Supersailor

*** Все-таки не зря говорят, что коктейли коварны, размышлял Джимми. И вроде бы вечером чувствуешь себя вполне нормально, а утром все равно просыпаешься со свинцовой тяжестью в голове и глазами, словно засыпанными песком. Было что-то еще, что не давало ему открыть глаза и встать с постели. Что-то неприятное, о чем не хотелось думать. Правда, мысли в голове ворочались так тяжело и неспешно, что вспомнил он далеко не сразу. Завтра уезжает Джон. Уезжает насовсем. И начиная с завтрашнего дня, будет жить от них совсем отдельно в другой стране. И они почти не будут видеться. Разве что перезваниваться время от времени. Джимми уже несколько месяцев внушал себе, что ему все равно, но сейчас, когда это событие надвинулось вплотную, ему на душу легла невыносимая тяжесть. И от того, что он так толком и не помирился с Джоном, было еще тяжелее. Хотя с другой стороны можно было с ним не прощаться, прощания Джимми всегда давались труднее всего. Да, собственно, какие у него могли быть претензии к Джону, разве он сам не поступал так же... Столько раз? И все-таки это было не то же самое. Он никогда не уходил навсегда. И никогда не верил, что Джонни тоже вот так уйдет. Они же всю жизнь были вместе. Всю жизнь. Джимми стоило только вдуматься в эти слова, и он понимал, почему он так ни разу и не решился оборвать все нити, связывающие его с семьей, всегда оставлял для себя возможность вернуться. Как и Патриция. С Кэти было все же проще. Она все же была слишком старшая, всегда была немного отдельно. Сначала они были детьми, а она была уже взрослая, а потом, когда они повзрослели, у нее самой уже был ребенок, и она все равно была при особом статусе в их семействе. Поэтому когда она ушла из группы, это, конечно, всех огорчило, но не воспринималось как трагедия. А они, все остальные, были, как восемь лепестков одного цветка – какой ни оторви, цветку все равно больно. Даже когда все уже переговорено и выяснено раз и навсегда. Даже когда точно знаешь, что был прав, и сделал все, что мог. Даже когда прекрасно понимаешь, что все, что было прежде, кончено, и так будет лучше для всех. Все равно эта тупая ноющая боль в груди никуда не девается. Хорошо хоть сегодня можно списать это на похмелье. В такие моменты Джимми почему-то всегда тянуло к Мелани. Она никогда его не утешала, но всегда поддерживала в нужном тонусе. В ее присутствии поневоле приходилось вести себя по-взрослому. Но Мелани тоже уехала. И теперь тоже навсегда. Добро пожаловать во взрослую жизнь, сказал он себе, в мир, где поблизости больше нет ни старшего брата, ни подруги, ни кого-то еще, кто будет принимать за тебя решения. Конечно, у него всегда остается Патриция, усмехнулся он. Хотя кто знает, возможно, тоже не навсегда. Она сейчас влюблена и вообще. Скоро ей тоже может стать не до них и не до музыки... Хотя, возможно, ее роман обойдется и без таких трагических последствий. Но все лучше, чем монастырь… Хотя, быть может, и не лучше. Монастырь для верующего человека самое надежное убежище от всей суетности и неустроенности жизни. Он знал это лучше, чем кто бы то ни было. Самая последняя возможность прожить эту жизнь достойно, если все остальные возможности утрачены. Впрочем, он надеялся, что это пока не про него. Джимми все же заставил себя встать, вернее, сесть на кровати. И чуть снова не рухнул обратно, подкошенный головной болью. Взгляд его упал на мобильный телефон, лежащий на столике. Почему-то при взгляде на него у Джимми возникло странное ощущение. Как будто ему было необходимо что-то сделать. Или, вернее, у него была возможность сделать что-то нужное. Майке, вспомнил он. Они обменялись телефонами, и он обещал позвонить. На днях. Правда Майке предупредила, что до выходных будет занята, да и он не собирался бездельничать. И ему на самом деле не так уж хотелось с ней встречаться. Если бы его спросили, так ли уж ему это нужно, он бы ответил – не очень нужно. Просто приятной была сама мысль о том, что он может ей позвонить… Уже много лет все женщины четко делись для него на друзей, фанаток и тех, кто с ним работал. Иногда некоторые из последней категории становились друзьями. Иногда друзьями становились и бывшие фанатки, но только бывшие и очень редко. Была, правда, еще одна, четвертая категория, крайне немногочисленная - женщины-приключения. То есть такие, которые ни к одной категории вроде бы не относились, которые интриговали, пробуждали в нем дух авантюризма и заставляли совершать неожиданные поступки, иногда немного безумные. Совсем необязательно в основе такого приключения лежала сексуальная притягательность, весь смысл был в том, чтобы никогда не знать заранее, куда оно может его завести. Притом, что слишком далеко они его никогда не заводили. Сначала он был влюблен, потом женат, потом у него была Мелани. В его жизни всегда была одна-единственная, самая важная женщина, а остальные хоть и увлекали его временами, но на его сердце претендовать не могли. Потому ни одно приключение не могло стать для него чем-то серьезным, долговременным. Но теперь он был один. Он был свободен. И мог при желании зайти настолько далеко, насколько хочется. Беда была в том, что он и сам не знал, чего именно ему хочется. Но, в конце концов, не на свидание же он ее приглашает! На свидания ходят обычно по вечерам – в рестораны, театр, на концерты. А он с Майке постановил встречаться исключительно днем. И не очень часто. Чтобы не возникало никаких недопониманий и лишних вопросов. Просто позвонить или пообщаться - это ни к чему не обязывает. Джимми честно выдержал паузу в два дня, и позвонил Майке накануне выходных. Он точно знал, что она должна быть свободна. Набирая номер, он думал: а вот действительно она рассчитывает на то, что я позвоню ей и предложу снова встретиться? И насколько сильно этого хочет? То, что сама она первая ни за что не позвонит, он совершенно не сомневался. Если Майке и ждала его звонка, надеясь и считая минуты, то по ее реакции это совершенно нельзя было понять. Говорила она приветливо, но как-то настороженно. И как-то не особо пыталась поддерживать разговор. С человеком, которого едва знаешь, вообще трудно общаться по телефону, поэтому Джимми, опасаясь впасть в окончательный ступор, поспешил предложить: - Может, увидимся? Например, завтра… - Завтра? - А что? – он ужасно боялся монологов на тему: «а зачем тебе все это нужно, я самая обычная девушка, а ты звезда, ты разобьешь мне сердце»... Хотя, кажется, Майке была не из таких. – Или ты занята? - Не очень, - ответила Майке неуверенно, – то есть мы, конечно, могли бы встретиться… Вопрос «а зачем тебе это и что потом», казалось, в воздухе просто вибрировал. Джимми решил внести ясность. Еще не поздно было пригласить ее на настоящее романтическое свидание. Но тогда стало бы известно заранее, чего ждать, а Джимми сейчас хотелось совсем не этого. - Просто как друзья, - сказал он решительно. - Ясно, - Майке говорила спокойно, но в самом ее дыхании словно появилось что-то похожее на разочарование. - Так что ты предлагаешь? Снова встречаемся в кафе? Или, может, - она вредно хихикнула, - в музее? - Мы могли бы пойти ко мне домой, - заметил Джимми, стараясь говорить небрежно. Майке неприятно помолчала, а потом сварливо произнесла в трубку: - Но я что, действительно похожа на девушку, которая идет к парню в дом на втором же свидании? - Это не свидание, - уточнил Джимми. – И ты не моя девушка. И я не твой парень. Так что это просто дружеский визит. Ничего такого... - Я совсем еще с ума не сошла, - оборвала его Майке. - Патриция, между прочим, встречается с русским, - сказал Джимми. - И вот у них совершенно нормально считается прийти к кому-нибудь в гости просто по-дружески пообщаться, и это ничего такого не означает. Он на первое свидание пригласил Патрицию именно к себе домой. Майке скептически хмыкнула. - Дай угадаю. Во-первых, ни в какие гости она к нему, разумеется, не пошла. Во-вторых, ее братья за такое предложение попытались убить его на месте. И в-третьих, на последующие свидания она долго ходила с провожатыми? Джимми рассмеялся. - Никого из нас при том разговоре не было, так что второе ты не угадала, обошлось без кровопролития. - Как, неужели и потом никто не вызвался пронзить его шпагой? Измельчали что-то братья… - Но я же говорю, у нас-то не свидание. За кого ты меня, в конце концов, принимаешь? - За человека, с которым я говорю третий раз в жизни. - Четвертый, - поправил Джимми. - Четвертый... Все равно. Это неприемлемо. - Мы могли бы поехать к нам в замок, - предложил Джимми подумав. – Ну, вроде как на экскурсию. Это не совсем ко мне домой, и это вполне прилично. На этот раз Майке молчала довольно долго. Джимми тоже благоразумно помалкивал, выжидая. - Во мне опять фанатка борется с нормальным человеком, - проговорила Майке. - Фанатка просто умирает от желания посмотреть на ваш знаменитый замок, а нормальный человек спрашивает – зачем тебе все это надо. К тому же мне бы не хотелось... Встречаться с кем-то из твоих близких. В этом случае даже фанатка благоразумно помалкивает. - Ладно, - фыркнул Джимми. - Раз уж ты такая щепетильная, предлагаю компромисс. Мы поедем в замок, но в здание заходить не будем. Погуляем в парке. И тогда, скорее всего, мы никого не встретим. Даже случайно. - Ну, хорошо, - сдалась Майке. - Мне на самом деле интересно взглянуть на места, где снимали ваши клипы... Покажешь? - Обязательно, - Джимми возликовал в душе, но постарался, чтобы в голосе не прозвучало особого энтузиазма. - Так я заеду за тобой? Говори адрес... - Лучше я возьму такси, - сказала Майке суровым голосом, и Джимми решил, что лучше не спорить. *** В этот день на Майке были балетки, и когда Джимми встретил ее у ворот парка, она оказалась почти одного с ним роста. А еще на ней было очень короткое платье с широким вырезом, демонстрирующим ее выпирающие ключицы. Совсем не сексуальное платье, хоть и облегающее, какое-то слишком детское, сплошь вышитое разноцветными цветочками, с рукавами-фонариками. Такие обожала Майте, правда она носила длинные платья, а то, что было в это день на Майке, едва прикрывало бедра. Поэтому Джимми смог оценить, насколько у нее длинные и стройные ноги. Но никаких романтических мыслей у него это зрелище не вызвало – Майке в целом выглядела так по-детски, что он даже растерялся. И мысленно обозвал себя идиотом. Все-таки Мелани была немного права, когда говорила о том, что безумие связываться с такой девчонкой. Майке как будто передалось его смущение. Она держалась гораздо сдержаннее, чем в их предыдущую встречу. Больше слушала, чем говорила, а если он о чем-то спрашивал, отвечала односложно. Наверняка про себя по-прежнему думала, что для нее эта встреча, как игра на чужом поле – он все-таки у себя дома. Только на самом деле Джимми вовсе не чувствовал себя от этого увереннее и свободнее, как надеялся. Эта чинная прогулка по парку совсем не располагала к непринужденным беседам. В голову против желания лезли фразы из их прошлого разговора. О том, как сильно он изменился за последние годы. И он отчаянно пожалел вдруг, что ему не двадцать лет, и что он не молодой, красивый, длинноволосый рокер. Таким он бы чувствовал себя рядом с Майке более комфортно. Не то что бы тогда он был так уж увереннее в себе, но зато гораздо беспечнее. В молодости о большинстве неудач можно сразу забыть и начать сначала. К тому же тогда он был в том же возрасте, что и она теперь, и наверно, лучше бы ее понял. А может, и нет. Слишком уж они разные, он не мог этого не понимать. Но что-то общее у них все же есть, утешил он себя. Хотя бы любовь к музыке. Вроде бы принято считать, что важно не то, чем люди разняться, а то, что их сближает… Может, так оно и было, но все равно, той непринужденной беседы, которую они вели в прошлый раз в кафе, завязать почему-то не получалось. - Ты сегодня очень молчаливая, - заметил Джимми после очередной неловкой паузы. - Просто жарко. Действительно было жарко, даже душно. В здании, наверно, было бы прохладнее. - Если ты устала, можно посидеть на террасе, выпить чего-нибудь, - предложил Джимми, понимая, что разговор безнадежно зашел в тупик. - Спасибо, я не хочу. - На террасе – это ведь не внутри дома. - Нет, я, правда, не хочу. Может, так посидим? Где-нибудь здесь, на траве, - Майке махнула рукой в сторону ближайшей группы деревьев. – Или у вас здесь по газонам не ходят? - Можем даже полежать, если хочешь, - улыбнулся Джимми. - Хочу, - несколько неожиданно подтвердила Майке и, устало опустившись на траву в тени деревьев, легла на живот, подперев локтем подбородок. Джимми, вместо того чтобы прилечь рядом, почему-то смутился и сел, прислонившись спиной к дереву. Лица Майке он в таком положении не видел. Только затылок и клубок непонятного цвета волос, кончики которых торчали смешной кисточкой. Джимми с трудом подавил желание потрогать ее. И перевел взгляд на ее руки. Прежнего старинного кольца на ее пальцах уже не было, вместо него было два других: одно с крупным синим камнем необычной формы, другое маленькое, ажурное в виде бабочки. Майке все время крутила его на пальце. Джимми смотрел, как блестят крошечные зеленые камешки на крыльях бабочки, и понимал, что на самом деле ему вообще не хочется говорить, ему и так хорошо – просто сидеть рядом с ней и ни о чем не думать. - На самом деле я вспоминаю пособие по завоеванию сердца мужчины, - сказала вдруг Майке. - Чего-чего? – Джимми даже вздрогнул. - Это у моей мамы была такая книжка... может, и до сих пор есть. «То, что должна знать каждая женщина». Там на самом деле много всего полезного. Например, как выводить пятна с одежды или как накладывать макияж. И там целый раздел посвящен тому, как завоевать мужчину... - Где-то в промежутке между выведением пятен и накладыванием макияжа? – рассмеялся Джимми, но Майке, подняв голову, посмотрела на него серьезно. - Я на самом деле пытаюсь вспомнить, что там было написано... Но все как-то спуталось. Наверное, потому, что там все время говорилось об одном и том же: о том, как важно уметь слушать. А еще важно уметь правильно поддерживать беседу, задавать вопросы, чтобы разговорить его, понять, что ему интересно и важно, проявлять интерес. Всем мужчинам нужно только одно, и с какой женщиной, безразлично, но если научиться правильно с ними разговаривать на свидании, то можно им внушить, что ты и есть та самая единственная и неповторимая, которая всегда сумеет выслушать, понять и подержать... - Погоди... А разве это не мужчина должен уметь слушать? И разве не женщины всегда хотят поговорить и жалуются, что мы не уделяем им внимания? – спросил Джимми, несколько задетый такой характеристикой сильной половины человечества. - Женщина, которая жалуется и требует, чтобы мужчина чего-то там умел, надолго его не удержит, - наставительно сказала Майке. – Равно как и та, «которая щеголяет за обедом остатками своего обучения в колледже – в следующий раз она будет обедать одна». Вот эту фразу я хорошо запомнила. Нет, это женщина должна быть идеальной собеседницей, к тому же во время этих разговоров она может узнать его слабости, пристрастия, авторитеты, точки воздействия... - Да это просто пособие для разведчиков какое-то... И что, сейчас ты решила опробовать его в действии? - Я же ничего оттуда не помню, - вздохнула Майке, как показалось Джимми с сожалением. - А то, может, и попробовала бы. Но я на самом деле совсем невнимательно читала. Потому что самый первый и самый важный совет, который там давался – женщина должна помалкивать и ничего не рассказывать о себе. Не утомлять мужчину такими скучными мелочами. А я не уверена, что захочу стараться завоевывать человека, которого утомляет такая мелочь, как моя жизнь. - Унизительно для тебя как для женщины? - Это унизительно для мужчины, - сказал Майке. – Когда он позволяет собой манипулировать на уровне фраз «а что бы твоя мама, сказала, узнав об этом» и согласен, чтобы с ним обращались как с ребенком… Она вдруг осеклась, поняв, что именно этого, наверно, говорить не следовало, для Джимми, как и для всех Келли, тема матери была весьма щепетильна. Но он, кажется, не обратил внимания. Улыбнулся задумчиво. - Моя бывшая девушка, спорим, эту книгу наизусть знает. Кстати, не удивлюсь, если она ее и написала... - Так значит, это работает? Хотя, видимо, не совсем, если ты на ней так и не женился... - Я бы, наверно, женился... если бы она захотела. Так что, вперед, действуй. Вдруг получится... - Не думаю, что хотела бы прожить всю жизнь с человеком, которого можно женить на себе с помощью пособия по домоводству. - Как, разве это не идеал для психолога? - Джимми, если ты пытаешься добиться, чтобы я передумала становиться психологом, то зря стараешься, - сказала Майке уже с раздражением. - Зачем мне это нужно? - Вот я тоже голову ломаю – зачем. - Ладно-ладно, - примирительно сказал Джимми. – Кстати, о чем ты хотела спросить в прошлый раз? - Прости? – она слегка нахмурилась. - Мы говорили о Джоне, помнишь? О том, что он редко улыбается. И ты хотела меня о чем-то спросить. Сказала, что это очень личный вопрос. - Да. Но это вопрос не про Джона, а про тебя. - Спрашивай же. Ты можешь не поверить, но у меня на самом деле нет таких тайн, которые я не могу открыть. - Джон правда редко улыбается, - сказала Майке после недолгого молчания. - Но зато когда улыбается, то его глаза просто сияют, и все лицо тоже. А вот у тебя я такой улыбки не видела очень давно... Я даже вообще не помню, чтобы когда-нибудь ты так улыбался... У тебя глаза всегда грустные. Нет, более того... У Джона если взгляд и грустный, но все равно светлый, а у тебя... У тебя, Джимми, очень печальные глаза. - Это такой вопрос? - Это... Такое рассуждение вслух. Тебе ведь знакомо такое явление, как фанатские домыслы? Это когда нужной информации мало, и поклонники сами начинают выдумывать. То есть не то что бы выдумывать совсем на пустом месте, а искать какие-то подсказки... в вашем поведении, каких-то случайных взглядах жестах... Просматривают ваши видео с целью что-то такое найти и понять… - Да знаю, знаю, можешь не продолжать. - Вот и я тоже... в чем-то таком грешна. Люблю придумывать... Разную чепуху, просто потому, что мне где-то что-то показалось странным. Если я сейчас расскажу тебе об одной из моих догадок-фантазий, ты можешь надо мной просто посмеяться или сказать, что это все не мое дело. Ну или... не знаю. Майке выдержала паузу, но Джимми ничего не говорил, и она продолжила. - Хочешь, скажу какие у меня самые любимые твои песни? Я, кажется, еще не упоминала об этом. I can’t stop the love и Thrills. Я всегда любила именно эти песни, Thrills вообще моя самая любимая из всех ваших песен, до этих самых пор. Я так ждала всегда на концертах, когда ты ее споешь. Без этого концерт просто не считался хорошим. Так жаль... Что ты перестал ее петь. - Так бывает, - сказал Джимми. - Нельзя сохранить в репертуаре все песни, Майке. Одни уходят, другие приходят… - Да, после этого твоим хитом стал Thunder. Тоже на Т. В плане хитов тебе везет на эту букву! Джимми улыбнулся в ответ на ее улыбку, но все же его царапнуло неприятное подозрение. - А еще Nanana, конечно. Твой самый бесспорный хит. Жаль, что на видео Lorelei ты ее еще не поешь... - Это наш лучший концерт, - ответил Джимми машинально. Он уже догадался, к чему она ведет речь. И понял, что абсолютно к этому не готов. Наверно, у него был еще шанс все это прекратить, и перебить ее. В конце концов, это на самом деле было не ее дело. - Я знаю. Он и в самом деле лучший. Только почему-то никто из фанатов не замечает, что ты там почти ничего не спел. - Так получилось, - Джимми казалось, что его собственный голос доносится откуда-то издалека. - Почему-то именно в этот раз? Обычно вы все поете по три-четыре песни, кто-то больше... Но как-то обычно у вас время распределяется более-менее поровну... Но ты на этом концерте вообще почти не пел! Ваше самое важное на то время выступление... Оно до сих пор так и осталось самым известным... А ты исполнил только Cover the road, а остальное время был только на бэк-вокале, ну и спел пару куплетов в общих песнях. И ничего из того, что пел всегда. Даже Thrills, твою самую известную песню... Ее тогда на каждом концерте исполняли, ее просто нельзя было не исполнить! Но вместо тебя ее пел Джоуи в тот раз. Неплохо спел, но это был все-таки не ты. А ты спел только Cover the road, очень нейтральную. Никаких чувств, никаких эмоций. Но глаза у тебя были очень печальные. Ты на каждом концерте, столько лет пел эти песни... И вдруг... Странная песня Thrills, правда? Парни обычно о таком не поют. Они обычно или поют о чем-то таком... решительном и мужественном, или уже сразу о разбитом сердце. А вот так... Спеть о своих мурашках, сердцебиении и дрожи в коленках перед любимой девушкой, на это не всякий способен. И многие мои знакомые считают, что это больше все-таки девчачья песня. - Откуда ты знаешь, может, это кто-то и моих сестер написал, а я только спел? - Нет, исключено, - сказала Майке уверенно, - у Патриции и Майте совсем другие тексты. Более правильные, что ли. И у Кэти тоже... Барби вообще-то могла бы, она всегда писала очень странные тексты, но все-таки это другое. Все же думаю, это ты сам сочинил. А I can’t stop the love это вообще... просто водопад эмоций. Наверно, надо быть очень сильно влюбленным, чтобы написать это... Майке снова опустила голову и принялась крутить кольцо на пальце. Джимми продолжал смотреть на ее затылок и вспышки солнца в ее кольце. - Многие музыканты писали красивые песни о любви, хотя сами даже не знали что это такое... А у тебя текст... Местами глуповатый, но настолько страстный и искренний, что подобное просто невозможно придумать, если не чувствовать. Там собственно чувств гораздо больше, чем мыслей... А как ты пел эти песни тогда, у нас на Фемарне! Так вдохновенно, просто лучился. Как будто та, для кого ты поешь, стояла прямо перед тобой! Но начиная с Lorelei, ты уже больше почти никогда их не пел. Вдруг она поняла голову и посмотрела ему в глаза. - Что же произошло за эти два года? Джимми пожал плечами с совершенно равнодушным видом. - Но ты же слышала Nanana. И видела клип. - И я должна верить, что все было именно так, как в том клипе? - В том и был смысл. Мало кто верит, что я на самом деле рассказал бы там свою настоящую историю. Даже самые глупенькие фанатки считают себя слишком умными, чтобы верить в это. Хотя мы вообще обычно искренни в своих песнях и клипах. И чаще всего поем о том, что чувствуем. А для меня этот клип был освобождением. Выплеснуть все, что накопилось, рассказать всему свету, не называя никаких имен. Пусть думают, что хотят, все равно никто не поверит, насколько все это было правдой... Конечно, обо всем за несколько минут было не рассказать, но все-таки самое нужное удалось. Психологи, которые со мной работали, просто мечтали бы, чтобы я с ними чем-то таким поделился. А все было у них перед глазами. - Кстати, если бы я была на месте твоих психологов, я бы сама посоветовала тебе что-нибудь такое снять. Это же очевидно, что должно было помочь. Писатели пишут о том, что их заботит в книгах, художники рисуют, а режиссер снимает фильмы. Ну а музыкант, естественно, пишет песни. - В следующий раз я непременно приглашу тебя в психологи, - сказал Джимми уже безо всякого сарказма. Ему, к его удивлению, глубоко польстило то, что она назвала его режиссером. Вот так обыденно, будто это было его постоянной профессией. Обычно это произносилось немного с иронией, будто в переносном смысле. И редко кто даже из близких говорил об этом как о его профессии, обычно, как о его «увлечении кинематографом». - Надеюсь, тебе моя помощь потребуется не раньше, чем я получу диплом, - сказала Майке серьезно. – Значит, в клипе все правда. - Примерно. Ну не совсем так, конечно... но в целом – да. И по поводу выступлений в те годы ты права... опять. Я действительно каждый раз пел так, будто она передо мной, и я говорю ей эти слова снова и снова. И мне каждый раз казалось, пусть я далеко, пусть на другом конце Европы или мира, но каким-то волшебным способом в этот момент она меня услышит и почувствует. Разве это не наивысшее выражение любви, каждый раз петь для нее? - Да уж... – Майке задумчиво улыбнулась. - Любая фанатка умерла бы за то, чтобы знать это. Но та, для которой ты пел, она не была фанаткой, правда? Она была твоей девушкой. - Женой, - уточнил Джимми. - Хм, - Майке, кажется, не очень удивилась. - Думаю, она бы предпочла, чтобы ты не пел, а просто был рядом. - Я не мог быть рядом. Ты же понимаешь – это для нас было самое горячее время. Каждый день концерты... Иногда по два, по три выступления в день. - Я-то понимаю. Но если бы была на месте твоей жены или девушки... сложно сказать, понимала бы тогда. - Но ты самого главного не знаешь. На самом деле она НЕ хотела, чтобы я был рядом. Все дело в этом. Все, о чем я тогда думал, когда пел, все, о чем пел, все было зря. С самого начала. Теперь мне кажется уже – она никогда меня не любила. - Но в клипе все выглядит не совсем так. - Я же говорю, я не мог рассказать обо всем вообще. Но если ты жаждешь подробностей… - Не жажду, - Майке слегка напряглась. - Если ты захочешь меня выслушать, я могу рассказать, - поправился Джимми. – Раз уж ты спросила. В общих чертах все действительно было, как в клипе. Мы познакомились в Ирландии, когда мне было тринадцать. А Мона была на пару лет моложе меня. Я влюбился в нее с первого взгляда. Глупо звучит по нашим временам, но так оно и было. У нас вообще это в обычае, в семье, я имею в виду. Джон влюбился в Майте с первого взгляда, и Анджело в Киру тоже... И похоже на то, что они будут вместе всю оставшуюся жизнь. Почему бы и у меня не могло быть так же? Правда мы с ней не жили по соседству, и вообще почти не виделись... Мы же все время разъезжали. Но все равно. Я был абсолютно уверен, что она и есть та самая, моя единственная. Сначала мы просто переписывались. А через два года после того, как познакомились, мы снова встретились, и я предложил ей стать моей подружкой. Знаешь, встречаться, как это бывает у нормальных подростков. Только у нас так быть не могло, мы же не могли вместе гулять, ходить в кино или в кафе после школы. Я и в школу-то никогда не ходил. Поэтому у нас продолжился роман в письмах. Наше лучшее время, если честно. Я, конечно, оправлял ей не только письма, но и разные небольшие подарки и... наши диски, которые мы записывали. Мне казалось, ей это нравилось. Она была такой милой и внимательной в письмах, и я окончательно уверился, что это моя судьба. Поэтому, когда мы снова увиделись с ней, опять через два года, я признался ей в любви. И мы впервые поцеловались. Знаешь, забавно, я в то время уже не был девственником, но все равно, первый поцелуй с ней стал откровением. Я даже запомнил музыку, которая звучала по радио в то момент – «Поля Атенрай». В какой-то совершено дикой обработке и в ужасном исполнении, но мне эта музыка показалась божественной. Счастливейший день в моей жизни, так мне казалось тогда. И знаешь, что странно? Я думал, что запомню его до мельчайших деталей, но вот сейчас, как ни напрягаю память, не могу вспомнить одного – что она мне ответила? Когда я сказал, что люблю ее? Знаешь... кажется, ничего не ответила. Я просто поцеловал ее, и раз она меня не оттолкнула, это должно было считаться за ответ, ведь так? Но не важно. Как бы там ни было, мне снова пришлось уехать... Только на этот раз все было по-другому. Я чувствовал, что так больше не может продолжаться. Что я должен быть с ней рядом всегда. Письма... Письма меня уже не удовлетворяли. Теперь, когда мы были... Когда я был уверен, что мы действительно созданы друг для друга и должны быть вместе, я больше не мог выносить разлуки с ней. Я искал какой-то выход, но понимал, что выход на самом деле только один - бросить все и уехать в Ирландию жить с нею. Семья, группа, музыка... Это было по-прежнему важно, но это не могло быть важнее, чем Мона, чем наше с нею будущее... В конце концов, я думал, что мне пора начать вести самостоятельную жизнь. И когда мне исполнилось восемнадцать, я решил поставить отца перед фактом, что ухожу из группы. Конечно, сразу я не ушел, отец никогда бы не отпустил меня просто так... Ему казалось, что это просто порыв, увлечение, что я не понимаю, что делаю, все оттягивал время, уверенный, что я одумаюсь... Но я настаивал. В результате прошел еще почти год, но я все-таки ушел. И я думал, что навсегда. Я приехал к Моне, и мы стали жить вместе. Как муж и жена, наконец-то мы были вместе по-настоящему. Похоже, она очень удивилась тому... что я все-таки приехал к ней. Наверно, она не очень верила, что я смогу. Я сделал ей предложение, и она согласилась. И вот теперь, когда я уже почти точно уверен, что она меня никогда по-настоящему не любила, я все думаю – почему она согласилась? - Если ты оказался способен ради на нее на такую жертву – бросить все… - Я не думал об этом как о жертве, - возразил Джимми. – Это был просто... Выбор. Я уже тогда понимал, что нельзя иметь все. Если хочешь что-то получить, иногда необходимо от чего-то и отказаться. Когда мы обручились и стали близки, я почти был уверен, что это именно то, что мне нужно. Я на самом деле смогу обойтись без группы. Честно. Этой уверенности хватило... Почти на полгода. А потом я все-таки вернулся. Не смог жить по-другому, без этого всего. Мне тогда была девятнадцать – сама посуди, мыслимо ли в таком возрасте бросить все, что любишь больше всего на свете, и начать вести тихую семейную жизнь? И когда я честно поделился своими раздумьями с Моной, она меня одобрила и поддержала. Сказала, что я непременно должен вернуться, и заниматься тем, что люблю и умею. Она уверила меня, что наша любовь это выдержит. И я тоже так считал. Мне казалась, мы неразрывно вместе и теперь, если обручены и связаны отношениями, этого уже ничего не может изменить. И я вернулся к музыке и бесконечным гастролям. Примерно через два года мы поженились. А еще через два года развелись. Все четко. Джимми долго молчал, но Майке, чувствуя, что это еще не конец, ничего не говорила. Наконец, он продолжил: - Непременным условием моего возвращения в группу было то, что я в любой момент смогу поехать к ней... тогда это еще казалось осуществимым... А потом, ну, ты знаешь. Все так закрутилось. Я не видел ее месяцами. В клипе я представляю это так, будто мы ссорились именно из-за того, что я оставлял ее, уезжая на гастроли, но на самом деле из-за этого мы почти никогда не ссорились. Он относилась с пониманием. Даже слишком с пониманием, как мне теперь кажется. Сколько бы я ни отсутствовал, она ни разу меня этим не попрекнула. Когда этот мой брак и развод все же стали достоянием общественности, и ко мне уже с ножом к горлу приставали – почему я развелся, я сослался именно на эту причину. Ведь это на самом деле так правдоподобно – если молодой муж почти все свое время проводит в турне, молодой жене это должно быстро надоесть? Так логично и... идеальное объяснение в общем. Я по возможности постарался взять вину на себя, сказать, что должен был, конечно, уделять ей больше внимания. Только это все было не так. На самом деле... Мы вообще почти никогда не ссорились. Так, иногда дулись друг на друга, но не более того. До того самого первого и последнего раза. - Так из-за чего все-таки? – спросила Майке, потому что Джимми внезапно замолчал. - Мне как-то... Неприятно об этом говорить. Вернее, стыдно. - Ты сделал что-то плохое? - Скорее глупое. Хотя если не сделал бы этого, случилось бы что-то еще. Наш брак был с самого начала обречен, я это уже потом понял. Мы очень редко виделись в это время. Мне почти не удавалась вырваться к ней больше чем на пару дней... И я жутко страдал из-за этого. И мне казалось, что ей еще хуже. Что ей может казаться, что я без нее наслаждаюсь жизнью на гастролях, разъезжаю по миру, общаюсь с фанатами... все такое. Тогда стало немного полегче в плане того, что тогда уже появились сотовые телефоны, - у нас они появились чуть ли не раньше всех, - можно было всегда позвонить, перекинуться парой слов... но даже на это времени почти не оставалось. У нас был один специальный день – раз в неделю, когда я звонил ей, и мы говорили долго... Иногда больше часа, но только в этот день. Это было все, что мы могли себе позволить. Но иногда я все-таки приезжал. И каждый раз ждал этой встречи... Я даже не знаю как. Это было все равно, что свет в конце тоннеля. Она всегда заранее знала, когда я должен приехать. Однажды я собирался к ней примерно на неделю. Настоящие каникулы. А потом выяснилось, что я могу приехать почти на две. И на несколько дней раньше, чем планировал. Просто волшебно. И я решил сделать ей сюрприз. Ну и немного подшутить над ней. Позвонил и сказал, что приехать не смогу. Что все поменялось, и мне придется перенести поездку на месяц, а то и на два. Мне показалось по ее голосу, она была расстроена... Но попыталась это скрыть - так мило утешала меня… Джимми прерывисто вздохнул и замолчал. А ему казалось, что это все уже давно перегорело в нем и подернулось пеплом. Но стоило слегка сдуть пепел и оказалось – все еще тлеет. Может, и в самом деле стоило с кем-то об этом поговорить. Раздавить все тлеющие угли болезненных воспоминаний. Чтобы рассыпались в прах и больше не обжигали. Майке ждала и не торопила его. - А потом я приехал. Сюрпризом. Понимаешь, как это должно было быть – она переживает из-за того, что я не смог приехать, и вдруг я приезжаю раньше и надольше. Дурацкая идея. Теперь даже вспомнить противно. - Знаешь, если бы человек, которого я любила, такое сделал, я была бы та-а-а-ак счастлива, - задумчиво протянула Майке. Джимми хмуро покивал. - Может, в этом все и дело. Она не была счастлива меня видеть. Откровенно говоря, она была ужасно зла. Раскричалась. Я никогда ее раньше такой не видел. Она говорила, что у нее были свои определенные планы на эту неделю, свои давно решенные дела, а я все нарушил тем, что так вот внезапно свалился. Что я воображаю, будто только моя жизнь имеет значение и важность, а ее жизнь для меня ничего не значит. Что я не уважаю ее время и ее желания, что у нее тоже есть право на нормальную, спокойную жизнь, и она не обязана все переворачивать с ног на голову, если мне вдруг просто пришло в голову внезапно приехать. Что ей надоело быть женой, о которой я не вспоминаю месяцами, а потом жду, что она прибежит по первому зову... И... Я знаю, в этих упреках, наверно, была доля истины... Только это все была неправда. То есть дело было совсем не в этом. Я слушал и просто кожей чувствовал – не в этом. Она просто-напросто не рада мне. Совсем наоборот, она жутко обрадовалась именно тогда, когда я ей сказал, что не приеду, хоть и попыталась это скрыть. А когда я все же приехал, да еще и раньше... Для нее это стало таким разочарованием, что она и скрыть не сумела. Ей было лучше БЕЗ МЕНЯ, понимаешь? Спокойнее, удобней. В клипе я показал это так, будто она нашла себе кого-то другого в мое отсутствие, но это я сильно упростил. И, наверно, немного польстил себе и очернил ее. На самом деле она никогда мне не изменяла... по крайней мере, я ничего об этом не знаю. И никого не нашла себе, пока я был далеко. Но вполне могла, как я теперь понимаю. И даже имела право. Это было бы так просто и понятно, если бы она кого-то полюбила, но горькая правда в том, что ей и одной было лучше, чем со мной. И вот об этом мне было стыдно рассказать. Она просто не любила меня: в этом и была вся правда. И одной дурацкой ссоры хватило, чтобы это понять. В тот день я постарался отогнать эти мысли, убедил себя, что у меня паранойя, попросил прощения, и мы провели эти дни... Не так уж плохо. А потом она провожала меня, и это было совсем как всегда, когда мы обычно прощались на вокзале, то есть мне казалось, что все, как всегда. И я решил, что у нас еще есть шанс. Попросил ее сказать мне, что у нас все будет хорошо. Она сказала... Кажется. Во всяком случае, не сказала, что не будет. Только с тех пор все изменилось. И когда я звонил ей, я чувствовал – она мне не рада. И давно уже не рада. И может и никогда не была. Просто я не хотел этого слышать и понимать, в своем ослеплении любовью... Или эгоизмом. Не знаю уж. Наконец, мы поссорились. Не то, что поссорились, я даже теперь уже не вспомню, из-за чего все было... Но я на какие-то ее слова ужасно обиделся. И решил, что не буду ей больше звонить, дождусь, пока она позвонит сама. В конце концов, я ее муж, должна же она переживать! - Она так и не позвонила, - сказала Майке утвердительно. - Ммм. Нет. И тогда я не выдержал и снова приехал без предупреждения. Хотя уже знал, как она может разозлиться. И она, в самом деле, разозлилась. Почти как в предыдущий раз. Но на этот раз это была другая злость. Она держалась поразительно спокойно. Потому что все уже решила за те месяцы, пока я ей не звонил. Потому что уже поняла, что нам нужно разводиться и никакой другой выход ее не устроит. Это было ее окончательное решение. Она тогда говорила мне... Ужасные вещи. Еще более ужасные оттого, что она говорила их так спокойно. Про мои еженедельные звонки, например. Что ей невыносимо скучно было говорить со мной и тратить на меня этот час в неделю... И каждый раз, когда разговор кончался, она вздыхала с облегчением. И когда она провожала меня, каждый раз, когда мы стояли с ней на вокзале. Иногда больше получаса, просто держались за руки и молчали. И я думал... мне всегда казалось, что мы особо близки в такие моменты... Для меня это было так дорого... Знаешь что-то такое, что будешь беречь всегда в своем сердце и вспоминать об этом в трудные минуты. А она говорила, что каждый раз просто понятия не имела, о чем со мной говорить, и считала минуты до моего автобуса. Смотрела на вокзальные часы и следила за движением секундной стрелки или считала проходящих мимо людей. В итоге она сказала, что никогда меня не любила. Ей казалось, что моей любви хватит для брака, если она сумеет быть хорошей женой. Но ничего не получилось, потому что я больше всего думаю о себе. Даже любовь у меня эгоистичная. В общем, она долго старалась, но больше не может. Со мной слишком трудно, и нам лучше расстаться. Вот, собственно и все.