Supersailor

*** Джимми был уверен, что при следующей встрече Кира на него посмотрит весьма неласково, потому решил пока благоразумно не попадаться ей на глаза. Пусть эта история как-то забудется. Вот почему, когда на следующий день он столкнулся с ней в студии, то впервые в жизни был не до конца рад ее видеть. Само по себе ее появление в студии вместе с Анджело не было ничем особенным, но Джимми был уверен, что ее домашнее затворничество продлится еще некоторое время. - Ты здесь и без Габриэля? - удивился он. - Зря, что ли, я ему няню подыскала? – усмехнулась Кира в ответ. - Все-таки подыскала?.. – у Джимми просто сердце оборвалось при мысли, что его столь тщательно разрабатываемый план пошел прахом. Он не смог бы объяснить, что такого меняло, если бы Майке начала работать у Киры. Но что-то определенно меняло. - По твоей рекомендации, Джимми, - добавила Кира с улыбкой. - И как-то мне это не очень нравится, - вставил Анджело мрачно. - Ты настолько не доверяешь своему брату? – с упреком сказала Кира. - Я не доверяю его компетенции в отношении бэби-ситтинга, - пояснил Анджело. - Так ты все-таки взяла Майке? – не понял Джимми. - Ну да. - Вот как… Джимми совершенно неожиданно понял, что чувствует себя гораздо хуже, чем до этих ее слов. И что на самом деле ему совершенно не нужно, чтобы Майке была как-то связана с его близкими. Это значило, что теперь она была связана и с ним, теперь уже действительно связана. Раньше, если не считать случайных встреч, он все же сам решал, когда и где ее видеть, но теперь… Теперь это зависело уж не только от него. Она могла возникнуть поблизости в любой момент. Это его тревожило и пугало. И совсем не нравилось. Тем более после вчерашнего. Было бы гораздо спокойнее, если бы ему не было необходимости в ближайшее время ее видеть. Пусть все как-то придет в норму, а потом… Нет, черта с два, сколько можно себя мучить? Тянуть, откладывать, терзаться неизвестностью… Почему не выяснить все прямо сейчас? Он как можно решительнее, чтобы не успеть передумать, вышел в соседнюю комнату и, вынув телефон, набрал номер Майке. Пока слушал гудки, старательно соображал, что именно ей скажет. Впрочем, сейчас его занимал только один вопрос, все остальные речи были лишними. Майке долго не снимала трубку, и Джимми уже занервничал: ему казалось совершенно необходимым поговорить с нею прямо сейчас. Хорошо если она просто занята с Габриэлем и не может ответить, а если не хочет? Он понял, что если Майке ему не ответит, он бросит все и помчится домой к Анджело, и пусть остальные говорят, что хотят. На его счастье Майке все же ответила. - Привет, - выдохнул он с облегчением. - Привет, Джимми, - по ее голосу ничего нельзя было понять, сердится она или нет. - Я знаю, ты сейчас занята, - быстро сказал Джимми. - Немного… - Я только на секунду… Слушай… Извини, что вчера так вышло… Я как-то увлекся... - Ничего, - откликнулась Майке. – Бывает. - Слушай, - Джимми решил, что тянуть все-таки не стоит и обратился сразу к сути дела. – Давай все же расставим все точки над и. Ты вообще никогда не думала обо мне как о мужчине или я просто поторопил события? В любом случае, я надеюсь, мы останемся друзьями, - добавил он. - Меня вполне устраивает быть твоим другом, - сказала Майке спокойно. - Ага, - Джимми сам удивился, как сильно он оказался этим разочарован. - Ну ладно… - И я как-то не думала о тебе в другом качестве, - продолжила Майке. – Но думаю, ты не был мне противен. Я просто… В тот момент не была к этому готова. - Ага... – повторил Джимми, соображая, что же сказать теперь. И вдруг пожалел, что вообще завел этот разговор. Минуту назад все было гораздо проще. - Увидимся? – сказал он, наконец. - Да, конечно, - ему послышалась в голосе Майке некоторая поспешность. Как будто она была не совсем уверена в том, что он еще позвонит. - Я серьезно? Увидимся, может... Я зайду к тебе после работы... в этот твой супермаркет. Завтра? Сходим куда-нибудь? Майке протяжно вздохнула, и Джимми показалось, он слышит, как напряженно она думает. И вполне возможно сейчас скажет «нет». Но Майке сказала нечто совершено противоположное. - Может, я лучше приеду к тебе? Сегодня? Ты будешь дома вечером? Этого он, признаться не ожидал. И даже не смог сразу понять, хочет ли этого. - Я, наверно, поздно вернусь… - промямлили он. - Ты уверена? Прозвучало это настолько жалко, что он чуть сквозь землю не провалился от стыда. И взмолился про себя, чтобы она этого не расслышала. Впрочем она ничего не отвечала. Может, и в самом деле не услышала, на его счастье, или сделала вид. - Запиши адрес, - вздохнул Джимми. - Я знаю адрес. Джимми не припоминал, чтобы когда-нибудь сообщал ей о себе такие подробности, но решил не уточнять. Тем более она уже отключилась. Джимми некоторое время в оцепенении созерцал телефон, затем убрал его и, повернувшись к двери, встретился глазами с Патрицией. Она, кажется, только что вошла, иначе он бы, конечно, заметил ее раньше… Хотя Патриция иногда умела ходить на удивление тихо. Вопрос был в том, что именно она слышала. - Подружка? – спросила она слишком уж безразличным тоном. Начинается. - Нет, - ответил Джимми решительно. Уж как бы там ни было, то Майке точно не являлась тем, что Патриция сейчас имела в виду. - Брось, Джимми, - Патриция досадливо поморщилась. – Кира же мне рассказывала, да и я не дура… Не понимаю, зачем делать из этого тайну… - Ты вообще о чем? – Джимми посмотрел на нее своим самым наивным взглядом. Раньше это иногда работало, но сейчас Патриция только сильнее нахмурилась. Ее губы сжались в упрямую полоску, и эта гримаса не предвещала ничего хорошего. - Хорошо, я спрошу тогда прямо, - сказала она стальным голосом. - Зачем ты морочишь голову этой девочке? Тебя тешит ее обожание? У Джимми сразу же разболелись зубы от этого ее тона. Он сначала решил не реагировать и не отвечать. Пусть Патриция выговорится. Она, конечно же, как всегда, была уверена, что все про всех знает гораздо лучше, чем они сами про себя, это ее обычное нормальное поведение, и не стоит на него обижаться. В конце концов, то, что она сейчас скажет, это лишь ее собственные домыслы и фантазии, не значительнее, чем у любой рядовой фанатки, так что пусть себе долдонит… Мысленное сравнение Патриции с фанаткой позабавило Джимми, и он улыбнулся. И все же слушать, как она говорит что-то неприятное, пусть и несправедливое о Майке, оказалось гораздо противнее, чем он сначала думал. И вдруг очень сильно захотелось ее заткнуть. Но не спорить же с глубоко беременной женщиной! Приходилось терпеть. А тут еще и Джоуи возник в дверях, с видимым интересом вслушиваясь в ее речь. Он пока ничего не говорил, но вид у него при этом был такой насмешливо-самодовольный, что Джимми захотелось дать ему по морде. Просто так, для профилактики. - Сколько вообще ей лет? – спросила Патриция взвинчено. - Двадцать, - ответил Джимми машинально – большую часть монолога сестры он прослушал. - Двадцать! – Патриция выразительно закатила глаза. - О чем же вы с ней говорите? - Могу поспорить, они много не разговаривают, - хмыкнул Джоуи. - Ну и дурак, - огрызнулся Джимми, в глубине души радуясь, что можно на ком-то сорваться с чистой совестью. – Привык по себе судить? Джоуи, который в последнее время старался поддерживать имидж высокоморального семьянина, угрожающе нахмурился. Теперь уже их разговор слушали все присутствующие. Даже Пэдди ради такого дела вышел из своего сомнамбулического состояния. Джимми подумал, что с этим обычаем, - выносить на коллективное обсуждение личную жизнь каждого, - надо бы завязывать. - Знаешь, - сказала Патриция после паузы, - если бы она была простая фанатка, группиз, я бы слова не сказала… Какое мое дело? В конце концов, каждый развлекается, как может. Ты и раньше этим не брезговал. Но она ведь, вроде, не такая. Вроде порядочная девушка. - У нас с ней ничего не было, - ответил Джимми деревянным голосом. - Это пока. - И потом не будет. Мы просто друзья. Может, мне просто быть приятно общаться с человеком? Без поцелуев и прочих… дел? - Тебе? Если это красивая девушка, то не может, - с непоколебимой уверенностью заявил Джоуи. - Боже, какой болван, - покачал головой Джимми, но Джоуи только злорадно ухмыльнулся. - Во-первых, я с ней едва знаком, - начал Джимми раздраженно. Этот разговор ему уже порядком надоел, и он решил внести ясность раз и навсегда. - Во-вторых, я всего лишь предложил Кире пригласить ее, чтобы сидеть иногда с Габриэлем, в-третьих... Он не успел сообразить, что именно этого говорить и не следовало бы, Анджело сразу вскинулся: - То есть ты с ней едва знаком, но при этом рекомендуешь ее ухаживать за моим сыном? Да ты совсем, что ли, рехнулся, Джимми? - Это совершенно неприемлемо, - поддакнула Патриция. - При чем здесь это? – простонал Джимми и подумал, что Анджело в своем отеческом пылу явно перегибает. И что на месте детей он бы таких родителей душил своими руками. - Джимми, если окажется, что ты воспользовался моим сыном, чтобы подбивать клинья к этой девчонке, ты вообще к нему никогда больше не приблизишься! – завелся Анджело. - А уж она тем более! - Может, я в этом вопросе тоже имею право голоса? – спросила Кира. - Я не стану доверять ребенка первой встречной! - Она моя подруга, - сказала Кира сурово, и Анджело сразу притих. – Я ей полностью доверяю. И – поправьте меня, если я ошибаюсь – но обсуждать человека за его спиной - это не совсем красиво? С этими словами она обвела долгим взглядом всех присутствующих. Патриция, кажется, немного смутилась, и даже Джоуи отвел глаза. Наверняка у него нашлось бы, что на это ответить, да и Патриции тоже, но ссориться с Кирой было не принято, поэтому тему пришлось замять. За что Джимми был ей искренне благодарен. - Спасибо, что поддержала меня, - сказал он Кире, когда они остались наедине, но сразу же отшатнулся от ее гневного взгляда. - Ты чего? - Ничего. - Кира! Кира поджала губы совсем как Патриция. Но выражение лица ее было гораздо более жестким. - Я поддержала Майке, а не тебя, - произнесла она, глядя поверх Джимми. - Сказала то, чего ты не сказал. - Я просто не хотел обсуждать это при всех! - Почему? Ты что, ее стыдишься? Почему прямо не сказать, кто она тебе? - Потому что никто! Кира все-таки посмотрела на него с таким едким прищуром, что Джимми аж пот прошиб. Он и не подозревал, что кроткая и нежная Кира способна вот так смотреть. Понятно теперь, почему у нее Анджело по струнке ходит... Но выражение ее лица почти сразу же сменилось на равнодушно-отчужденное, и это было еще неприятнее. - А Патриция, выходит, права, - сказала она. - Ты просто морочишь ей голову. С ней ты такой милый, что я даже подумала… А за ее спиной… Она для тебя «никто»? Ты с ней «едва знаком»? Знаешь, Джимми? Это ты теперь для нее никто. Ты сам так решил. В чем-то она была, безусловно, права. Он и сам судил бы так же, если бы видел их отношения со стороны. Но находясь внутри них, он знал, что все не так однозначно, не так просто. Кира не могла знать и понимать всего. И не должна была судить. Однако объяснить ей это все он бы не смог. - Ты ей расскажешь? – спросил он тоскливо, чувствуя как в глубине души начинает зарождаться смутное раздражение. - Может быть, ты сам расскажешь? - Это ультиматум? - Это я все-таки пытаюсь по-прежнему хорошо к тебе относиться, - сказала Кира расстроено. – Тем более, я по своей наивности так расхваливала тебя ей… Еще вчера, когда выяснилось, что ты нас обеих втягиваешь в какую-то глупую игру, я пыталась найти тебе достойное оправдание. Неужели, снова ошиблась? Джимми не ответил. Кира, конечно, была лучшим человеком из всех, кого он встречал в своей жизни, но сейчас даже к ней он испытывал легкую неприязненность. Почему его не оставят в покое? Почему не дадут самому решать, самому устраивать свою жизнь? Почему непременно кому-то надо влезть? Конечно, тут дело не только в нем, но и в Майке, Кира беспокоится за нее. Но почему она, как Патриция, так сразу решает, что он сам не сможет о ней позаботиться? Почему никто не хочет оказать ему не малейшего доверия, даже теоретически. Неужели они не понимают, что многие правильные вещи люди не делают именно потому, что им просто не дают возможности САМИМ это сделать? Если он не хочет быть порядочным под чьим-то чутким руководством, это не означает, что он не способен быть порядочным сам по себе! Доброе дело, сделанное из-под палки, не приносит ни удовлетворения, ни радости, это злит, раздражает, и возникает нежелание делать впредь что-нибудь вообще… *** Джимми надеялся, что вечером к приходу Майке эти негативные эмоции поулягутся, но они только сгустились в нем. Да и сама Майке казалась неуверенной и напряженной. Может быть, потому, что впервые была в его квартире, да еще и на ночь гладя. Но так и что, отметил про себя Джимми с мрачным удовольствием, она сама сюда пришла, никто не звал… Эта их встреча ничем не напоминала предыдущие, когда они могли непринужденно болтать часами. На этот раз все было иначе. Беседа не клеилась. Они обменивались ничего не значащими фразами, даже не слыша ответов друг друга. Было ощущение, что каждый из них точно знает, зачем они встретились, но ни один не понимает, как приступить к этому щекотливому делу или хотя бы как об этом заговорить. Наконец Джимми решил, что с этим самоистязанием пора кончать, и решительно взял Майке за руку. Она сразу затихла и словно бы затвердела. Джимми притянул ее к себе, собираясь посадить на колени, и очень некстати вспомнил ее рассказ про того неудачливого поклонника, который вот так же пытался ее обнять у себя на квартире. Ему не хотелось, чтобы сама Майке вспоминала об этом, поэтому он просто усадил ее рядом с собой на диван. Получилось крайне неуклюже, будто он хотел прижать ее к себе, но в последний момент передумал. Но по лицу Майке нельзя было понять, обратила ли она на это внимание или нет. Она была уж слишком напряжена. Возникла неловкая пауза, во время которой Джимми ожидал хоть какого-то движения с ее стороны или хотя бы взгляда, намека, что ему позволено продолжать, но она сидела, опустив голову. А потом вдруг скинула туфли и устроилась на диване, поджав ноги. Так ей, наверно, было удобнее. Но вот Джимми теперь вообще не знал, как к ней подступиться. Даже целовать ее теперь стало неудобно. И снова у него возникло чувство раздражения на нее, на ее неумение, неспособность или нежелание как-то помочь ему в такой ситуации… И снова вспомнился тот его дружок, но на этот раз Джимми проникся к нему гораздо большим сочувствием. Наверно, потому, что ситуация была уж очень похожа. Друг рассказывал, что безумно любил свою девушку и считал ее родственной душой, но когда они впервые остались наедине, в решающий момент у него ничего не получилось. Нет, его девушка не посмеялась над ним и ни в чем не упрекнула, но и не подержала, не ободрила… Это тогда Джимми казалось, что только очень слабый человек будет валить всю вину за свою неудачу на женщину, но вот оказалось, что быть сильным в таком деле не так-то просто! На секунду его захлестнула резкая злость и на самого себя, и на Майке, и на Киру с Анджело, и на Патрицию, и на всю эту нелепую ситуацию. Всегда все было так просто, почему в этот раз все так сложно и непонятно? В конце концов, может, правы по-своему те, кто говорит, что мораль и культура - только ненужные, вечно мешающие предрассудки, а значение имеют только инстинкты и секс как таковой? Он уже не пытался обнять или поцеловать Майке, поддавшись этому чувству, он просто толкнул ее на диван и навалился сверху… Майке не вырывалась, не уклонялась от его грубоватых ласк, хотя и не отвечала на них, лишь только один раз шевельнулась, устраиваясь поудобнее и закрыла глаза. Впрочем, он и не захотел бы сейчас встретиться с ней взглядом, это бы все испортило. Ему уже приходилось испытывать это ощущение. И не один раз. Когда ты точно знаешь, что то, что ты совершаешь сейчас – неправильно. И ты всем своим сердцем и умом понимаешь это. Более того, ты понимаешь, что будешь об этом жалеть, будешь ненавидеть себя за то, что совершаешь сейчас, что никаких оправданий и никаких смягчающих обстоятельств твоему поступку нет и быть не может. И, может, прямо сейчас ты разрушаешь и теряешь что-то необыкновенно важное и нужное для тебя. Он знал все это, понимал и все-таки не мог остановиться. Потому что слепой животный инстинкт пересиливал в нем сейчас и разум, и голос совести, и все человеческие чувства. И шептал прежнюю привычную присказку, которую он твердил себе уже столько раз в своей жизни. «Я вот только сейчас, один только раз, самый последний-распоследний, поступлю неправильно, а потом всю жизнь буду поступать, как надо». И какой бы смешной ни была это ложь, он снова себе поверил… И еще была совершенно дурацкая, почти постыдная радость, что у него, кажется, все должно получиться, а он-то все время в глубине души переживал, что от долгого отсутствия практики дело может не заладиться… Он на самом деле не хотел, чтобы все было вот так. Они оба заслуживали чего-то большего, но ему просто захотелось с этим покончить. Чтобы уже все окончательно стало на свои места, и не было пути назад. Правда, он совершенно не был уверен в том, что это тот путь, которым стоит идти вперед, но у него уже не было сил сомневаться. Да и кроме того он уже не в состоянии был думать ни о чем другом, сейчас он мог сосредоточиться только на ее теле. Тонкий аромат, исходящий от нее, ударил ему в голову. Раньше Майке никогда не использовала такой изысканный парфюм. И не пользовалась помадой нежно-розового, перламутрового оттенка, от которой лицо ее казалось почти по-детски невинным и свежим. И сама она была сегодня какой-то особенно свежей и чистой, словно оделась во все новое, и аромат духов смешивался с ощутимым запахом зубной пасты… Майке вдруг снова заворочалась под ним, беспокойнее, чем в предыдущий раз, потом уже совершенно недвусмысленно попыталась вырваться. - Нет… Подожди! – она толкнула его почти со злостью и, все-таки вывернувшись из-под него, села на противоположном краю дивана. - Подожди, - повторила она, тяжело дыша. Джимми, перевернувшись на бок, смотрел на нее, непривычно растрепанную, в растерзанной одежде, и ждал. Он ни секунды не сомневался в том, что все это лишь временная заминка. Его рука все еще хранила тепло ее тела и особую гладкость кожи на бедре, над чулками. Какая девушка надевает на свидание чулки, если не настроена вполне решительно и серьезно? - Я… кажется… - проговорила Майке, сглатывая и дрожащими руками приглаживая волосы. - Я, кажется, не смогу сейчас… Извини… Губы у нее задрожали, как у обиженного ребенка, и она торопливо начала застегивать блузку, попадая пуговицами не туда. Джимми сел рядом с ней, еще не сообразив, что он будет говорить или делать, еще не обретя вообще способность мыслить, а она уже вскочила, как ошпаренная, подхватила туфли и бросилась вон из комнаты. Джимми на автомате последовал за ней, чувствуя себя на редкость паршиво. И не только из-за неудовлетворенного возбуждения, этому горю помочь было нетрудно. Но другая, еще более отвратительная, внутренняя неудовлетворенность, почти злость на себя и весь свет была сейчас гораздо мучительнее и требовала выхода. И объектом этой злости сейчас можно было сделать Майке. Джимми стоял в дверях, прислонившись к косяку и скрестив руки на груди, молча наблюдал за тем, как она поправляет у зеркала одежду и обувается. И только когда она уже натягивала второй туфель, стоя на одной ноге и ухватившись за дверную ручку, он заговорил. - Так что? - спросил он. – Так значит, все-таки дело во мне? Ты со мной таки не можешь? То есть тебе приятно общаться с известным музыкантом, это такой понт, и даже охота затащить меня в постель для порядка, чтобы уж наверняка. Но когда доходит до дела, ты понимаешь, что я тебе противен… Так это понимать? Майке, наконец, оставила в покое туфлю, выпрямилась и посмотрела на него. - Все не так, - сказала она спокойно. - Но думай, как хочешь. А ты сам? Ты согласен со мной общаться только при условии, что я пересплю с тобой в ближайшее время – так это понимать? А я не могу. Все еще не могу. И, может, еще месяц не смогу или год... Ты уверен, что способен ждать так долго, и оно того стоит? Есть десятки девушек, которые с охотой ублажат тебя хоть завтра. - А ты не из таких? - А я… - Майке как будто на секунду задумалась. - Не из каких. Я сама по себе. - Единственная в своем роде, - сказал он, даже не пытаясь скрыть горькой иронии. – Где уж мне… С моими примитивными запросами тебя понять и оценить. Майке снова принялась поправлять туфли, хотя поправлять их уже было незачем. - Я лучше пойду, - сказала она, не глядя на него. Джимми не ответил. Майке еще помедлила в дверях, терзая на этот раз сумку. Потом повернулась и вышла. Он, наверное, еще мог бы ее остановить. Или хотя бы не дать ей уйти вот так. Сказать что-то. Что-то сделать. Но на него навалилось вдруг страшное равнодушие и усталость. Стало все равно. Он все равно не сможет сделать так, как нужно, так, как правильно. И на самом деле, может это она слишком хороша для него, а может, просто все женщины и в самом деле «слащавые кривляки» и не стоят того, чтобы из-за них переживать. Всегда можно найти другую. Впрочем, переживаться уже начало и очень сильно, Джимми это уже чувствовал. Пока он еще слышал ее шаги на лестнице – очень медленные – он крепился, но когда они совсем стихли, желание броситься за ней и догнать стало просто непереносимым. Он заставил себя сесть и медленно сосчитать до ста. Чтобы дать ей возможность уйти окончательно. А потом повалился на диван, прижался лицом к обивке, еще сохранившей запах Майке, и беззвучно разрыдался.