эй, кто-нибудь..!

      Утром я с трудом разлепил опухшие веки. Голова раскалывается, нос дышит через раз, в горле страшно першит, видимо, я спал с открытым ртом. Хотя першит не только от этого. Я вспомнил, как вчера блевал в кустиках возле станции. До этого мы пытались придать своей одежде пристойный вид, счищая с нее липкую грязь и траву. Витёк поправил на мне джинсовку и стал приглаживать растрепанные волосы. В этот момент я ощутил жуткий спазм в животе, рванул в кусты, где меня вывернуло буквально наизнанку. Стоило мне разогнуться и начать дышать, как меня вновь скрутило. И так несколько раз, и мне казалось, что из меня выходит уксусная кислота. Витек гладил меня по спине и хрипел: «Славочка, ну сейчас же электричка». Что этот гад сделал с его горлом? Было слышно, что и дышит он сипло. Уже темнело; услышав приближение поезда, Витёк сгреб меня в охапку и потащил к платформе. Всю дорогу мы молчали, но друг все время с беспокойством на меня поглядывал. А мне на него больно было смотреть, в спешке мы плохо стерли кровь с его лица, на щеке была глубокая ссадина, на губе рана, и взгляд… безумный какой-то. У моего подъезда он остановился.       — Один иди, — просипел он, — придумай, что матери скажешь.       Но ни он, ни я с места не двинулись, стояли и глазели в почти полной темноте. У меня сердце тяжело бухало в груди, так муторно было, что и не высказать. И я знал, что чувствует сейчас Витёк.       — Ты как? — тихо спросил он.       — Нормально. А ты?       — Я? Я… — и до меня донеслись глухие клокочущие звуки, его плечи задергались, он словно снова задыхался.— Я думал, с ума сойду, Славка! Зачем ты… А если бы они?.. Как бы я дальше жил?!       Я тоже начал всхлипывать.       — Никогда больше так не делай!       — Я боялся, что… — уже рыдая, начал я.       — Никогда! Пусть меня на кусочки режут, мне это легче, чем знать, что ты… им, за меня…       Я не выдержал, обхватил его руками и, крепко прижавшись, лил слезы и сопли на его и без того грязную одежду.       — Иди, иди, пожалуйста, — шептал он, — позвони ко мне домой, скажи, что сейчас приду.       Слава богу, мама обошлась без слез.       — Подрался?! Славка, через три дня в школу, а у тебя синяк будет на пол-лица!       — Они первые начали! — Я старался выглядеть как можно спокойнее и говорить без дрожи в голосе. Как ни странно — получалось.       Я долго мылся, закрывшись в ванной на щеколду. В запотевшем зеркале отразилась зареванная физиономия с покрасневшей щекой и пустым взглядом.       — Ничего, все нормально, — шепнул я своему жалкому двойнику, — все ведь обошлось? Ничего страшного не случилось, да?       Но стоило закрыть глаза в своей постели, как картина недавно пережитого кошмара отчетливо привиделась мне. Даже, знаете, те детали, которые мой мозг в панике, казалось, и не фиксировал, сейчас открылись мне в мельчайших подробностях. Я вспомнил взгляд Тормоза, когда Колода схватил меня за шею — предвкушающий взгляд маньяка. Вспомнил, что в расстегнутую ширинку уже вывалился синюшный вонючий член в жесткой волосне, и вперился мне в лоб. Взгляд Афганца напоследок. Неудивительно, что я подумал, что Витёк уже мертв, и теперь моя очередь.       Не помню, как заснул. Провалился в черную, грязную яму и не мог выбраться до утра. А утром понял, что еще и простудился.       В тот день мы не виделись с Витьком, только переговорили по телефону. Голос его почти пришел в норму, что несказанно меня порадовало. Только вот бодрости в нем особой не было.       — Слав, я так виноват перед тобой! Зачем я только потащил тебя на эти дачи! — сказал он.       Я горячо убеждал его, что он ни в чем не виноват, что он лучший друг на свете. Он перебил меня:       — Чё ты гундишь? Опять ревел, что ли?       — Простудился я.       — Ну, так я и думал.       Мама взяла аванс на работе, и на распродаже мы купили кроссовки и школьную сумку по ее выбору.       Мы с Витьком ходили в разные школы. Для того, чтобы мне перевестись, нужно было заявление мамы. А ей, понятно, было не до этого. Проблема казалась несущественной, пока мы жили рядом. А теперь мы виделись далеко не каждый день. Чтобы добраться до дома Витька, мне нужно было проехать на автобусе несколько остановок. А он перестал приходить ко мне. Я долго ломал голову над причиной его отчуждения. Потом словно озарение нашло — Витёк считает себя не справившимся с ролью старшего брата, которую я ему навязал. Моя тупая голова не могла придумать нужных слов, чтобы убедить его в моей безграничной любви и доверии. Мне не хватало друга. С одноклассниками у меня в конце концов сложились ровные приятельские отношения, но это не было дружбой. С бо́льшим удовольствием я общался с друзьями Витька. У него их было много, его открытость и доброта притягивала людей. Но я-то был одним-единственным, самым близким. Братом.       Так, перебиваясь редкими встречами, я дотянул до нового, 2001 года.       Я стопудово рассчитывал встретить его с Витьком. Даже если не пригласит, я навяжусь к нему в компанию. Откажет — буду настаивать.       Но он позвонил и пригласил. И не надо было идти в незнакомое место, все Витькины друзья собирались у него дома, так как тетя Лена уходила с коллегами в ресторан. Как же я ждал этого праздника!       — Ма, я на Новый год к Витьку, можно?       Ее глаза вдруг погрустнели.       — К Вите? Ну… можно, конечно.       — А ты?       — Я дома буду.       Моя радость немного поутихла.       — К нам кто-нибудь придет?       — Нет, зайчик, никто не придет. Петр Петрович с женой идут к детям, а больше друзей у меня нет.       Каким бы абсурдом это ни казалось, но моя красивая, милая мама за все время работы в стационаре не завела ни одного романа, упорно избегая многочисленных ухажеров. Петр Петрович даже высказывал недоумение по этому поводу, ведь среди поклонников попадались вполне симпатичные люди: «Это называется из крайности в крайность, Верочка».       — Это называется «обжегшись на молоке, дуть на воду», — серьезно ответила мама.       Я не мог оставить маму одну в такой праздник. Только отпросился ненадолго, чтобы съездить поздравить Витька. Он обрадовался, увидев меня, и потащил в комнату. Я думал, что пришел первым, но на диване сидела девушка. Миленькая, но ничего особенного — голубые невинные глазки, льняные, заплетенные в косу волосы. Даже одета как-то блекло.       — Оль, познакомься с моим другом, — улыбаясь, сказал Витек.       — Слава, — представился я.       Невинное создание мило улыбнулось.       — Витёк, я только поздравить пришел. Я не смогу остаться.       Я наскоро объяснился. Было очевидным, что Витька это расстроило, к моей, стыдно признаться, радости. Он пошел провожать меня и у двери шепнул:       — Это моя девушка.       — Да я уже понял.       — Ну и как тебе?       Я считал, что мой Витек достоин королевы.       — Да вроде ничего.       Я вдруг понял, что девушка мне неприятна. Скорее — неприятен факт ее появления в жизни друга.       «Овца драная, — думал я, возвращаясь домой, — это из-за нее у Витька нет на меня времени».       Весь праздник я провел в раздумьях. Нелегко было признаться себе, что я в который раз тупо ревную, как маленький ребенок.