эй, кто-нибудь..!

      Мама спала. Мне сказали сидеть тихо, как мышка. И, добавили, не реветь. Я не ребенок, чтобы реветь. Хотя кто бы говорил… —       А с ее врачом мне можно поговорить? — спросил я у медсестры.       — Он занят, и он бы тебя совсем не пустил.       — Но…       — Все в порядке с твоей мамой, она просто еще слабая, вот и спит. Скоро выпишут, пойдете с ней домой.       Медсестра мне попалась молодая, но строгая, пускать меня не хотела. Но я-то умею просить, и особенно у женщин. Это профессиональное. Пять минут я себе выбил. Я думал, у мамы вся голова в бинтах, но там только марлевая нашлепка на лбу, она лежала все такая же красивая, как принцесса, только все еще бледная. Я наклонился к ее ушку и прошептал:       — Ма, прости меня.       Я понимал, что простого извинения не достаточно. Но я всей своей жизнью докажу, что люблю ее, я буду хорошим сыном, я многого добьюсь, и всегда, всегда буду о ней заботиться!       — Ты что тут делаешь? — спросил голос за моей спиной.       Я едва не свалился со стула от неожиданности. В палату вошел пожилой дядька в халате и в маске. Маску он снял, я увидел худое лицо с глубокими носогубными складками, тонкие сердито поджатые губы. Бесцветный взгляд вперился в меня.       — Кто тебя пустил?       Я не хотел сдавать медсестру и молчал.       — Что молчишь?       — А вы лечащий врач?       — Нет, я анестезиолог, а ты кто?       — Я ее сын.       Он с недоверием рассматривал меня. Но наше сходство было очевидным. В конце концов он спросил:       — Сколько тебе лет?       — Будет двенадцать, а что?       — Как двенадцать? Во сколько же…       — В шестнадцать, мама родила меня в шестнадцать лет! — почти крикнул я. Этот мудак не первый, кто об этом спрашивает. Правда, раньше я предпочитал не отвечать.       — Чего орешь-то?       — А какое вам дело? Скажите лучше, когда мама поправится? И с головой у нее… все будет в порядке?       — С головой? С головой ничего серьезного — сотрясение мозга и глубокий порез на коже, небольшой шрам останется. У нее был разрыв селезенки, ее удалили, кроме этого сломаны три ребра, почки отбиты… Эй, ты чего побледнел, сядь-ка!       Я убью, убью эту падлу! Где он сейчас? Убью!       — Убивалка не доросла, — сказал дядька: похоже, последнее слово я произнес вслух. Он подошел к кровати и погладил маму по распущенным волосам. — Такая красивая девочка. Так, тебе пора, хочешь — завтра приходи. Утром она не будет спать.       — А меня пустят?       — Пустят. Если что, спросишь меня, меня зовут Петр Петрович — легко запомнить.       — А меня Слава, тоже ничего сложного, — я натянуто улыбнулся ему. Мне было стыдно, что я грубо говорил с ним, похоже, неплохой дядька.       Витёк ждал меня и дергался:       — Все, пи**ец, не успеем мы до прихода мамы.       Когда мы ехали в автобусе, я спросил:       — Где сейчас Сергей?       — В СИЗО, наверное. Мать сразу вызвала милицию, они его толком не разбудили, так и уволокли.       Сердитая тетя Лена встретила нас у порога. Витёк схлопотал подзатыльник, меня взяли под локоть и отвели в зал. На диване сидела женщина в форме, лет тридцати пяти-сорока, с красивыми карими глазами и коротко стриженными черными волосами.       — Слава, садись, поговорим, — она кивнула на стул рядом с диваном. Я сел.       Женщина представилась следователем прокуратуры, она наскоро расспросила меня о нашей жизни с этим козлом, о том вечере, когда я нашел маму еле живой на своем диване. Но сильно в душу мне не лезла, да и вообще было заметно, что приехала сюда так, для протокола.       — Тебе есть где жить, пока маму не выпишут? — спросила она напоследок.       — Здесь, он пока у нас поживет! — встрял Витёк.       Женщина глянула на тетю Лену, та кивнула.       Вечером тетя Лена сходила за моими вещами. Ее сопровождал участковый, меня в квартиру не пустили, и мы с Витьком ждали их на лавочке. Соседи бросали на меня любопытные взгляды, но с вопросами не лезли. Я вспомнил слова медсестры: «Маму выпишут и пойдете домой». Куда мы пойдем? У нас нет и не было своего дома.       — Витёк, нам ведь надо будет квартиру снимать, где я деньги возьму?       — Прорвемся, Славка. Вот поправишься, будем всеми днями ходить по электричкам.       — Считай, что я уже здоров.