Беспокойная ночь
29 июня 2011 г. в 21:32
Мы с мамой сидим на кухне. Пьем чай и разговариваем. В основном я болтаю, мне так хочется обо всем ей рассказать — о том, как мне повезло с Витьком, как весело мы проводим каникулы, как ездили на реку и в дачный поселок к Витиному однокласснику. Мама с удовольствием слушает меня и улыбается. Все так здорово, как сто лет уж не было! Я, правда, молчу про наши выездные концерты, не думаю, что мама их одобрит, наверняка будет переживать, а нафиг нам это? Мне так хорошо, тепло, уютно, только немного беспокойно. Сам не пойму, откуда это чувство. Мама, продолжая слушать меня, выглядывает в коридор. Потом еще раз. Мое беспокойство усиливается. Мама встает.
— Ты куда?
— Сейчас, зайчик…
Мне тревожно. Не могу объяснить причину, но я точно знаю, что маме лучше остаться со мной. Мама улыбается мне и идет в комнату.
— Ма!
— Ты рассказывай, я слушаю.
Я начинаю говорить, но тут же умолкаю. Глупо так нервничать, в чем дело-то? Я делаю глоток из кружки, но вкуса чая не чувствую. Зато замечаю, что мои руки дрожат.
— МАМА!
В квартире тишина. Я медленно встаю, черепашьим шагом иду в комнату, но, не доходя немного, останавливаюсь. Теперь мне жутко, во рту пересохло, и ноги так противно дрожат. Я, кажется, знаю, что увижу в комнате. Выглядываю потихонечку… еще немножко… теперь я вижу край дивана, свесившуюся с него тонкую бледную руку, волосы, залитые кровью. Вот теперь я ору! И просыпаюсь от тряски, устроенной мне чьими-то руками.
Витёк вытирает мне лоб мокрым полотенцем. Я слышу ворчание тети Лены, она касается моей щеки костяшками пальцев, затем сует мне подмышку градусник.
— Опять 39! Все, Витя, утром отвезем его в больницу! — сердито говорит она, отворачивая от меня усталое и злое лицо.
— Мам, но ведь врач сказал, что температура еще подержится. Я завтра куплю лекарства.
— Подержится… у него судороги могут начаться! А мне с утра на работу. Господи, через четрые часа уже.
Меня переворачивают на живот, и в мою попу впивается игла шприца.
— Ну я-то дома! Ты ложись давай, я со Славкой посижу.
— Хорошо, через полчаса смерь температуру. Правда, не могу уже… Если ему будет хуже — буди.
Мне так хочется спросить у друга, что происходит, почему мне так плохо и почему такая каша в голове. Но во рту все пересохло, язык как наждачка и совсем не шевелится.
Витёк исчезает из моего поля зрения и материализуется вновь со стаканом воды. Пью так жадно, что начинаю захлебываться.
— Тш-ш, не торопись, — шепчет друг, рукой вытирая воду с моего подбородка.
В голове немного проясняется.
— Вить… Что с мамой? — мой голос — как шелест сухого камыша.
— Все будет нормально, ей кровь перелили, она скоро поправится.
Витёк не будет меня обманывать. Я расслабленно закрыл глаза, все равно кроме жужжащих черных мошек ничего не видно.
— А я что, заболел?
Оказывается, я потерял сознание, и Витёк с мамой, не сумев привести меня в чувство, вызвали «скорую». После сделанного врачом укола, я открыл глаза, даже отвечал на его вопросы.
— А потом у тебя язык стал заплетаться и глаза закатились, — рассказывал Витек, — врач сказал, что у тебя от нервного потрясения поднялась температура.
Со мной долго возились. Врач знал тетю Лену, они когда-то работали в одной больнице. По образованию Витина мать была медсестрой, а потом ушла в какую-то строительную фирму, в больнице платили гроши.
Температуру мне сбили, я уснул, и врач уехал. Но во сне я метался, бредил и никому не дал заснуть.Последнее я и сам понял, Витек об этом тактично молчал.
— Ты ложись, Вить— прошептал я, не замечая, что сам крепко держу его руку.
Он покачал головой. Глаза Витька были такими грустными и усталыми, что я неожиданно для себя начал всхлипывать, а потом и вовсе разревелся как девчонка.
— Ты мой бедный малыш…— Витёк прижал мою голову к своему плечу и тихонечко перебирал мне волосы. От этой ласки я и успокоился, температура наконец спала, Витёк немного отодвинул меня, ложась на самый краешек узкой кровати, и, обняв меня, продолжал гладить мою голову.
Утром сквозь сон я услышал шипение тети Лены:
— Чего ты прижался к нему? Иди ляг нормально на диване.
Витёк без разговоров перелег на диван, а я почувствовал такую пустоту и безнадегу в груди, что еле сдержал стон, а слезы привычно потекли по проторенным за ночь дорожкам. Но стоило двери за тетей Леной захлопнуться, Витёк тут же оказался рядом, снова обнял меня и как-то удовлетворенно вздохнул.