В сценарии этого не было!

      Верно подобранное описание чувству – остро, только доля вины ветра здесь слишком мала. Увлеклась, забылась, потерялась на грани действительности и ощущений. И снова этот мир – настоящий, равнодушный, где среди массы приветливых улыбок как никогда одиноко. Всё не то, все – не те. И тот, кто рядом сейчас, и тот, кто снова ускользает.       Эби чувствовала присутствие Леона за спиной, не оборачиваясь, не замедляя шаг, сверля глазами спину Тома, маневрирующего в толпе, уже забывшего о ней. Теплые ладони растирали ей руки, но дрожь не проходила, на плечи накинули пиджак – машинально поблагодарила, сжав края тонкими пальцами. Под мелодии музыки, смеха, болтовни, сливающихся в одно целое, она выпила еще бокал. И так же постепенно, как таяли пузырьки шампанского во рту, испарялось самообладание. Улыбка, приклеенная, неестественная, но кому какое дело – всем плевать, кто в маске сам от других иного и не ищет.       Девушка смотрела, как Том гладит спину своей жены, как играет с прядью ее волос, шепчет что-то на ухо, смеется, целует в висок… Настолько завораживающе, что невозможно отвернуться, хотелось продолжать и видеть больше, хотелось делать себе больнее. Чтобы до конца уже, чтобы вдрызг и начисто. Не оставлять место тоске и мечтаниям, возненавидеть, вырвать, выжечь. Пусть останется пепел, пусть станет неважно. Как неважно ему сейчас, что она стоит здесь, до онемения сжимая зубы, до безумного блеска в остекленевшем взгляде не отводя глаз… Даже не обернулся ни разу.       - Отвези меня домой, - попросила Эби, чуть повернув голову. Захотелось уткнуться в плечо Леона, такое теплое и дружеское, но даже для нее это было слишком унизительно и слабовольно.       Она нашла в себе силы найти виновника торжества и попрощаться, пожелать хорошей ночи знакомым, улыбнуться новым приятелям, не смотреть больше на Харди. Голова кружилась, даже освежающий уличный воздух не принес облегчения, Эби подняла ее высоко, вглядевшись в ночные звезды с единственным желанием, чтобы не потекли слезы, согревая щеки и смывая с ресниц тушь.       Она дрожала и обхватывала руками себя за плечи, но вернула пиджак Кано, несмотря на его протесты. И с облегчением приняла его молчание, пока они ехали по неоновым ночным улицам под негромкий звук радио и начавшегося дождя за окнами машины. Пусть думает, что хочет, ей уже все равно. В своих же мыслях только пустота и завывающий ветер, как тот, что единственный не выпускал ее из ласковых объятий, что оставался с нею всегда, когда другие исчезали.       Эби чертила ногтем по окну, ведя по линиям сбегающих по стеклу капель. В ушах шумело, то ли от скорости, то ли от выпитого. Она откинулась в кресле и губы ее начали медленно растягиваться в улыбке, через несколько секунд девушка уже тихо посмеивалась.       - Что? – спросил Леон, бросая на нее заинтересованные взгляды, но стараясь не отвлекаться от дороги, - Что смешного?       - Шесть лет ни капли спиртного, - вытянула она перед собой шесть пальцев с аккуратным маникюром, - И сама не поняла, как махнула три бокала сегодня!       - Кажется, их было больше, - негромко поправил мужчина.       - Шесть лет, - не слушая его, продолжала Эби, словно общаясь сама с собой, - И из-за чего я наступила на горло своим убеждениям?       - Ты переволновалась, с кем не бывает.       - В моей жизни бывали волнения и похуже.       Леон притормозил у обочины напротив дома О’Нил, как раз рядом с ее подъездом, и повернулся к уже переставшей веселиться девушке. Он или не хотел замечать, что ее смех за самоиронией прятал нечто другое, или списывал на влияние шампанского.       - У каждого человека временами переполняется чаша терпения, волнения, тревоги или желания. И он срывается.       Эби вгляделась в его серьезное выражение лица, чуть склонив голову.       - Но с тобой такого не бывает, так ведь?       - Ты меня плохо знаешь.       - Я бы сказала, я тебя почти не знаю.       Возможно, кто-то другой на его месте сейчас бы предложил спросить все, что ее интересует, или принялся бы отшучиваться, но Леон промолчал, только в темных глазах его мелькнуло что-то, будто предостережение – зайдешь за черту, обратно не выберешься.       - Иди сюда, - поманил он девушку, прислонив ладонь к ее щеке.       Она оторвала глаза от дворников, не успевающих убирать с лобового стекла ручейки усилившегося дождя, и потянулась к мужчине для обычного короткого поцелуя на прощание. Только зачем-то обхватила ладонями его лицо, придвинулась ближе и запустила пальцы в его волнистые волосы. Вздохнула тяжело и прикрыла веки, прижимаясь крепко губами совсем не по-дружески, вызывая его язык на честный поединок.       Словно в тисках сдавливало виски, внутри переворачивалось что-то, но так отчаянно хотелось расплескать эту пресловутую чашу со всеми названными Леоном чувствами. И наполнить себя, хоть чем-то, пустоту эту с гуляющим ветром забыть, забыться. Эби перебралась со своего сидения и уселась верхом на мужчину. Платье задралось и ее бедра тут же смяли мужские руки, осторожно и неуверенно сначала, но стоило девушке призывно выгнуться, как они осмелели.       Дождь стучал по крыше, шуршал по асфальту, заливая улицу, но Эби слышала лишь свое дыхание. А в мыслях темнота чередовалась с нитью маленьких фонариков, и два силуэта под ними, и совсем другие теплые руки, и ощущения иные, когда те, другие, губы ее касались. В глазах защипало вдруг и она отстранилась, прервав поцелуй и уронив нечаянно одинокую слезу.       - Я не хочу, - прошептала девушка, убирая с себя руки Леона и возвращаясь на свое место.       Чувствуя себя так ужасно, будто только что совершила непоправимую ошибку, она вытерла влагу с щеки, не решаясь взглянуть теперь на человека, на котором неудачные эксперименты ставила.       - Так плохо? - спросил он негромко.       - Даже не представляешь, - ответила она с усмешкой.       Что бы Леон ни имел ввиду, что бы ни имела ввиду она, Эби знала, что они поняли друг друга правильно. Иногда ей казалось, что он видит насквозь, только не пытается лезть в ее жизнь, не пытается учить, исправлять, указывать на ошибки. Он просто всегда остается рядом, ничего не требуя взамен. А она так легко все испортила.       - Хочешь, я полечу с тобой во Францию?       Еще один тихий вопрос, чтобы вывести ее из внезапной замкнутости наедине со своими мыслями. И стоило именно сейчас напоминать о грядущем фестивале, где ей необходимо представлять свой с Харди фильм? Зачем он это предложил? Чтобы служить барьером, чтобы появляться в самый подходящий момент и напоминать, что Том женатый?       - Не стоит, - бросила Эби, чувствуя возрастающее раздражение, - Прости, мне пора.       Раскаты грома сопровождали ее короткий путь под прохладным ливнем до большой металлической двери, за которой приветствовала спящая темнота с потухшими лампочками. Лишь добравшись до своей квартиры, Эби поняла, что электричества нет во всем доме. В который раз тычась наощупь ключом в замочную скважину и злясь на все вокруг, она шмыгала носом и крепко жмурила глаза, стараясь сбросить стоявшие в них слезы. Оказавшись, наконец, дома, она тихонько прикрыла дверь и, намереваясь тут же отправиться на кухню в поисках свечей, споткнулась обо что-то в темноте и растянулась на полу, ударившись ногой все в том же, больном, месте. Слезы горячим потоком брызнули из глаз, и девушка лежала, раскинув руки на холодном паркете, рыдая в голос, то с истеричным смехом, то с появившейся икотой.       Да, каждый человек срывается. И не нужно для этого чрезмерных усилий или особых потрясений, иногда достаточно лишь крохотной искры, беспечно брошенной на высушенную листву. И пусть не впервые было и каждый раз тухло, затаптывало, уносило, вымывало. Но всему когда-то наступает предел, плохи шутки с огнем, рано или поздно полыхнет обязательно.       Возможно, наутро все пройдет, утихнет, растворится, закончится как и этот ночной дождь, рассеется вместе с утренним туманом. Но сейчас единственным возможным путем освобождения для нее было выплакать всласть, выстрадать давно копившееся. Говорят, от этого легче становится.       И правда. Словно вместе с соленой влагой постепенно что-то уходило, испарялось, как яд, высосанный из раны, как острый осколок, вынутый из саднившего пореза. И дрожь отступала, принося на смену безразличное успокоение и тишину.       Эби не заметила, как задремала, свернувшись клубочком в темноте, и воспаленное сознание принялось играть с ее снами. Неслышные шаги как будто рядом и дуновение печального вздоха. Двое посреди темной комнаты, не знающие, зачем судьба так часто сталкивает их вместе. И словно губы не шевелятся, а общаются их мысли.       И с закрытыми глазами видя ясно лицо напротив, Эби хотелось выдать обвиняющее, а вышло почти жалобно:       - Ты здесь?       Слова порхали во мраке, отражались эхом, усиливали звук и уменьшали, а лицо, кому обращены они были, недвижно оставалось, хоть и тревожно, судя по морщинкам на лбу и между бровей, до которых так хотелось дотронуться и разгладить.       Мужчина не ответил, а только положил ладонь на ногу девушки, на место давно прошедших синяков и отеков, и поморщился, будто ему сейчас под дых ударили, а не у нее все внутренности от одного только прикосновения скрутило.       - Прости.       Не нужно было лишних вопросов и пояснений, чтобы понять, о чем он. Перед глазами вновь его презрение, надежда объяснить, авария, больница… И почему-то стало так противно, захотелось стряхнуть его руку со своего колена и отправить ко всем чертям вместе с извинениями. Чувство вины причина тому, что он здесь? Так ей совсем не нужна жалость.       - Забудь, - тихо сказала Эби и тени по образу и подобию Тома, и самой себе, чувствуя себя настолько гадко даже в этом неясном сновидении, что хотелось взвыть, убежать на балкон и плакать, рыдать навзрыд, и чтобы дождь по лицу, прямо как в старых мелодрамах…       Только не хватит прыти ее измученному телу, она уже лежит посреди комнаты как и есть, без сил, будто в оцепенении. Зачем пытаться двигаться, к чему принуждать себя доказывать, что ты все еще невредима и несломлена, если не сделав и трех шагов, снова окажешься на полу, несчастная, убогая, придавленная собственной накрученной и преувеличенной мыслью о боли, что несомненно испытывала. Открыться полностью ему на потеху? Нет. Уж лучше тот Ровер вновь сшибет ее, переломав кости, да на этот раз наверняка, чем видеть в его зеленых глазах жалость.       Эби отворачивалась, сопротивляясь во сне бережным рукам, не хотела верить успокаивающему голосу, металась, словно в бреду. И, наконец, проснулась. Но не солнечный свет ее приветствовал, прокравшись первым утренним лучиком за занавеску, а все тот же дождь в хмурых предрассветных сумерках и моргающие нули электронных часов, отражающиеся в оконном стекле.       А дальше на автомате: душ горячий и долгий, кофе крепкий и много. И самое главное, твердое обещание себе вычеркнуть вчерашний день и забыть о нем. Это не трудно, когда он уже остался позади, в прошлом. Как и Эби та, жалеющая себя в слезах на полу, тоже исчезла в прошлом. Сегодняшняя Эби перешагнула ее и не оглянулась, теперь она твердо стоит на ногах и трезво мыслит, хотя легкое похмелье и кружит голову. Как смело можно рассуждать об этом и убедить себя теперь, когда эмоции поутихли! Словно нажав на переключатель чувств или настроений, словно это, действительно, так просто.       Девушка собралась налить себе еще одну чашку кофе, входная дверь тихонько отворилась и, как и в прошлый раз, следом крадучись вошла Саманта. Ее промокшие длинные волосы липли к рукавам джинсовой куртки, а растекшийся макияж оставил огромные темные пятна под глазами.       - Твою мать... - пробубнила она с порога, увидев сестру, и смиренно склонила голову, готовясь к очередному нагоняю.       Но Эби молчала, бросив лишь взгляд через плечо и, налив себе ароматного и свежесваренного, села обратно на стул, вытянув ноги под столом.       - Что, отчитывать не станешь? Где меня черти носили, почему от меня бухлом воняет?.. Или мне следует самой упасть на колени и каяться?       Сэм разошлась, приняв безразличное молчание за крайнюю степень гнева, который прорвется наружу, стоит только спровоцировать, к чему она и стремилась, приготовившись до победного отстаивать свою правоту.       Но старшая осталась спокойна и только коротко ответила, так же мирно взглянув на сестру:       - Твоя жизнь. Делай с ней что хочешь.       Девушка удивленно распахнула глаза на мгновение и сразу стушевалась как-то.       - А... Хорошо.       Она собрала мокрые волосы в пучок, завязала на затылке и отправилась в свою комнату, ничего больше не сказав. А Эби вдруг овладела мысль, что ее реакция самая верная, ведь ничто не ограничивает свободу действий, как безразлично произнесенная ею фраза.