Euphoria

Надо же, лекарство действительно начинает работать. Ты спишь по ночам, хорошо завтракаешь и у тебя появился румянец. Пока слабый и едва заметный, но для меня это очевидный прогресс. Здорово, что тебя перестало тошнить, ты перестал быть совсем тощим, потихоньку набираешь вес. Мне приятно видеть такие изменения в тебе. Правда. С другой стороны я скоро стану тебе не нужен, когда ты полностью излечишься. Так, я должен прекратить вести себя как законченный эгоист. Я все сделал правильно и теперь все зависит от тебя. Если решишь, что нам стоит разойтись, я переживу, ведь ты поправился. Твои руки перестали быть ледяными, наоборот, каждое прикосновение горячее и очень нежное. Появился озорной блеск в глазах, ты стал пританцовывать, думая, что я не вижу. И это очень, очень красиво. Твоя судьба покорить сцену, а не бороться с болезнью. Раннее утро, выходной. Ты, наверное спишь, впервые отдыхая , а не мучаясь очередными кошмарами. Я же смотрю в потолок, представляя, как хорошо ты можешь выступать со своими танцами. У тебя отлично получается. Кажется, ты говорил мне, что в раннем детстве тебя водили заниматься в специальную студию. Тебя хвалили и просили участвовать в конкурсах, на которых ты занимал всегда первые места. Но родители почему-то не одобрили твое занятие. Долгая и жуткая история о твоих срывах, о запретах на занятия, о том, как у тебя отняли друзей. Мне вот интересно, почему? Почему твои родители так просто лишили тебя детства? Жаль, у тебя ведь талант. Странно, что они не стали его развивать и гордиться, что их сын одарен от бога. Ах да, они скептики, подвергающие сомнению все вокруг. Для этих двоих, наверное, и солнце не звезда, а огромная лампа накаливания. Слышу шорох в коридоре, волнуюсь, вдруг тебя опять рвет, и выхожу. Но все в порядке, просто ты пьешь воду прямо из графина, не заботясь о стаканах. - Ты чего так рано? – спрашиваю, наливая жидкость себе в стакан. Ты хмуришься, ведь тоже мог пить по нормальному. - Не знаю, просто проснулся. Выспался, наверное, - отвечаешь мне, - Пойдем. Ты ведешь себя мягко сказать странно. Заводишь в себе в комнату, толкаешь на кровать и нависаешь сверху, пугая своими глазами. Они не злые, скорее наоборот, добрые и теплые. Беззвучно что-то шепчешь и наклоняешься ко мне. Я даже сопротивляться не могу, будто загипнотизирован тобой. Твои губы накрывают мои, и я полностью теряясь в ощущениях, отвечаю на поцелуй. Можно списать твое поведение на болезнь, но она отступает. Я прикрываю глаза от накрывающего меня удовольствия. Почему я не целовал тебя раньше? Отрываешься от меня, пристально смотришь, изучаешь мою реакцию и возвращаешься на исходную, но добавляя свои руки. Проникаешь под футболку, гладишь спину, легко царапая кожу. Скользишь вниз, под резинку штанов, вызывая на моем лице недоумение. Как тебе все так легко удается? Еще буквально несколько дней назад я вел тебя под руки, ругая за забывчивость и мыл полы в квартире после того, как ты не успел добежать, и тебя стошнило в прихожей. А сейчас ты просто насилуешь меня одним только похотливым взглядом, массируя в придачу мой член. Черт, так умеешь только ты… Я вижу твою полу-ухмылку. Теперь ты еще и в курсе, что мне понравилось. Горячая ладонь размеренно двигается по моему члену, замирая на мгновения, чтобы задержаться у головки и размазать капельку мутной смазки, выступающие на самом кончике. Зачем ты так со мной? Я буду себя ненавидеть за этот момент слабости. Ты же не обращаешь внимания на мои попытки тебя остановить, продолжаешь аккуратно меня ласкать. Прикусываешь мочку уха, затем кожи на плече и спускаешься к паху. Кладешь на него ладони и приспускаешь штаны, немного, чтобы не мешали. Обхватываешь мой возбужденный член, склоняешься к нему и целуешь головку, заставляя меня выгибаться дугой. Кай, прошу тебя, пусть и не в слух, но прошу, одумайся… Что будет после рассвета? Мы сделаем вид, что ничего не произошло? Ты уже полностью облизываешь ствол, помогая себе рукой, цепляешь зубками чувствительное место у головки, глубоко заглатываешь. Боже, как я потом буду смотреть тебе в глаза… Колени сами подгибаются, но ты не позволяешь, на секунду прекращаешь свои действия, слыша мой недовольный вздох. Стягиваешь с меня штаны полностью и раздвигаешь мои ноги, нависая надо мной. Нет, Кай, это не ты. Хотя, кого я обманываю, мне нравится. Я сам обнимаю тебя, радуясь теплу и неизвестным доселе ощущениям. Ты поглаживаешь внутреннюю сторону моего бедра, мягко надавливая на него, и возобновляешь свои манипуляции с моим членом. Дразнишь языком уздечку, срывая стоны с моих губ, закрывая их в поцелуях. Это слишком хорошо, чтобы быть истинной правдой. Заставляешь меня облизать два своих пальца, и , я вскрикиваю, когда ты пропихиваешь один в меня. Больно, черт подери, но если тебе хочется, то я потерплю. Ты заслужил свою часть сказки. Послушно прогибаюсь навстречу твоим движениям и даже не замечаю второй палец внутри. Неприятно, хотя, вполне терпимо и уже приятно. Видимо, ты нащупал ту самую точку, прикасаясь к которой сводишь меня с ума. Не останавливайся. Но ты вдруг все прекращаешь. Я поднимаю голову, потому что сначала откинулся на подушку. Облизываешься и расстегиваешь свои штаны. Потому что опять не переодевался перед сном. Ты тоже возбужден и прекрасен, когда в тебе нет и намека на болезнь. Медленно входишь, прикусывая тонкую кожицу на ключицах, хватая меня за талию и бедра. Еще больнее, чем раньше. И так, так страшно, что этот момент кончится. Помогаю тебе, насаживаясь самостоятельно, потихоньку двигаю тазом, призывая тебя к продолжению. С каждым толчком проникаешь все глубже и бьешь снова и снова по маленькому узелку удовольствия внутри меня. Ты даже сейчас двигаешься, словно в странном танце, пластично и плавно изгибаясь в новом выпаде. Хватаешься за меня, будто падаешь в бездну, сжимаешь мои плечи, оставляя синяки. Я ведь тоже не железный и не каменный. Вижу, тебе хорошо, собственно, мне тоже. Впервые вижу на твоем лице искреннюю и чистую улыбку, без примеси боли, отчаяния, страха. Я радуюсь вместе с тобой. Тебя не хватает надолго, все-таки ты измотан годами борьбы за свою жизнь. Первым кончаешь, оставляя свое семя во мне. От жары, расплывающейся во мне, я следую за тобой, пачкая наши животы. У тебя сбивается дыхание, а я вообще не могу прийти в себя и мыслить адекватно. Я только что переспал со своим другом. Единственным другом. - Кенсу, - зовешь меня. - Что? - Я хотел…Я хочу…В общем я…люблю…тебя…- обнимаешь за талию, пряча лицо в изгибе моей шеи. - Что? – не могу поверить в только что сказанное тобой. - Значит…я…ошибся…прости… тогда…прости… - чувствую слезы на моем плече, ты прижимаешься, но уже совсем по-детски, ища защиты. - Кай…Кай…Я ведь тоже давно тебя люблю, прекращай реветь глупый… - обхватываю ладонями твое лицо, - Я бы не стал тратить и секунды на человека, который мне безразличен… Ты снова улыбаешься, снова по-настоящему, правда, через слезы. Вытираю их и целую кончик твоего носа. Ты до мозга костей мой, Кай. Внезапно тебя пробирает сильная дрожь, но я списываю ее на холод в комнате. Поднимаю одеяло и укрываю тебя и себя, лучше согреться. Озноб не прекращается и спустя полчаса, ты весь горишь, и меня это уже пугает. Твой лоб покрывается испариной. Мне становится страшно, действительно ли это действия таблеток? Ты срываешься в ванную, не успеваешь закрыться на крючок, свешиваясь за край и выблевывая остатки последней трапезы. Я поднимаюсь следом, натягиваю штаны обратно и приношу тебе в ванну стакан с водой, но замираю в проеме с ужасом на лице. Вся ванна, все ее стенки в кровавых брызгах. Внутри не просто рвота, а сплошное кровавое месиво. Похоже, ты плюешься не едой, скорее своими органами. Тебя все еще трясет, слишком сильно для простого холода и даже для лихорадки. Ты почти бьешься о край ванный, пока тебя продолжает рвать кровью. Кидаю все и бегу к соседу. Чанель всегда готов помочь. Стучусь, что есть сил, бью в дверь, матерясь на весь подъезд. Рыжий открывает и недовольно выглядывает из квартиры, но тут же меняется в лице, когда я объясняю в чем дело. Он кидается вызывать скорую. Из квартиры Чанеля появляется парнишка с черным разводами под глазами. Он приветственно машет мне и резво отскакивает в сторону, когда рыжик проносится мимо к телефону. Я разворачиваюсь и возвращаюсь к тебе, стараюсь привести в чувства. Потому что ты отключился прямо на полу. Машина с сиреной приезжает быстро, но я все равно боюсь, что они опоздали. Тебя перекладывают на каталку, сразу подсоединяют капельницу к вене. Спрашивают, что ты пил. Показываю на баночку и отдаю ее врачам. Мужчина в синей форме сдержанно кивает, отстраняя меня, оставляет адрес той больницы, куда тебя отвезут, что-то пишет, но я заворожено смотрю на наш кафельный пол. Мне придется смывать все кровавые разводы, придется переживать заново то, что я увидел. Врачи покидают квартиру, забирая тебя. А я стою посреди лестничной клетки с жалким листком в руках и плачу от бессилия. Просто я ничем не могу помочь, возможно, я виноват… Если так, простишь? Ноги подкашиваются, и я оседаю на пол, роняя голову на колени. Зачем мы вообще купили это лекарство? Оно мало того, что дорогое, так еще и вредное, оно тебя обманывает и тихо убивает. Хватаюсь за голову. Почему я повелся на рассказы аптекаря? Слезы продолжают литься, капая на разбитые плитки лестницы. Чьи-то руки заботливо подхватывают меня под колени и где-то в районе лопаток, кто-то прижимает меня, крепко держа, и уносит. Мне шепчут успокаивающие слова, гладят по голове. А я только и могу сидеть, раскрыв от испуга глаза. Меня укутывают в плед, укладывают на чью-то мягкую постель, дают выпить нечто, похожее не отвар из ромашки, и начинают тихо убаюкивать. Но это не Чанель. Это кто-то другой. Голос более низкий и бархатистый. Крис..?