эй, кто-нибудь..!

      Петр Петрович дал нам денег на первое время. Мама взяла. Она могла выйти на работу только через месяц. Моя уже довольно приличная заначка хранилась у Витька. Я не решался сказать матери, что уже давно подрабатываю, справедливо опасаясь ее запрета. Сам по себе в голове возник план ввести в курс дела нашего доктора. Так я мог вернуть ему вложенные в нас деньги, и в дальнейшем через него помогать маме. Пусть себе думает, что добрый дядя-доктор продолжает материально ее поддерживать. У Витька мой план вызывал сомнения.       — Этот чувак сразу сдаст тебя матери, — сказал он.       Но я рассчитывал, что придумаю, как себя обезопасить.       До конца каникул оставалось две недели. Я мечтал о новой сумке и кроссовках.       В воскресенье мы отправились на станцию с утра. Подходя к путям, Витёк вдруг замедлил шаг, во что-то вглядываясь, потом схватил меня за локоть и остановился.       — Афганец! — с ненавистью прошептал он.       Я ничего не понял. Друг, прищурившись, смотрел на невысокого мужика в простой серой ветровке, лет где-то сорока-сорока пяти. В компании трех человек помоложе он курил возле нужной нам электрички.       — Кто это?       — Афганец, бля! — Витек сплюнул.       Пока мы нерешительно мялись на платформе, он рассказал мне, что еще два года назад собирался зарабатывать гитарой хлеб насущный. Но при первой же вылазке его за шкирку выкинули из вагона представители вокзальной мафии. Начальствовал над ними тот самый Афганец.       — Но его же потом посадили! — недоумевал Витек.— За убийство, я точно знаю.       Предложение мне работать с ним в паре Витёк сделал в полной уверенности в нашей безопасности. Относительной, конечно. В этом бизнесе нельзя было расслабляться. Здесь, как и везде, грызлись из-за места — калеки, «отставшие от поезда», бомжи и горе-музыканты вроде нас.       Мы были не имевшими никаких прав детьми, и если кто-то из этой братии снисходительно игнорировал наше присутствие, другие гнали взашей. Хотя, если честно, нас редко кто трогал. Витёк считал, что это моя заслуга. «Ну у какого мудака на тебя рука поднимется?» — говорил он. С ментами мы вообще прекрасно ладили. Те были падки на шансон, а с весны по их просьбам мы исполняли «Прорвемся, опера» из только что вышедшего тогда сериала.       При Афганце никакой грызни не было — все было поделено и находилось под жестким контролем.       — Нам делиться придется, да? — спросил я.       — Делиться? — усмехнулся Витек. — Насколько я знаю, за место нужно сначала заплатить. И нехило.       — Вить, а ты не обознался? Ну как он мог так скоро из тюрьмы выйти?       — Не обознался. Слав, они тут с незапамятных времен, я их всех знаю. Вон Клешня — он меня из вагона выкинул, спасибо, гитару не сломал, вон Колода, Тормоз. А вообще их человек десять было. После суда над Афганцем их разогнали, они разъехались кто куда.       — Может, они сейчас не при делах?       — Хрен их знает.       Между тем опасная четверка докурила и зашла в здание вокзала.       — Ну, что делать будем? — спросил я.       Витёк схватил меня за руку, оглянулся по сторонам и рванул к вагонам. Чувство тревоги не оставляло нас весь день. Но ничего страшного не произошло. И на следующий день тоже. Однако стоило нам немного расслабиться, как мы, переходя из вагона в вагон, нарвались на Клешню и Колоду. Думаю, именно нас они и ожидали в тамбуре.       — Идите-ка сюда, ребятки, — поманил нас пальцем Колода.       Я сделал то, чему учил Витёк — рванул обратно в вагон, к людям.       Но Колода одним прыжком настиг меня и схватил за шею. Клешня уже держал Витька.       — Отпустите нас, мы уже уходим! — закричал Витёк.       — Ах вот как! — осклабился Клешня. — Нагребли полные карманы и домой засобирались?       — Это в последний раз! — Я решил давить на жалость. — Мне деньги очень нужны, у меня мама болеет.       — И отца у тебя, конечно, нет? — с наигранным сочувствием спросил Клешня. У него была бритая голова и мерзкая, глумливая харя. — Совсем распоясались, ублюдки мелкие, хотите, чтоб вам кишки ножичком повыковыривали?       — Да уймись, Клешня! — подал голос Колода. — Совсем пацанов запугал.       Он погладил меня по голове и наклонился к моему уху:       — Тебе правда деньги нужны? — В его голосе было не больше сочувствия, чем у Клешни. Я кивнул.       — Да без проблем! — продолжил он. — Такой хороший мальчик и поешь ты хорошо. Договоримся, м?       — В общем, так, щенки, — сказал Клешня, — хотите остаться в теме — завтра часам к двенадцати подойдете к справочной вокзала, вам там скажут, куда идти. Скажете, что насчет работы. Усекли? Ну, а выручку я изымаю. Не заслужили вы ее еще.       Когда мы вышли из поезда, нас ощутимо потряхивало. Витёк молча притянул меня к себе, и мы пошли к нему домой. Предполагалось, что там мы обсудим наши дальнейшие действия. Но вот мы сидим на кухне уже час и молчим. Понятно, что на вокзал мы больше не сунемся.       У меня не возникало желания узнать, что за работу там хотели нам предложить. Я был достаточно просвещенным, благодаря другу, мальчиком. Знал о существовании педофилов и других извращенцев. И что детей заставляют торговать наркотой и красть вещи у зевак. Но где нам теперь заработать денег?       В конце концов Витёк поднял голову и серьезно посмотрел на меня.       — Ладно, не дрейфь. Я что-нибудь придумаю.