск по состоянию здоровья, буквально на пару недель! Но Хироки был просто раздавлен этим. Честно, если бы я знал, что он будет так убиваться, то наверняка придумал бы что-нибудь другое. Но что сделано, то сделано, и Камидзе отправился к родителям на побережье. Что там точно произошло я, конечно же, не знаю, но…. Однажды он вышел прогуляться, к вечеру начался шторм. Домой он так и не вернулся. На берегу нашли только ветровку и кеды, поэтому полиция не исключает самоубийство, однако никакой записки, дневника или чего-либо подобного он не оставил. И это совсем на него не похоже. В определённых вещах Камидзе был до странности сентиментальным человеком. Но поскольку тела так и не нашли, я всё же, как это не иррационально, надеюсь, что он ещё вернётся…       Я был не в силах осознать и поверить в сказанное. Хиро-сан покончил с собой?! Пропал без вести?! Не может быть! Только не мой Хироки! Я верю, я чувствую, что он ещё жив, что он не стал бесплотным духом! Конечно, это ужасно смешно, ведь я не чувствовал, когда ему было плохо, и… Но я не хочу верить, что он погиб! Тела ведь так и не нашли, и, пока я не увижу его своими глазами, пока не почувствую, что он действительно умер, я буду верить, я буду знать, что он жив! Я, и, может быть, только я, найду его!       — Где это произошло? Где проживают родители Хиро-сана?       — А ты не знаешь? Ведь вы так долго были вместе?! — на место печального и уставшего человека стремительно вернулся уже знакомый мне профессор Мияги. — Ладно, не буду тебя дразнить. Я и сам точно не знаю, где они живут, но знаю человека, который может сказать. Ты, впрочем, тоже отлично его знаешь. Это лучший друг Камидзе — Усами Акихико. Если осмелишься спрашивать его, могу дать тебе адрес. Только приготовься, разговор будет явно не из лёгких.

***

      О Ками! Как же мне не хотелось идти сюда! Наверное, это последнее место на Земле, где мне хотелось бы сейчас находиться! А разговаривать с этим… писакой, умолять его о помощи…. Бр-р-р! Весь этот будущий наш разговор… С трудом могу представить себе, как он будет проходить, ведь мы просто ненавидим друг друга, несмотря на весь тот политес, что мы соблюдали в присутствии Хироки. Я нерешительно топтался перед дверью «лучшего молодого писателя современности», просто не находя в себе сил чтобы позвонить. Однако какой толк прийти сюда и стоять под дверями, словно собачонка? Уж если пришёл, так звони! — я решительно нажал кнопку звонка.       Долгая тишина за дверью нарушилась ровно в тот момент, когда я подумывал позвонить ещё разок. Резко распахнувшаяся створка явила мне популярного романиста, одетого в наглаженную сорочку и жилет с галстуком. Во рту Усами торчала дымящаяся сигарета. Я уставился на него, как на какое-нибудь НЛО. Впервые в жизни вижу человека, который ходит в галстуке дома. Или я чего-то не понимаю? А может, он просто собирался куда-нибудь пойти?       В свою очередь Усами и, надо сказать, тоже весьма недружелюбно, сверлил меня взглядом.       — Надо же, кого принесло! И чего же тебе здесь понадобилось, позволь узнать?       — Здравствуйте. Мне нужен адрес родителей Хиро-сана. Я знаю, что он у вас есть. Не могли бы вы дать мне его, потому что… — договорить я не успел. Вынув сигарету, Усами перебил меня холодным, хлёстким словно бич голосом:       — А больше ничего тебе не надо? Может ещё билеты на поезд, или такси вызвать? Да ты говори, не стесняйся!       — Я серьёзно прошу вас, так что ваши издёвки не уместны. Я хочу найти Хиро-сана, он мне… очень нужен!       Внезапно искажённое яростью лицо писателя оказалось прямо у меня перед носом, и я почувствовал, как сильные руки стягивают футболку у ворота. Усами шипел мне в лицо, словно василиск в приступе бешенства:       — Нужен?! А почему же он не был так нужен тебе полтора года назад?! Всё из-за тебя, малолетний гадёныш! Ты даже не дал ему объясниться, даже не выслушал его, а ведь вечно так твердил о своей любви! А он был чист перед тобой, слышишь? Ничего же не было, мы просто напились тогда, ни-че-го, слышишь, ты, проклятый ревнивец!       — Да на себя посмотри, сам-то не лучше! Если бы ты не утянул его к себе, так и вовсе ничего не случилось бы!       — Ах ты!..       В тот момент, когда мы уже были готовы сцепиться как два бешеных пса, Усами внезапно как-то обмяк. Оттолкнул меня , бросил «Да пошёл ты!» и, сгорбившись, поплёлся в квартиру. Несколько мгновений я стоял, оторопело глядя ему вслед, а после нерешительно двинулся за ним. В большой светлой двухэтажной гостиной, на диване, рядом с гигантским медведем с бантом на шее, весь как-то съёжившись, сидел модный писатель, закрыв ладонями лицо.       — Эй, ты чего? — я несмело тронул его за плечо.       — Вообще-то ты прав, я виноват не меньше тебя… — глухо проговорил он, не отнимая рук от лица.       — В смысле?       — В смысле, таким же козлом оказался! — Усами оторвал ладони и зло взглянул на меня, обжигая яростью. — В тот вечер, когда ты его бросил, я позвонил узнать, как дела. Он вспылил, наговорил мне лишнего. Я так разозлился тогда, что решил наказать его: перестать с ним общаться. Хотя бы на время. Совсем не подумал тогда о том, как же ему будет плохо, если и я его предам так же, как и ты. М-да… А потом… потом закрутился: новая книга, презентация, номинация… Я ведь уже давно забыл об обиде, захотел снова помириться, поделиться радостными новостями, а оказалось, что не с кем... Однажды поздно вечером позвонила Камидзе-сан, его мама. Она была в панике: сын ушёл по делам, а потом выяснилось, что вроде пошёл прогуляться к океану, но домой не вернулся. Вечером того дня был шторм, и родители… не знали что делать, думали самое худшее. Я посоветовал им не волноваться, подождать до утра, а потом заявить в полицию, если он так и не вернётся. Честно, я не мог и помыслить тогда, что с ним могло случиться что-то серьёзное. Как-то не верилось мне, и всё. Думал так: Хироки всегда был несколько блаженным, даже чуть не от мира сего, может, замечтался, распереживался и просто не захотел идти домой, а может, вымок в бурю и устроился в каком-нибудь отеле подсушиться. Но ни утром, ни на следующий день, ни на следующей неделе его так и не смогли найти. Полиция считает, что это было самоубийство… А я никак не могу в это поверить! Хироки ведь был таким упрямым! Не мог он пойти — и утопиться!       — Тогда тем более, пожалуйста, дай мне их адрес!       — Ну и зачем тебе это? Полиция и так прочесала всё вокруг: весь берег, и город, и даже соседние деревеньки. Да и я сам… Убил на поиски почти полгода — и ничего! Что ты хочешь там найти почти через год? Только взбаламутишь и без того несчастных людей. На его родителей до сих пор смотреть страшно…       —Я не знаю, но уверен, что смогу отыскать что-нибудь. А родителей я тревожить и не собираюсь, так, порасспрашиваю соседей немного.       — Ну, я смотрю, ты просто нечеловечески упрям, а впрочем, — Усами вздохнул, может, тебе и удастся найти его? Такой упёртый… настоящий тайфун!       Вечером того же дня я спешно оформил бессрочный отпуск и заказал билеты на побережье. Нетерпение снедало меня, а клочок бумаги с адресом родителей Хироки в нагрудном кармане жёг словно раскалённое железо, даже через ткань рубашки.

***

      Взморье встретило меня отвратительной погодой. Мелкий колючий дождь не прекращая стучал в стекла, ветер за окнами завывал, словно брошенный пёс нагоняя тоску и плохие предчувствия. Но я был полон надежд и планов. Я так много раз представлял себе, как нахожу Хироки, и сцену нашего горячего воссоединения, что отчасти уже и поверил в свою мечту. И, наверное, это и было тем единственным, что порой удерживало меня от отчаяния. Я был на побережье уже три недели, но не было ни малейшего намёка на то, что мне всё же удасться найти Хиро-сана.       Тем утром я сдался. Решил всё же пойти к родителям Хироки и хоть немного порасспрашивать их о том, что же случилось тогда. Умом-то я понимал, что ничего нового, скорее всего, я не узнаю, а тревожить их не только неуместно, но и жестоко, но… сердце отчаянно твердило, что, скорее всего, это моя последняя надежда. Если и разговор с семьёй Камидзе мне не поможет, то я точно сдамся. А этого мне совсем не хотелось.       Долго стоял я неподалёку от ворот, ведущих к дому родителей моего любимого, но всё никак не мог решиться постучать. Створка отворилась, показалась пожилая женщина с потерянным лицом и потухшим взглядом. Она вышла на улицу и медленно, неуверенно, словно сомнамбула, пошла вниз по дороге.       — Бедняжка! Горе, какое ж горе… — раздался сочувственный вздох прямо за моей спиной, и я едва не подпрыгнул от неожиданности. Ещё одна немолодая женщина с жалостью глядела вслед уходящей.       — Горе?       — Сын утопился год назад... Бедняжка всё никак не может в себя прийти. Ну ещё бы, она так гордилась им, а тут…       — Утопился?! А… с чего вдруг? Разорился, несчастная любовь или ещё что?       — Да наркоманом был, наверное.       — Наркоманом?! — У меня едва глаза на лоб не полезли от удивления. Не знаю, с чего эта женщина так решила, но наркоманом Хиро-сан никогда бы не стал — это точно. Он не курил и не выносил курящих, всегда морщился и отчитывал даже Усами, не говоря уж об остальных. Пить Хироки тоже не умел — его «уносило» буквально за считанные минуты. И, зная эту свою особенность, Хиро-сан старался не принимать «на грудь». Да и пьяниц он на дух не выносил тоже. Ну и как человек с такими взглядами смог бы стать наркоманом?       — Да, а что вы удивляетесь? Такое же сплошь и рядом встречается: семья приличная, а ребёнок избалован сверх меры, или, наоборот, перегружен. И пожалуйста — нервный срыв, за ним транквилизаторы, а потом и наркотики. Они так бахвалились своим Хироки, так старались, уж даже не знаю, что из него вылепить! Вот и надорвался небось. Видела я его за неделю до смерти: бледный как покойник, глаза ненормальные, больные какие-то… И всё по берегу океана шатался. Ума не приложу, чего ему там надо было. Плакал всё время, хоть и скрывал — неприлично в его-то возрасте мужчине реветь словно ребёнку. Я бы на его месте тоже, наверное, утопилась. Видно, стыдно ему было, что так влип. Не хотел тень на семью бросать, приличные же люди! — заливалась сплетница.       Внезапно мне стало невыносимо противно и так же неимоверно тоскливо. Невежливо повернувшись к говорящей спиной, я пошёл в сторону набережной. А что если всё напрасно, что, если он, действительно, убил себя? Как мне быть? Как жить дальше? Как простить себя за то, что своими руками всё разрушил и погубил того, кого так искренне и бесконечно люблю?       Усевшись на песок, я уставился в небо. Такое голубое, прекрасное, безмятежное. Такое чистое, бессмысленное и жестокое. Равнодушное и безжалостное ко всему, что творится под ним. Едва удерживая рыдания, я рывком поднялся, чувствуя какую-то острую бессмысленную необходимость сделать хоть что-то, хотя и сам не понимал, что именно. И тут же застыл точно громом поражённый, услышав серебристый переливчатый смех. На скалах прямо передо мной, в нескольких метрах от берега, сидела прекрасная женщина с рассыпанными по плечам густыми золотистыми волосами. Несколько оторопев, я отметил, что по пояс она обнажена, а вот дальше… ног у неё не было. Вместо положенной людям пары конечностей в воду уходил сверкающий переливчатой чешуёй гигантский рыбий хвост. Она насмешливо глядела на меня невозможно синими и такими же холодными, как небо, глазами и вдруг, игриво улыбнувшись, иронично протянула:       — Что-то потерял, Новаки?