Собирая по кусочкам. Месть

      Было темно. Нет, не так. Не было света. Даже если лежать с закрытыми глазами глубокой ночью и пытаться заснуть, все равно под веками будут плясать крошечные желто-красные точки. А сейчас - ничего. Может, все дело в том, что он просто ослеп? Или умер? Вот что чувствуют люди, когда покидают мир? Тогда почему кажется, что вот-вот сойдешь с ума от бьющегося в ушах скрежета стали о сталь, хруста поломанных костей и влажного чавканья плоти вперемешку с непрекращающимися криками? В тоже время вокруг стояла тишина. Загустевшая, плотная, к такой можно прикоснуться, если удастся пересилить давление, исходящее отовсюду и лишающее ощущения собственного тела.       Он попробовал пошевелить правой рукой, просто чтобы определить, есть ли она вообще. Пальцы сомкнулись на чем-то твёрдом, слишком большом, чтобы удалось обхватить одной рукой. Продолжая перебирать это нечто, он словно возвращал чувствительность конечности, медленно осознавал ее. А потом, со вспышкой гениального откровения, пришло понимание, что это большое нечто сильно давит на грудь, и что кругом стоит гниловато-сладкая вонь. Очень некстати захотелось блевать, и от желудка поступило оповещение, что вообще-то нечем. Оказывается, существуют моменты, когда можно обрадоваться голоду. Нелепая больная ухмылка растянула разбитые губы, мышцы лица свело в судорогу, гримаса так и застыла гротескной маской. В мозгу вспыхнуло горячее желание избавиться от давления сверху любой ценой. Оно превратилось чуть ли не в инстинкт, и вот уже обе руки отчаянно копошатся, и туловище извивается в попытке скинуть с себя ношу. Понемногу груз стал смещаться в сторону, но, как оказалось, нет места, куда его можно было отпихнуть. Он ненадолго прекратил возню, восстанавливая сбившееся дыхание, уже не обращая внимания на запах и тупую боль, разливающуюся в груди чуть ли не от каждого вздоха. Неповоротливые мысли медленно плавали в голове, прошло несколько минут, прежде чем мужчина решил, что можно попробовать поменяться местами с этим. Снова копошение, отчаянная возня червя, которого подошва сапога вдавила в рыхлую от дождя землю. Теперь, лежа сверху и чувствуя, что за спиной что-то плотное, мужчина открыл глаза и попытался распознать то, что доставило ему такие проблемы. Напрасно, ведь света не было решительно ни какого. Или он просто потерял сознание?       Он чувствовал себя погруженным под воду - ни звуков, ни запахов, в голове густая вязкая жижа из образов и обрывков несформированных мыслей, все тело так же невесомо и лениво. Никакой боли. Он умирает. Это уж точно. И зачем люди разводят вокруг этого такой шум? Не страшно. Ты легок, вокруг темно, краски мира не затмевают глаза, и в этот короткий и одновременно бесконечный миг заглядываешь в себя и видишь...       Как будто можно назвать все свое существо одним единственным словом, и сразу станет ясно все. Решительно все. От россыпи звёзд на небе до последней пылинки в пустыне, но кого это волнует, если прямо сейчас понимаешь себя. И наполняешься такой глубокой эйфорией, что дальше и некуда. Растешь, приобретаешь не испытанный доселе объем, поднимаешься, становишься невесомым от клокочущего внутри восторга, поднимаешься выше земли, выше неба и звёзд, дальше, неизмеримо дальше. И там теряешь радость, чувство наполненности. Там пустота, снаружи и внутри, а потом границы, выстроенные из плоти, предрассудков и желаний стираются. Ты перестаешь быть. Сливаешься с ничем до такого состояния, что и пустотой это не назвать. Для этого нет слов, оно не нуждается в обличительных рамках. Оно просто есть. И его нет. - Слышишь это, а? Я знаю, что слышишь! Как бы прозаично это не было, но к возвышенному состоянию просветления примешался монотонный звук. Шарк-вхх-шт... Шарк-вхх-шт... - Нервирует, а? Как при таких мирских звуках ты можешь думать о вечном и бесконечном?!       В невесомость проник крошечный лучик света. Блестящий, матово-серебряный, противный этому месту. Свет обволакивал его, отделяя от чего-то, с чем почти уже слился, возвращая ему оболочку, бессвязные мысли, четко отмеренные границы тела, с которым пришла и боль. - Хреново быть живым, а?       Голос был мужским и веселым до омерзения. Он постоянно повторяет это свое "а". Вместо усталости или безразличной апатии, свойственной для кого-то, кто утратил человеческое начало, он ощутил вполне обычное раздражение и ленивое бешенство. Да, это возможно. Давление на спину ослабевало, стало каким-то рыхлым. А потом что-то пребольно ткнуло под лопатку. - Прости, я не специально.       Сильные руки вцепились в него и осторожно подняли, перевернув лицом вверх. Свет ударил резче, под веками наконец-то запылали огни. Он не ослеп, слава Многоликому. Надо же, вспомнил богов. Градус человечности повышается. Осталось подумать о собственном имени. - С возвращением в мир живчиков, Якен, - усмехнулся веселый голос. "Как кстати..."

***

      "Королевская Гавань была основана Эйгоном Завоевателем в месте, где река Черноводная впадает в залив. В устье - широкая и глубокая река с быстрым течением, которое местные жители называют коварным и предательским". Какая ирония, не правда ли? "Хотя с юга к городу подходит несколько важных дорог с постоянным движением, мостов через Черноводную нет. Еще южнее, за рекой, лежит Королевский Лес, охотничьи угодья. Сам город расположен на трех холмах, которые по сей день носят имена Эйгона и двух его сестер: Висеньи и Рейнис. На холме Висеньи в юго-восточной части города находится главный храм страны, посвященный Семерым - Великая Септа Бейлора", - таким было описание столицы и самого крупного города Вестероса, которое Арья читала на уроках, проводимых их мейстером. Это выглядело интересно, особенно часть про Драконье Логово на холме Рейнис. Что ж, правдиво, на взгляд девочки, не хватало пары крошечных деталей.       Королевская Гавань была насквозь пропитана душной и влажной вонью. Гниль, исходящая от портовых районов, где тухлая рыба служила неизменным атрибутом каждого дня, сладковато-тошнотворным запахом впиталась почти в каждую стену, каждый камень. Она была даже в людях. Суетливые, беспокойные, слишком громкие, слишком южане. От их притворной елейности сводило зубы, если приезжий хоть чем-то давал понять, что в его карманах есть деньги, а переход к грубой брани ясно показывал степень лицемерия. Все здесь дышало притворством и было чужим для волчонка Севера. День и ночь сменяли друг друга, а она едва замечала это, поглощенная своими тревожными раздумьями и бесплодными усилиями избавиться от этих самых дум. Разнообразие лиц мелькало перед ее взором, смываясь в одно расплывчатое пятно. Многоликая толпа волнами сновала по узким улочкам Блошиного Конца. Наплыв спадал ближе к ночи, когда только неровный чадящий свет факелов падал на землю.       На второй день ее пребывания в Блошином конце одно-единственное лицо привлекло внимание девочки. Огненно-рыжие волосы, зеленовато-голубые глаза, бледная, борющаяся с загаром кожа, правильные, чуть заостренные черты лица. Эта женщина неуловимо отличалась от местных жителей, отличалась от города. Арья почувствовала к ней что-то родное. Поэтому не было ничего удивительного в том, что девочка решила последовать за ней.       Это оказался на редкость длинный день. Женщина отправилась к Септе и провела несколько коротких минут, склонившись перед ликом Матери. Довольно странно, ведь путь от Дна до холма Весеньи был неблизким. Арья спряталась за колонной, подпирающей витражный сводчатый потолок, не сводила любопытного, даже жадного взгляда с лица рыжеволосой. Его выражение показалось волчонку настороженным, как будто та боялась оказаться застигнутой за нелицеприятным занятием, тонкие губы торопливо шептали слова, по временам поджимались. Еще никто на памяти Арьи не молился так странно, словно это была каждодневная постыдная обязанность.       Потом они вернулись в места обетованные, завернули на Мучную улицу, и Арья провела несколько долгих часов, вертясь по близости, пока незнакомка отрабатывала зарплату за стойкой, выдавая заказы, требуя оплату долгов и отшивая особо ретивых посетителей. Теперь женщина изменилась - ее пугливость, подмеченная в храме, испарилась. Она стала жесткой и громкой, в ней появились властные нотки, которые позволяли держать галдящее быдло, которым кишел кабак, на расстоянии. Девочка только удивлялась этой внезапной перемене. Изнывая от скуки и голода, стараясь не быть замеченной и узнанной, волчонок пошаталась по улицам целый день, временами заглядывая внутрь, дабы убедиться в местоположении объекта своей слежки. Наконец, ее усилия дали плоды. Уже ночью рыжеволосая покинула паб и направилась в лабиринт узких улочек, ловко лавируя в редких людских потоках. Арья исправно выполняла возложенную на себя обязанность. Вскоре ей показалось, что они ходят кругами. Видимо, женщина заметила ее. Ну и пусть, не гонит же. Значит, можно идти. В конце концов, ей это надоест, а уж упрямства маленькому волчонку не занимать. - Еще не устала? - женщина обернулась к ней, и Арья запоздало поняла, что они оказались вдвоем перед тупиком. - Устала, - согласилась девочка, отрицать очевидные вещи было глупо. - Зачем ты ходишь за мной? - Мне интересно. - И что же в этом интересного, позволь спросить? - голос у нее снова изменился - тихий и спокойный, непохожий ни единой интонацией на "рабочий". - Вы... другая, не похожа на этих всех.       Арья небрежно махнула рукой, показывая на покосившиеся стены какой-то лачуги, возле которой они стояли, но собеседница поняла. Она по-кошачьи склонила голову, разглядывая девочку долгим взором. - Как и ты. Молчание. - Хочешь есть? - спросила она наконец. Арья кивнула. Это была еще одна очевидная вещь. - Идем.       Ее дом был на той же Мучной улице, рядом с пабом, такая же неприметная хибара, похожая на тесный нестройный ряд других. Старк досадливо поморщилась, вспомнив напрасные петляния по темному и грязному Дну. Незнакомка сделала вид, что не заметила этого. Она показала себя радушной хозяйкой, насколько это позволяли условия проживания, и девочка вкусила знаменитой похлебки. Голодающая в течении двух с половиной дней, она не имела ни малейшего желания привередничать. Это ее глупая сестрица могла бы сейчас вертеть носом перед серой непонятной массой. Волчонок положилась на удачу и желудок, надеясь, что сможет это переварить, быстро расправилась со своей порцией, поблагодарив хозяйку. Та сидела рядом с ней, наблюдая за гостьей. - Как тебя зовут? Старк насторожилась и бросила быстрый взгляд на собеседницу прежде чем осторожно ответить. - Кэт. Женщина хмыкнула. - А вас? - Арья попыталась перевести тему, заметив недоверчивую улыбку. - Мари Оллфолд. Почему ты решила, что я не похожа на остальных? В столице много женщин с рыжими волосами, это не признак иностранца. - Не знаю, я просто поняла это. Глаза, жесты, выражение лица. Вам не особо нравится здесь, вы к этому не привыкли. - Кому понравится жизнь в Блошином конце? Девочка пожала плечами. - У меня возникло ощущение, вот и все. Я выделила вас среди толпы и решила проследить, чтобы убедиться, делать мне все равно нечего, - северянка помолчала. - Потом в храме, это было странно. Вам не хотелось там быть, но вы все равно пришли. Почему? - Я верю в Старых богов, - ответила Мари. - Зачем тогда молитесь Новым? Та передернула плечами. - Мой муж, - тихо проговорила Оллфолд. Снова появилось то выражение, чуть боязливое, с каким рассказывают о дьяволе. - Он, скажем так, настоял на смене религии.       Волчонок четко представила себе, как тот "настаивал". Ей тоже захотелось передернуться. Насилие в семье для нее было дикостью, ведь отец не то что руку поднять, никогда не смел повысить голос на маму. - Он скоро придет? - осведомилась девочка. - Нет, не должен. Его посадили в тюрьму полгода назад, когда мы переехали сюда. Устроил пьяную драку. Не знаю, когда его выпустят. А может, он умрет в тюрьме. Знаешь, я за это и молилась, - издевательская ухмылка искривила тонкие губы женщины. - Пред ликом Матери молилась о смерти своего мужа. Мари нашла оригинальный способ отомстить навязанным богам. Правда, несколько рискованный - вдруг Матерь не оценит такой шутки и обидится? - Вы родились не здесь, - сказала Арья, чтобы сгладить неприятную тему. - Нет, - хозяйка покачала головой. - Я жила на Севере. Родилась в небольшой деревеньке возле Винтерфелла, потом вместе с отцом переехали туда, еще до его смерти. Там и жила какое-то время, - Мари тепло улыбнулась, прежде чем выдать следующую фразу. - Ты была еще совсем крошкой, Арья Старк. Арья дернулась, затравленно уставившись на нее. - Я не... - Успокойся, - Оллфолд махнула рукой. - Не знаю, что за чертовщина происходит вокруг, но я тебя не сдам. Хотела бы выдать, еще днем указала бы стражникам, которые ищут тебя. Я узнала тебя на улице, маленькая леди. - Я не леди, - девочка нахмурилась, исподлобья глядя на рыжеволосую. Мари рассмеялась. - Ты леди, хочешь того или нет. Ты вычислила во мне северянку, чужую в чужом городе, а я узнала в тебе дочь лорда Эддарда Старка и леди Кэйтилин. Как ты там говорила? Глаза, жесты, выражение лица, осанка. Ты ходишь так, словно кол проглотила. Воспитание. Арья пробурчала что-то неразборчивое, уставившись на свои руки, а Мари продолжала чуть улыбаться, глядя на нее. - Тебе надо научиться лучше врать. Менять лицо, голос, повадки. Ты видела меня сегодня. Три Мари Оллфолд, а может, есть и больше. - Что это значит? - переспросила девочка. - Чтобы выжить, нужно уметь притворятся. Притворись глупой, и никто не будет ожидать от тебя ничего серьёзного. Покажись слабой, и твои враги будут считать тебя такой. Притворись сильной, и всякие ничтожества в это поверят. Для этого нужно совсем немного. - Что нужно? - продолжала спрашивать она, не вполне понимая странный переход на эту тему. - Самой верить. Притворяясь, ты должна верить, что ты действительно такой являешься. Говоря мне сегодня, что тебя зовут Кэт, ты должна была сама в это верить. Словно с рождения, сколько себя помнишь, ты откликаешься на это имя. Создавая маску, нося ее на своём лице, ты должна вкладывать частичку себя настоящей, чтобы остальное вранье прошло незамеченным и естественным. - Кусочек правды в море лжи, - задумчиво откликнулась Арья. - Именно. - Зачем вы это мне говорите? - Дочь Десницы короля, лорда Старка, скрывается в трущобах Блошиного конца от королевских гвардейцев. Король Роберт умирает, или уже умер. Не трудно догадаться, что произошло. - Мой отец не убивал короля! - воскликнула северянка, гневно сверкнув глазами. - Нет, я такого не говорила, леди Старк. Но вот остальные придворные змеи и настоящие убийцы вполне могут так сказать. И все люди им поверят, вот увидишь.       Волчонок запустила пальцы в волосы и прикрыла глаза. Невозможно убегать от этих мыслей бесконечно. Когда-нибудь ей пришлось бы остановиться и подумать об этом. Она ведь не была идиоткой, в конце концов. - Что мне делать? - простонала девочка, не ожидая никакого ответа. - Возможно, все будет не так плохо. Подумай, твоего отца и сестру вряд ли убьют, Ланнистерам нужны заложники. Тебя уже упустили, можешь в этом не сомневаться. Я тебя не выдам, маленькая леди, - твердо проговорила женщина, сжав руку гостьи. - А потом, возможно твой старший брат и мать поднимут Север на защиту своего лорда. Так и будет, так должно быть. Главное для тебя - не попасться сейчас им в руки, понимаешь? - Да. - Успокойся, Арья, и перестань терзать себя, - продолжила Оллфолд, не отпуская ее руки, заставляя девочку смотреть ей в глаза. - Сейчас ты ничего не можешь сделать. Но ты должна справиться с этим. Ведь ты сильная, не так ли? Хотя бы из упрямства. Северянка через силу ухмыльнулась. Да уж, ее знаменитое упрямство. - А теперь тебе лучше отправиться спать. Это был долгий день.