Звезда и волк

Это должно было случиться сегодня. Сирона бродила по залу, пыталась найти себе место, но её мысли не давали ей покоя, заставляя снова и снова мерить шагами помещение. Пятнадцать шагов в одну сторону, пятнадцать в другую: она сделала это уже около сотни раз, но ни капли легче ей не стало. Её мучили чувства и ощущения, яркие предчувствия и видения, они преследовали её уже несколько дней. Сегодня Имлерит должен был уйти, должен был погрузиться в сон, как и все остальные столпы, сегодня она должна была сказать ему о том, что её преследует. Из всего, что у неё было, единственным, чем она дорожила, всегда оставался брат. Он защищал её, заботился о ней, он любил её и она любила его в ответ. Они были ближе, чем большинство братьев и сестер во вселенной — их связь выходила за рамки разумного, отражалась на их отношениях, хранилась в древних пророчествах и должна была быть сильнее любой другой. Сироне совсем не хотелось это терять, едва получив возможность этим наслаждаться. У них было так мало времени, какое возможно было посвятить друг другу, что казалось кощунством позволять ему уходить так рано — он должен был остаться, должен был забрать её с собой, если когда-нибудь ей суждено забыть его и потерять всё, что связывало их сейчас. — Сирона, — она чуть было не подскочила, когда брат коснулся её ладони своей рукой и вынудил обернуться. Она так долго ждала, так сильно нервничала, что не заметила, как церемония его посвящения закончилась. Он выглядел усталым: его яркие, как горящие угли глаза потухли, а широкая спина казалась сгорбленной, словно вместо словесного посвящения он прошел сквозь несколько часов изнурительных физических тренировок. Ей хотелось обнять его, но в зале, как говорили старшие, не положено заниматься такими вещами. Разве это имело значение, если старших здесь не было, а Имлерит должен был уйти уже через несколько часов? Она могла делать всё, что угодно, если это было важно для них двоих. — Не уходи, — девушка была намного ниже своего брата и их объятия всегда смотрелись немного странно, и когда она делала это так отчаянно, сжимая руками ткань его чёрной мантии, казалось, что ей хочется по меньшей мере вскарабкаться по нему наверх. — Не уходи или забери меня с собой. Я не хочу тебя забывать. Маленькая Сирона всегда удивляла его: когда выгораживала его и его поступки перед старшими; когда всюду ходила вместе с ним; когда признавалась ему в любви или оказывалась настолько взрослой, что у него кружилась голова. Она удивляла его даже сейчас, когда говорила о чём-то, о чём он не имел ни малейшего понятия. Даже если бы ей очень захотелось, она не смогла бы его забыть — они всегда будут связаны, всегда будут возвращаться к одному и тому же состоянию, призванные вместе менять эту вселенную. Имлерит понятия не имел, когда это случится и при каких обстоятельствах, но знал, что Сирона не сможет забыть его, через что бы ей ни пришлось пройти. А он никогда не сможет забыть её, как долго ему ни пришлось бы спать. Она была его Звездой, он был её Волком — они были предназначены друг другу и уже никогда не смогли бы разойтись. Он читал об этом, он изучал это и чувствовал. Он знал это почти наверняка. — Я не могу, — Лорд Заточения покачал головой, крепко прижимая сестру к себе, едва заметно коснулся губами её макушки. — Но я не позволю тебе меня забыть. Я обещаю, что найду тебя, где бы ты ни находилась. Я сделаю всё, чтобы ты вспомнила меня, если вдруг забудешь. — Я видела, что будет, — ещё крепче цепляясь пальцами за тёмную ткань, Сирона нервничала и могла бы расплакаться, если бы только умела, уткнувшись в грудь своего брата. — Я не хочу погружаться в этот кошмар, я не хочу забывать тебя и жить... так. Я — твоё предназначение, а не то, что я видела эти три дня! Не позволяй мне оставаться здесь и уходить туда, такого не должно быть! Она поднимала голову, внимательно смотрела ему в глаза, пыталась потрясти брата и добиться от него хоть какой-то реакции на свои слова, но он только печально улыбался и снова и снова заставлял её прижиматься к нему. Она знала, что он хотел уйти ничуть не больше, чем ей хотелось его отпускать, но никто из них не мог ничего с этим поделать. Её глаза позволяли ей видеть далеко вперёд, заглядывать в будущее и чувствовать, что может произойти, а его уверенность позволяла ему считать, что они никогда не смогут забыть друг друга по-настоящему. Они навсегда останутся двумя сторонами одной медали, что бы ни случилось с этой или какой-либо другой вселенной, но это не делало это болезненное расставание хоть чуточку легче. — Пожалуйста, — Сирона продолжала, когда они уже заняли место на одной из длинных скамеек, крепко держала Имлерита за руку, незаметно подрагивая от нарастающего нервного напряжения. Он не должен был уходить без неё, они должны были быть вместе, всегда должны были быть вместе. — Не оставляй меня одну. Эти огромные чёрные глаза, смотревшие на него с такой надеждой и грустью, заставляли Лорда Заточения чувствовать себя виноватым перед своей младшей сестрой. Всю жизнь он заботился о ней, оберегал её от самой мелкой опасности, любил её и учил всему, чему только можно было научить, а теперь она должна была остаться одна на неизвестный, но, скорее всего, по-настоящему огромный период. Он не мог взять её с собой, не мог остаться и за это ему было стыдно. Его Сирона не должна была оставаться одна, а у них двоих остался всего один вечер. Всего один вечер для того, чтобы побыть вместе в последний раз. — Я не могу, — тихо повторил Имлерит, склонившись к ней, и мягко коснулся её щёк своими грубоватыми ладонями. — Но не оставлю тебя одну до самого конца. У нас осталось ещё несколько часов, и я не позволю тебе остаться одной. Ни за что. Обычно братьям и сестрам не полагалось дарить друг другу поцелуи прямо посреди церемониального зала, обычно им вообще не полагалось касаться друг друга так недвусмысленно, откровенно и глубоко, но тогда, когда от сотен и тысяч лет оставались часы и минуты, никому из них не хотелось думать о том, что им было положено делать, а что — нет. Они просто наслаждались моментом, в последний раз чувствуя вкус и запах друг друга. Даже старшие, наблюдая за ними, не могли ничего им сказать. Эта связь была правильной, была предначертанной и противиться ей теперь нельзя было даже им, независимо от того, насколько неверной и противоестественной она была. Ничто не могло встать между Волком и Звездой, если они уже сделали себя частью бесконечности вселенной, если они уже вовлекли себя в её жестокую игру. — Я обязательно вспомню тебя, если мне придётся забыть, — с отчаянием в голосе произнесла Сирона, крепко хватаясь за воротник брата, почти не отрываясь от его губ. — Я обещаю, я обязательно вспомню тебя, если это сбудется. — Я знаю. Я — твоё предназначение, ты — моё, мы не сможем разделиться. Никогда. Неважно, сколько лет должно было пройти, что должно было случиться. Сейчас, после этого обещания, он целовал её так, словно кроме настоящего времени у них не осталось ничего. Ничего не существовало, не должно было существовать — только сегодня, только сейчас, только они, отчаянные и предназначенные исключительно друг другу, что бы ни случилось.