you'll never know what hit you

«Вот что создает душевную величайшую боль, тревогу. Вы не можете покинуть мир, который заковывает вас в цепи; вы не можете оставить тех, кто стал вашими преградами в жизни, потому что они также — и ваша привязанность, ваша радость.» — Ошо

Убегать от проблем — не выход совсем, но лучшее решение, которое находит Соске, скрываясь ото всех на берегу моря, где холодный ветер отрезвляет хоть на какое-то время, помогает собрать мысли в кучу и начать понемногу анализировать и прокручивать все, что произошло до и может произойти после. Как он дошел до этого — Соске не знает пока и навряд ли узнает когда-нибудь потом. Потому что все кажется до смешного простым и невероятно сложным одновременно. Привязанность. Четыре слога, тринадцать букв. Это слово самое простое и заурядное, таких существует еще — целый ворох. Обычное чувство. Такое испытывают к родителям, лучшим друзьям и знакомым, своим домашним животным. Привязанность к Рину. Она кажется чем-то неправильным, странным, противоестественным. Как будто одна деталь пазла из другого совсем набора, но ее насильно поставили на пустое место, заполнив пробел. Просто чтобы было. И это просто теперь все время мозолит глаза, все время мешает, раздражает, зудит, ноет. Привязанность тянет назад, не дает совершенствоваться, развиваться, идти вперед к чему-то. Она висит привязанным к ноге утопающего камнем; веревка жмет, натирает кожу и оставляет следы, не дает о себе забыть. Соске чувствует себя этим самым утопающим, только легкие не наполняет вода, и он не задыхается; хотя, ему кажется, лучше было бы наоборот, тогда мучиться нужно было бы меньше, а после все прошло бы с концами. Но ничего не проходит. Чувства смешиваются в одну кучу, переплетаются друг с другом, окружают, давят, душат. Въедаются в кожу, врезаются, оставляя после себя алые следы и глубокие царапины, порезы. Чувства заставляют думать, но мешают это делать. Сильный ветер ослабляет их, и Соске, как бы странно ни звучало, безумно благодарен ему за это. Всегда трудно справиться с чем-то, что встречаешь первый раз в своей жизни. Еще сложнее, когда пытаешься сделать все в одиночку, потому что даже если и есть желание посоветоваться с кем-то, позвать кого-то на помощь — звать некого, ибо нет никого, кому можно довериться настолько, что вывернуть всего себя и разложить перед ним было бы нормальным. Никто не поймет, а если и поймет, то будет тихо осуждать и хихикать в сторонке. Когда уйти от чего-то, что причиняет тебе боль, невозможно, что еще остается делать, кроме как сидеть тихо, терпеть из последних сил и понемногу умирать изнутри, покрываясь ранами и ссадинами, которые после останутся позорными шрамами и будут служить напоминаниями о всем том дерьме, с которым ты не смог справиться из-за слабости или еще чего. Соске усмехается своим мыслям. Если бы был выход, он бы его непременно нашел, может быть. Так он считает и искренне в это верит. Пытается верить. Просто потому что верить больше не во что; не осталось практически ничего, что не вызывало бы сомнений. — Перестань столько думать, — доносится из-за спины, и Соске знает, кому принадлежит этот голос, — это мешает тебе сосредоточиться. — Рин протягивает бутылку той самой газировки, и Соске запутывается окончательно.