Королевская шлюха

       Они лежат на кровати. Руки Ричарда связаны лентами, глаза скрыты повязкой. Черный шелк создает изумительный контраст с белоснежной кожей. Рокэ разглядывает его, как самое удивительное произведение искусства.       Прикосновения, сначала робкие, а затем все более откровенные, заставляют Дикона выгибаться, стараясь продлить ласку. Рокэ не знает, как еще держится. Он возбужден сильнее, чем когда-либо, но все равно растягивает прелюдию, наслаждаясь столь долгожданным моментом близости. Дик жалобно стонет, шире разводит ноги, просит, умоляет как можно скорее взять его. И Рокэ с удовольствием исполняет его желание.       В нем горячо, как в Закате. Его искусанные губы, алые щеки со следами слез, просочившихся через повязку, выглядят так возбуждающе, что Алва закусывает запястье, чтобы не достигнуть пика слишком быстро.       Когда до разрядки оставалось совсем немного, Ричард застонал: «Альдо!» - и излился себе на живот. Возбуждения как не бывало. Повязка сползла, открывая затуманенные серые глаза, тотчас прояснившиеся, стоило Ричарду взглянуть на Алву. - Эр Рокэ? - в глазах испуг и стыд.       Чуть позже к ним примешалось отвращение. - Вы использовали меня, эр Рокэ, - его голос холоден, словно прикосновение смерти. - Признайтесь, вы убили Альдо, потому что хотели отобрать его у меня. - Нет! - Алва отшатнулся, будто получил пощечину. - Он же убил тебя!       Рокэ проснулся от собственного крика, протянул дрожащую руку к прикроватному столику, нащупывая с вечера заготовленный кубок, и с жадностью приник к нему. Вот так теперь начиналось утро регента — с касеры и белесых разводов семени на животе. Решением проблемы могла бы стать сакотта, но это неминуемо влекло к зависимости, которую герцог допустить не мог. Одной одержимости ему вполне хватало.       Как оказалось, за все свои тридцать семь лет насыщенной жизни Рокэ не познал настоящей ненависти. Раздражение, отвращение, гнев — все это было и в довольно сильной концентрации. Но ненависть... Это чувство регент открыл для себя совсем недавно.       Днем Дикон всеми силами избегал его, а ночью приходил в кошмарах, оставляя после себя опустошение и горечь. Даже после предательства Эмильенны Рокэ не ощущал себя так скверно. Она стала просто внушать отвращение, но Ричард... Ричарда он продолжал отчаянно желать. Рокэ прекрасно понимал, что это уже не тот мальчишка, что своей искренностью и наивностью тронул его сердце. Тот мальчик умер, и его место заняла расчетливая сволочь, что любви и заботе предпочла презрение белоштанного ничтожества и положение королевской шлюхи. Он может оправдывать себя, что делал все ради переворота, но тот поцелуй на балу доказывал обратное. Герцог Окделл пожелал покрасоваться перед всеми, показать свою власть над анаксом. И он знал, что Алва наблюдает. Маска не обманула его...       Самостоятельно одевшись, герцог велел седлать коня. Еще не начинало светать, но обязанности регента требовали его присутствия во дворце. Обстановка в Торке накалялась. Гаунау и Гайифа заключили союзный договор. Дипломатическая война уже проиграна, и над Талигом нависла угроза вторжения, одновременно с двух фронтов. Радовало лишь то, что после переворота внутренние враги (те, кому посчастливилось уцелеть) сидели тише воды ниже травы.       С самого утра герцог завяз в бумагах. Сметы по ремонту приграничных крепостей сменялись отчетами об оснащении и составе боевых подразделений, за которыми следовали хозяйственные ведомости, непонятно как попавшие на его стол. Без бутылки разобраться со всем этим было проблематично, но Рокэ справлялся по мере возможности.       К полудню начала раскалываться голова, и Алва решил прерваться и подышать свежим воздухом. Настроение у регента было паршивое, что, несмотря на его безразличное выражение лица, угадывалось придворными с первого же взгляда. Их чутье походило на то, как звери предсказывают надвигающуюся грозу или лесной пожар. Его наличие - вопрос выживания, как в дикой природе, так и при дворе. Так что на глаза регенту старались не попадаться.       На лестнице случилось непредвиденное. Рокэ заметил Окделла, что-то оживленно обсуждающего с Робером. То и дело на губах Повелителя Скал расцветала улыбка. Алва скрипнул зубами и направился в их сторону, попутно растягивая губы в злобной улыбке. Напряжение последних дней требовало выхода. - Герцог Окделл, что же вы сегодня так скромны? - Ричард сразу отвел глаза и невольно сделал шаг назад, словно собирался спрятаться за спиной Эпинэ. - Почему же вы не в алом? - Сейчас оно было бы неуместно, - буркнул Дик себе под нос. - Да, вы правы. Куда патриотичнее был бы наряд цветов Талига. Думаю, вам очень пойдет. Черный бархат, корсаж расшитый жемчугом, юбка из белого атласа. Пожалуй, я сделаю вам такой подарок. - Регент, - ноздри Робера напряглись. Он явно еле сдерживал себя. - Не кажется ли вам, что это слишком? - Отнюдь, - усмехнулся Рокэ. - Если юноше так нравится носить платья, почему бы не позволить ему этого. - Эр Рокэ, - само обращение и грусть в голосе заставили Алву проглотить заготовленные ехидные реплики. - Вы мне кое-что обещали. Поединок. Я вызываю вас на дуэль.       Вот этого регент точно не ожидал. Он смотрел на юношу, будто видел его впервые. Пылающие щеки, нервно закушенная губа, сжатые в кулаки руки, мелко подрагивающие от волнения. Этот человек отравил его жизнь, принес надежду и отнял ее безо всякой жалости. Сможет ли он хладнокровно своей рукой оборвать его жизнь?       Тишину нарушил низкий рокочущий смех. Алва смеялся. Смеялся, как безумный. Почти плакал от смеха. А потом презрительно скривил губы и ответил, с превосходством смотря на бывшего оруженосца: - Вам бы иголкой орудовать, а не шпагой! Королева с радостью примет себе новую фрейлину!       По дороге обратно, в кабинет, Рокэ не чувствовал ничего, лишь полное опустошение.