Королевская шлюха

      Когда дверь в камеру закрывается, время перестает существовать. Ты остаешься наедине с собой: со своими мыслями, чувствами, воспоминаниями, мечтами, безумными бреднями. Растворившись в них, очень сложно вернуться обратно.       Рокэ вслушивался в тишину и слышал танцевальную музыку, всматривался в темноту и видел Ричарда, целующего Альдо. Миг, и образ потускнел. Жаркий день, крики герольда и растерянный мальчишка с растрепанными русыми волосами и серебристыми глазами преклоняет перед ним колено, запинаясь произносит клятву, целует руку сухими губами. Тогда от него пахло молоком и медом. В бальном же зале он вульгарно вонял сиренью. Новое воспоминание. Вечер, вино, гитара, и юноша, сидящий на полу, с восторгом и смущением взирающий на него. Когда исчез этот невинный ангел? Пусть он был пустоголовым, вечно влипал в неприятности и унаследовал фамильное упрямство. Он был словно лучик надежды. Надежда — воистину опаснейший из ядов...       В замке скрипнул ключ и на пороге появился Альдо со свечой в руке. Меньше всего на свете Рокэ хотелось отвечать на его провокации и терпеть его сальные взгляды. Это отнимало время у воспоминаний. - Сидите, - Ракан был пьян. Удивительно, как на ногах стоял. - А я ведь к вам с новостью. Нет больше вашего Окделла. Умер.       Рокэ показалось, что на него обрушилась скала и придавила грудь, отнимая возможность дышать. Он сделал вдох, но не ощутил облегчения, словно воздух стал ядовитым. - Слабоват оказался ваш Окделл, - продолжал Альдо, подходя ближе. - Кто же знал, что от ожога горячка начнется, и он в одну ночь сгорит в ней? Думаешь, я хотел этого? - он жалобно искривил губы и несмело провел ладонью по его щеке. - Нет, не хотел! Ты не представляешь, какой у него был восхитительный рот и что он им умел делать! Куда тебе, ведь ты его даже взять не решился! А Окделл молодец был, парнишка не промах. Единственный, кто смог отказать несравненному Рокэ Алва!       Справиться с потрясением помог гнев. Как этот белоштанный ублюдок смеет отзываться о Ричарде как о какой-то вещи?! Это он убил его и теперь всеми силами пытается оправдаться! Тело выполняет движения само, без участия разума. Повалить Ракана на пол, накинуть кандалы ему на шею и душить, наблюдая за агонией и слушая предсмертные хрипы. Дергался он на удивление вяло, принимая смерть почти покорно. Отодвинув от себя мертвое тело, Ворон принялся ждать, когда же в камеру вбежит стража. Сомневаться в своем будущем не приходилось — в лучшем случае тут же прирежут, в худшем — выберут мучительную казнь из гальтарского набора, вроде четвертования, колесования или сажания на кол. Страха перед неизбежным не было, лишь пустота и скорбь по Дику. Впервые желание бороться за жизнь до конца покинуло Рокэ.       Тяжелые шаги солдат были слышны издалека. Они били набатом, но герцог даже не пошевелился, наоборот, сомкнул веки, наслаждаясь жесткостью матраса. Открылась дверь, вошло пятеро. Они почему-то замерли в дверях, как бедные родственники, обмениваясь выразительными взглядами — это Алва знал и не открывая глаз. - Герцог Алва, - Ворон лениво приоткрыл один глаз, чтобы лицезреть невысокого южанина, судя по говору, уроженца Эпинэ. - Мы пришли освободить вас. - Тогда чего вы ждете?       Южанин тут же подошел к нему, мимоходом бросив взгляд на труп, и занялся кандалами. Остальные вышли. - В столице переворот? - этого следовало ожидать, но чтобы столь скоро. - Да. Герцог Эпинэ приказал мне освободить вас и доставить к нему во дворец. - Освободить и доставить, - повторил Алва. - Одно противоречит другому. Я еще под стражей? - Считайте это почетным эскортом.       Во внутреннем дворе было белым бело. Герцог невольно зажмурился. Холод и свет жгли глаза и кожу. Один из солдат снял с себя черно-белый мундир и протянул бывшему Первому маршалу. Рокэ без всяких возражений принял его, сразу застегивая все пуговицы. Время для гордости придет позже, когда не будет риска подхватить воспаление легких. Оседланный Моро ждал его, то и дело стуча копытом по брусчатке. Конюхи смотрели на него с опаской и не решались приблизиться. Рокэ сразу же зарылся пальцами в его гриву, посмотрел в умные глаза. Как же он скучал! Взобравшись в седло, Рокэ почувствовал себя обновленным. Несмотря ни на что он еще жив, хотя на сердце прибавилось рубцов. Ветер все также путает волосы, хлестко бьет по щекам своими порывами. А он все также скачет против ветра. На воротах сидел одинокий черный ворон. Завидев всадников, он взлетел, шумно захлопал крыльями и, каркнув на прощание, скрылся среди деревьев. Если бы Рокэ верил в приметы, счел бы это добрым знаком.       Первый снег преобразил Олларию, скрыл всю грязь и копоть, оставленную сторонниками Раканов. Он еще растает, обнажая обледенелую землю с остатками прошлогодней травы. Близится Зимний Излом.       Внутри было горько и пусто. У солдат оказалась фляга касеры, к которой Алва пару раз приложился. Раскисать из-за смерти Окделла он не собирался. Рокэ слишком нужен своей стране, чтобы бросаться с балкона, как истеричная эреа, узнавшая о смерти любимого. Излом в самом разгаре. Дриксен с Гайифой и Гаунау только и ждут, чтобы вцепиться Талигу в глотку и напиться его крови. Кагета того и гляди поднимет голову и с утроенной яростью возьмется мстить. И когда тут найти время на рефлексию и страдания по безответной любви?       Со стороны дворца шел отчетливый запах гари. Подъехав ближе, герцог разглядел обугленную дыру в старом крыле. - Что там случилось? - спросил Рокэ у южанина. - Вчера загорелось. В огне погибло несколько сторонников Ракана. - Как интересно, - усмехнулся Ворон, отмечая, что нужно будет непременно расспросить Первого маршала как о жертвах, так и о подробностях столь удачной для них трагедии.       Дворец напоминал смесь казармы и военного штаба. Никаких чинно шествующих ызаргов в шелках и бархате. Большинство встретившихся на пути людей, было одето в черно-белый мундир Олларов и передвигалось исключительно бегом. Оглядев себя, Рокэ заметил, что очень вписывается в окружающую атмосферу, разве что для порученца слишком староват. Дорогу он знал и мог найти без провожатых, но «почетный эскорт» довел герцога до дверей его бывшего кабинета. Робер давал инструкции помощнику, но, завидев Алву, осекся. - Можете быть свободны, Карваль, - бросил он стоявшему в дверях южанину.       Оставшись наедине он устало взглянул на Рокэ. - Я должен был предупредить вас заранее, но все так завертелось, - он всплеснул руками. - Ну что вы, - ядовито усмехнулся Алва. - Ваши люди все-таки взяли Багерлее и освободили меня. Жаль, конечно, что пропустил все веселье. Я слышал, у вас была жаркая ночка. Кто же из Людей Чести отправился в Закат? - Многие, - ответил тихо вошедший Придд. - Но без них Талигу будет только лучше. Скоро состоится коронация Карла, но он еще слишком юн, а доверять регентство его матери мы опасаемся. Мы хотели бы, чтобы этот пост заняли вы, герцог Алва. - «Мы» - это кто? - уточнил кэналлиец. - Я, герцог Эпинэ и...       Он не успел договорить. Дверь распахнулась и в нее маленьким ураганом ворвался герцог Окделл, живой и здоровый. На, так ненавистном ему, черно-белом мундире серебрились еще не растаявшие снежинки, кожа покраснела от мороза. - Почему я узнаю о штурме Багерлее последним?! - выпалил он, гневно сверкнув глазами. - Вы с Валентином тоже поступили по своему и чуть не спалили пол-дворца, - не остался в долгу Первый маршал.       Когда Ричард все же соизволил заметить Рокэ, его словно тут же подменили. Возмущение утихло, а взгляд сделался отстраненным. - Герцог Алва, - сухо и официально. Почему-то от этого стало особенно больно. Хотелось вновь стать «эром Рокэ», привычным и родным, но сделанного не воротишь. Теперь они чужие друг другу люди. - В том, что вы выжили, несомненно — главная удача Талига со времен Франциска Оллара. - О, Вы пересмотрели свои взгляды на жизнь, юноша, - усмехнулся Алва. - Теперь Франциск — не ненавистный узурпатор, а я — не отродье предателя и Леворукий во плоти, а главная удача Талига? - Знаете, для спасения своей страны можно договориться и с Леворуким, - бросил Окделл, отворачиваясь.- Вы примете полномочия регента? - А у меня есть выбор?       Рокэ развернулся и вышел, повторяя, словно молитву: «Он жив. Он жив. Он жив.»...