Королевская шлюха

      Ночевать монсеньор так и не пришел. Сантино провел вечер в ожидании вместе с его женой, попивая чай с изумительным вишневым пирогом, испеченным лично дорой Анной. Прекрасная женщина. Санни не хотелось делать её несчастной, но чувства к её мужу крепли день ото дня, и он был не в силах с ними совладать. Теперь он знал точно — он влюбился в герцога Окделла. Когда сладкое уже не лезло в горло, а темы для беседы оказались полностью исчерпаны, Сантино откланялся, пожелав доре спокойной ночи. Несмотря на вечер в доме царила суета - переезд в новый особняк был в самом разгаре. Не так давно Санни узал, что это подарок регента. Тогда его охватила глухая тоска. Ворон богат, потому может бросить к ногам Ричарда весь мир. И кто в сравнении с ним бедный оруженосец?       Сантино готовился ко сну, когда дверь тихонько приоткрылась и в проеме показалась любопытная мордочка юного дора Эдмундо. - Санни, мне скучно. Джени и Элис не хотят играть со мной. Расскажи что-нибудь.       Юноша пообещал себе, что устроит нагоняй нянькам, которые увлеклись своими сплетнями и позабыли о ребенке. Граф Горик обладал удивительной любознательностью в плане познания окружающего мира, и такой недосмотр мог привести к трагедии. По-началу отношения с Эдмундо не ладились. Малыш ревновал отца к его оруженосцу, считая его присутствие в доме чуть ли не предательством. Санни отвечал ему безразличием, ударяясь о которое вепренок злился еще сильнее. Глядя на этого шумного ребенка, юноша задавался вопросом: «Неужели монсеньор в детстве был таким же? Лазил по деревьям, ловил жучков и бабочек, дрался со сверстниками на игрушечных шпажках? Был маленьким Диком, а не генералом Ричардом Окделлом?». Постепенно Сантино привык к Эдмундо: все-таки у него двое младших братьев. Санни стал говорить с ним, как со взрослым, без всякого пренебрежения, и тому это очень понравилось. Их взаимоотношения трудно было назвать дружбой, слишком уж разными они были, но когда одному становилось скучно или одиноко, то он смело мог явиться к другому.       Санни похлопал по месту на кровати рядом с собой. Эдмундо скинул мягкие сандалики, в которых ходил по дому, и залез на кровать, устраиваясь на его плече. - Что же тебе хотелось бы узнать? - Расскажи о своей жизни в Кэналлоа.       Сантино закатил глаза. Эту просьбу он слышал наверное раз в сотый, но до этого момента ему удавалось переносить ее исполнение на ближайшее будущее. Ну не хотелось ему, чтобы Эдмундо знал о бедственном положении семьи, а врать мальчику он не желал! - Ладно, - Борха подложил локоть под голову и уставился в потолок. - Мой дом совсем не большой, но в нем царит атмосфера тепла и уюта. С улицы всегда слышен смех моих братьев и сестер, играющих в саду. Там круглый год тепло. Вперые снег я увидел только в Лаик.       Юноша замолчал, заметив, что Эдмундо уже тихо посапывает, прижавшись к нему поближе. Как же он умудрился так быстро заснуть? Возможности пошевелиться не разбудив мальчика у Санни не было. Оставалось только лежать, уставившись в потолок, в надежде поскорее провалиться в сон.       Когда грань между сном и явью истончилась настолько, что непонятно, где начинается одно и завершается другое, Сантино ощутил запах. Едкая удушливая вонь, тянущаяся откуда-то снизу. Ее он знал очень хорошо. Так пахла горящая шерсть собаки, что как-то вбежала к ним во двор. Кто и зачем так жестоко поступил с бедным животным осталось неясно, но невыносимый скулящий вой умирающего существа и запах плавящейся плоти юный Санни запомнил, потому стряхнул остатки сна и, подхватив на руки ничего не понимающего Эдмундо, выскочил из комнаты.       Весь коридор заволокло дымом. Снизу слышались истошные крики. Где-то в опасной близости уже трещал огонь. - Задержи дыхание! - скомандовал он мальчику и побежал вперед к лестнице.       Запнувшись обо что-то, Сантино полетел на пол, но ношу свою так и не выпустил. При ближайшем рассмотрении это оказалась чья-то нога, но думать об этом не было времени. Еще крепче перехватив ребенка, Борха бросился к лестнице. Ступеньки под его ногами уже трещали, готовые вот-вот обвалиться. От едкого дыма на глаза навернулись слезы, но Санни все шел вперед, прижимая детское тело к груди. В голове билась мысль: «Быстрее! Я должен успеть! Должен успеть». Вылетев из горящего проема, он пробежал еще несколько шагов, прежде чем рухнуть на землю, жадно хватая воздух. К нему подбежали, попытались разжать судорожно сцепленные руки, но не смогли. Сантино продолжал сжимать Эдмундо в объятьях. - Эгмонт! - дора Анна рухнула на колени и разрыдалась, гладя сына по голове. Только тогда Санни смог отпустить ребенка.       К ним подбежал герцог, потерявший всякую величавость. Потрясение сказалось на нем. Маска безразличия дала трещину и рассыпалась на мелкие кусочки. В серых глазах, выделяющихся на побледневшем лице, читался страх за родных. Он вовсе не был каменным, как казалось на первый взгляд. Убедившись, что с сыном все в порядке, Ричард посмотрел на еле стоящего Сантино, после чего снял с себя плащ и накинул ему на плечи. Только тогда оруженосец понял, что выбежал в чем был — в тонкой рубашке и бриджах. Отчаянно заныли обожженные ноги. - Чем я могу отблагодарить вас за спасение сына?       Встретившись взглядом со стальными глазами, в которых, на этот раз была благодарность, Санни прохрипел: - Это был мой долг, монсеньор. Простого «спасибо» будет достаточно. - Спасибо, - тяжелая ладонь легла на плечо. Ее тепло ощущалось даже сквозь плащ. - Я никогда не забуду этого, Сантино.

***

      Часть слуг осталась гасить пожар и собирать уцелевшие вещи, а остальные вместе с герцогом и его семьей отправились в новый особняк Окделлов. Новая мебель уже была доставлена, поэтому устроиться удалось более-менее комфортно, но дом был не обжит. Это чувствовалась в каждой мелочи и неприятно давило на Сантино.       Монсеньор сразу же направился в кабинет, знаком приказав Санни следовать за ним. Расположившись у разведенного слугами камина, он сделал то, чего не делал раньше — предложил оруженосцу выпить с ним. Слуга принес «Черную кровь», хотя Сантино, успевший изучить вкусы герцога, готов был поклясться, что он предпочитает «Слезы». Подумать о причинах столь резкой смены привычек ему не дали слова Ричарда. - Ну что же вы смотрите в бокал так, словно боитесь утонуть в нем? Пейте, вино не отравлено.       От его горькой усмешки и черной тоски во взгляде Сантино самому стало плохо. Он опрокинул в себя содержимое бокала, мимоходом отметив, что букет весьма недурен. Ричард тут же вновь наполнил его, хоть это и была обязанность оруженосца.       По телу стало разливаться приятное тепло. Боль от ожогов заметно ослабла, и Сантино перестал обращать на нее внимание. Они так и сидели в молчании под тихий треск камина. В его слабом свете герцог выглядел печальным и усталым. Хотелось подойти и прижаться к нему поближе, расспросить обо всех несчастьях, утешить. Ну конечно же Санни этого не сделал. Он не настолько пьян, чтобы позволить себе подобную вольность. - Вы прекрасный человек, монсеньор, - невольно вырвалось у него. - Самый сильный из всех кого я знаю. Вы со всем справитесь, как бы трудно это не казалось.       Теперь в глазах Ричарда полыхнула злость. - Ты не знаешь меня, мальчик. Не слышал, что обо мне говорят при дворе? Мужеложец, убийца, предатель. Список моих грехов можно продолжать еще очень долго.       Санни замотал головой. Теперь он понимал, что злился герцог на себя самого. - А разве это имеет значение? - Сантино оперся на подлокотник и поднялся на ноющие ноги. - Вы любите свою жену и своих детей. У вас есть свои понятия о чести, но они не всегда совпадают с общественной моралью. Это главное, а не те ужасы, что приписала вам молва.       В слабом свете огня его зубы блеснули, как оскал изначальной твари. - Отлично сказано, юноша. Надо будет запомнить. Только вот и через свою собственную честь я переступал не раз и не два. Желаешь ли ты знать причину, по которой Ворон прогнал меня? Или же обстоятельства, при которых я получил прозвище «Королевская шлюха»?       Санни снова мотнул головой. Он, конечно, хотел бы больше узнать о монсеньоре, но не сейчас, когда его исповедь напоминала изощренное самобичевание. - Ну вот и правильно, - по своему расценил его отказ Ричард. - Зачем разочаровываться в своих иллюзиях, когда ты так молод и жизнь кажется прекрасной.       Сантино сделал шаг к нему. Если бы не время и место, не потрясение и легкое опьянение, он бы не решился, побоявшись навсегда потерять Ричарда. Он бы мучился сомнениями и чувством вины по отношению к доре Анне и Эдмундо, и нашел бы тысячи причин этого не делать. Но сейчас горячая кэналлийская кровь взяла верх над разумом. Оруженосец шагнул еще ближе, нависая над креслом герцога, и, взяв того за подбородок, поцеловал. Вышло излишне грубо и напористо. Они даже случайно ударились зубами, что нельзя было назвать приятным. До этого у Санни были женщины — все-таки он родился в Кэналлоа, где весьма свободные нравы — но сейчас весь опыт куда-то пропал вместе с решимостью. Он чувствовал себя тринадцатилетним подростком, задравшим подол служанке — вроде и хочется, но что делать дальше не знаешь. Неожиданно Ричард обнял его и ответил, зарываясь пальцами в волосы. Это отличалось от всего того, что Санни когда-либо испытывал. Подобное невозможно описать словами, передать в красках или музыке. Поэмы, картины, песни — все они были лишь бледной тенью того, что Сантино чувствовал. В один миг родилось понимание всех тех безумств, совершенных во имя любви. Иначе и быть не могло.       Когда Ричард отстранился, Санни ощутил, что начинает падать, но сильная рука придержала его за плечо. Раздался стук в дверь, и в кабинет вошло четверо мужчин, что тащили за собой пятого. - Мой тан, - тот, что шел впереди, низко поклонился. - Вот тот человек, что покушался на вашу жизнь.       Связанного толкнули вперед, и он оказался на коленях перед герцогом. Все его лицо было залито кровью. Правый глаз опух и закрылся. Было видно, что люди Ричарда с ним не церемонились.       Монсеньор вновь окаменел. Взгляд его наполнился ледяной ненавистью. Словно и не было того нежного касания губ. - Тащите его в подвал. Я лично допрошу его, - голос напомнил Санни раскаты грома, предвещающего шторм.       Про него все сразу же забыли, и он отправился в свою новую спальню. Эта ночь была слишком длинной.