Камера...мотор!

- Ляля, стой!!! Вернись в трейлер, простудишься. - Не простужусь. – Лёша расчистил место на скамейке и сел. - Ты знаешь, что нельзя сидеть на холодном? Тебе разве мама не говорила? Детей не будет. - Какой из меня отец… - Лёша потер глаза кулаками, как делают маленькие дети, когда просыпаются. Он и правда, как будто пробудился от долгого сна. – Я даже дружить не умею. - Ну, это ты зря. – Максим присел рядом с ним на скамью прямо на снег. – Подумаешь, не заметил, что у подруги роман. Уже год. И что ее бросили. И что она переживает. – Кретов поставил локти на колени и уткнулся лицом в ладони. - Ладно, можешь поржать. Разрешаю. - Прости… - Кретов практически застонал и, откинувшись на спинку скамьи, разразился таким смехом, что на них невольно обернулись несколько человек из съемочной группы, бродивших по площадке. - Эй!!! Мог бы и не так громко. - Прости, Лялькин. – Максим утер рукавом пальто выступившие на глазах слезы. – Не мог удержаться. Тем более, ты сам разрешил. Что, СувЖопность замерзла? – спросил он, глядя, как Суворов заерзал по скамейке. – Пойдем уже, а то пришлю за тобой Петрову, она хоть и мелкая, но сильная. - Не пойду. Останусь тут. Замерзну и умру. – Прошептал Алексей и спрятал в поднятый ворот пальто замерзший нос. - Да прекрати ты уже вести себя как обосравшаяся принцесса! Девчонке и так плохо, хоть она и не признает, что ей теперь еще и тебя успокаивать, да уговаривать придется? А? Так, что вставай, нацепив на мордочку самую очаровательную из своих улыбок, и дуй к своей подруженьке. Или тебя на ручках отнести? - Я сам.- Алексей встал со скамейки и стряхнул с плеч так и не прекративший падать снег. – Пойду, извинюсь. - Извиняться не надо, будет вполне достаточно, если ты признаешь, что был эгоистичной скотинкой и пообещаешь впредь быть внимательней к своим близким. Хмыкнув, Алексей направился к трейлеру, но подскользнулся и едва не растелился у ног своего коллеги, благо тот подхватил его в самый последний момент. - Я гляжу, принцесса так и напрашивается, чтоб ее донесли на руках до ее покоев. - Я не принцесса! – Суворов смерил его взглядом и, гордо откинув со лба, намокшую от снега обесцвеченную челку потихоньку, стараясь не упасть, мелкими шажочками засеменил в свой трейлер. Кретов лишь улыбнулся и пошел следом. * * * * * * * * * * * * * * * За те месяцы, что шли съемки, Лёша успел свыкнуться со своим новым образом и уже не страдал, глядя на свое отражение в зеркале. Откровенно говоря, ему даже нравилось играть такого манерного персонажа. Нравилось, что можно покапризничать и «поломаться». А самое главное – внимание. Суворов всю свою жизнь обожал, когда все внимание окружающих его людей было приковано к нему одному. И даже вечные Кретовские – Ляля, Принцесса и Зефирка, уже не злили, а лишь вызывали у него милую улыбку и кокетливое похлопывание подкрашенными ресничками. Прав был Мармеладов из нетленного романа Достоевского: - «Ко всему-то подлец-человек привыкает!». Пожалуй, за исключением подлеца. Ибо при всей своей эгоистичности и немалой самовлюбленности уж кем-кем, а подлецом Суворов не был никогда. Да и со своей новой временной жизнью, спустя пару месяцев душевных терзаний, немного свыкся и привык. Привык к нелепой одежде, макияжу и укладке. Привык к заинтересованным, насмешливым, а порой и злым взглядам случайных прохожих, каким-то непостижимым образом, попавшим на съемочную площадку. В основном, конечно, это были жители небольшой деревни, в окрестностях которой они производили натурные съемки. Куда тяжелее приходилось Кретову, который был вынужден каждый день ездить в Москву на репетиции и спектакли. Суворов же, каким-то чудом уговоривший Илону, которая, к слову говоря, терпеть не могла комнатные растения, поливать единственный цветок в своей квартире (а оттого особенно любимый), попрощался с Москвой и весьма комфортно расположился в трейлере. И даже создал в нем по его мнению уютную обстановку – разбросав свои вещи и прикрепив с помощью лейкопластыря на зеркало фотографию себя любимого с родителями. * * * * * * * * * * * * * * * - Нет! Нет! И еще раз нет! – Алексей, запустив обе руки в волосы, нервно мерил помещение шагами. - Ляля, да не ори ты так! – Максим схватил ходящего взад и вперед по комнате актера за плечи и легонько встряхнул, будто пытаясь вытрясти охватившее его безумие. – Хватит метаться как тигр в клетке. Остановись. Лёша грубо сбросил с плеч удерживающие его руки: – Да пошел ты! Достало всё! Не могу! Не хочу! Суворов сел на диван и, обхватив голову руками, принялся раскачиваться из стороны в сторону, не переставая повторять: - Не хочу. Не хочу. Не хочу. - Ляля… - Максим сел рядом и, положив на его плечо руку, успокаивающе похлопал. – Лёша, ты же актер! В конце концов, ты же мужик – возьми себя в руки, хватит истерить! - В том то и дело, - Суворов зло скинул руку с плеча. – В первую очередь я МУЖИК, а уже во вторую актер! Я не могу…. Как написано там… - Лёша со смесью ненависти и страха посмотрел на листки, разбросанные по полу. Проследив за его взглядом, Максим лишь тяжело вздохнул, и устало потер ноющие виски. Нервная обстановка всегда вызывала у него резкие приступы головной боли. Организм всячески подавал сигналы к бегству. Оно, вероятно, было бы проще всего. Отстраниться и пускай бы с этим ходячим недоразумением разговаривали продюсер, режиссер, юристы, да хоть Папа Римский! - Лёша ты должен. И ты это знаешь. Ты подписал контракт. Если откажешься - будешь вынужден выплатить неустойку. – Суворов согласно кивнул. – У тебя есть такие деньги? Нет. Отнесись к этому как в возможности расширить грани своего актерского таланта. - Дело не в этом. - А в чем тогда? - Одно дело изображать гея, порхая как бабочка по заснеженным полям за ручку со своим возлюбленным, а совсем другое, - Суворов кивнул на разбросанные листки, - это… - Ты боишься что ли? – Максим, вопросительно приподняв бровь, посмотрел на своего коллегу. - Чего это мне бояться?! – недоуменно на него уставившись, Лёша продолжил. – Это ты бойся, как бы у меня рефлекс гетеросексуальный не сработал и я твою смазливую мордочку не подпортил. - Нет.… Все-таки боишься. - Я сказал - нет! – Лёша подскочил с дивана и, уперевшись руками в бок, с вызовом посмотрел на своего партнера по съемкам. – Я ничего не боюсь. - Спорим, боишься? – мысленно ликуя, что Суворов заглотил наживку, Максим продолжил его накручивать. – Аж коленочки, поди, дрожат! - А вот и нет! - Не верю. - А ну пошли! – Алексей схватил Максима за рукав и потащил в сторону двери. Суворов практически бежал к специально построенному для съемок павильону, на ходу кивая встреченным по пути членам съемочной группы. Он был полон решимости, во что бы то не стало доказать Кретову и всем остальным, что Суворов Алексей Константинович ничего не боится. Осветители выставляли свет, а режиссер, сидевший в кресле и что-то записывающий на листке бумаге, увидев актеров, кивнул им, чтоб проходили и готовились к съемкам. Отчего-то увидев кровать, Лёшин энтузиазм не то что поубавился, он куда-то молниеносно сбежал, сверкая пятками. Нервно сглотнув, Суворов сел и, несколько раз глубоко вздохнув, взял протянутый ассистентом режиссера листок со сценарием. На площадке осталось всего несколько человек в том числе переводчик, который непрерывно был рядом с режиссером. - Господин Томпсон просит актеров занять свои места. Проклиная тот день, когда он поставил свою подпись под контрактом, Лёша снял обувь, футболку, джинсы и, забравшись на кровать, поспешил залезть под одеяло и уставился в потолок. Впервые в жизни ему захотелось стать невидимкой. И едва почувствовав, что на кровать забрался еще один человек, Лёша что есть силы зажмурил глаза.