Пять мужчин Арии Монтгомери

Джейсону ДиЛаурентису не впервой увлекаться девушками. Было такое раньше, будет и потом, это его не беспокоит. Единственное, что его беспокоит - это то, что он увлёкся девушкой настолько. Ему нравится в ней всё, буквально. Ему нравятся большие глаза, какого-то странного зелёного цвета с коричневыми вкрапинками. Ему казалось, что при выключенном свете они становятся темнее. Или, наверное, от возбуждения. Это Джейсону, к его великому сожалению, не известно. Ему нравятся её волосы: длинные тёмные и до ужаса мягкие. Это он выясняет, когда притягивает её к себе, чтобы поцеловать, а она отчего-то позволяет, только потом заявив, что "не свободна". Ему нравится её запах. Манящий и нежный, как она сама. Ему, чёрт возьми, нравится её голос, её стиль, её походка. Джейсону ДиЛаурентису нравится Ария Монтгомери. Вся. Он уверен, что изучил её. Он знает, что ей слишком нравятся хорошие парни, вроде её учителя английского, у которого на лбу огромными буквами написано "я милый", так что у плохого мальчика ДиЛаурентиса нет шанса. Он думает, что знает о ней буквально всё и может предвидеть почти каждый её поступок. Наверное, именно поэтому его так сильно удивляет появление Монтгомери на его пороге в два часа ночи. - Ария? - удивлённо спрашивает он, разглядывая заплаканную брюнетку с потёкшей тушью, которая явно начала замерзать на холодном ночном ветру, - Проходи. Девушка благодарно кивает, проходит в гостиную и опускается на диван рядом с камином. Джейсон, перед тем как догнать её и сесть рядом, лишь заглядывает на кухню, забирает чашку уже приготовленного (как будто знал) горячего чая и протягивает её Арии. Та благодарно кивает и делает большой глоток; горячая жидкость обжигает слизистую, так что девушка начинает кашлять, а на широко распахнутых глазах выступают слёзы. - Осторожнее, - шепчет ДиЛаурентис, отбирает у неё чашку и ставит на журнальный столик от греха подальше. - Эй, ты в порядке? - спрашивает парень, когда навернувшиеся вроде бы из-за чая слёзы оставляют прозрачные дорожки на бледных щеках. У Арии нет никакого желания лгать, поэтому она просто качает головой, понимая, что ещё не произнесла ни одного слова, с тех пор, как переступила порог. Она вообще плохо понимала, почему пришла к Джейсону. Наверное, из-за того, что узнанная недавно шокирующая новость имела непосредственное к нему отношение. - Джейсон... - голос у Монтгомери хрипит от долгого молчания, - Элли жива. Блондин смотрит на неё несколько секунд, а затем, наконец, моргает и говорит: - Это несмешная шутка, Ария. - Ты думаешь, я могла бы так над тобой шутить?! - восклицает брюнетка. - Это невозможно, - ДиЛаурентис нервно улыбается и всё ещё смотрит на девушку, - невозможно. - Я знаю, - она разворачивается к нему лицом и бережно берёт его руки в свои небольшие ладошки, - знаю, Джейсон. Но это правда. Она жива. Эллисон жива. Джейсон все ещё неуверенно качает головой, а потом вскакивает, отходит на несколько шагов от дивана и разворачивается к окну. Монтгомери тихо подходит к нему и обнимает сзади, заставляя немного расслабиться и повернуться, чтобы обнять её в ответ. Так они стоят несколько минут, и, когда Ария поднимает голову, то замечает мокрые следы на мужских щеках, чуть тронутых щетиной, но ничего не говорит, только обнимает крепче. Потом они разговаривают несколько часов. Ария рассказывает ему про жуткий бал в Рейвенсвуде, потом разговор перескакивает на их воспоминания об Эллисон, и Монтгомери уже не плачет, а тихо смеётся над его рассказами о проказах маленькой блондинки. Они давно уже сидят на мягком, пушистом ковре, спиной опираясь о диван, так уютнее. А в бокалах плещется совсем не чай, а виски, хотя по цвету не отличишь, вкуса через полтора часа они уже тоже не чувствовуют. Джейсон вновь вспоминает её пряди и спрашивает, почему она от них избавилась, на что Ария лишь пожимает плечами: - Элли хотела, чтобы я покрасилась. Ей нравилось. Мне было больно видеть пряди в зеркале каждый день. Они напоминали об Эллисон, о том, что она никогда больше не посоветует мне покрасить волосы, или надеть что-то, или сделать. - Я тоже скучаю по ней, - тихо признаётся парень и зарабатывает удивленный взгляд зелёных глаз, - Да, у нас были не лучшие отношения, но она была... Есть, - поправляется он, - моя сестра. Монтгомери молчит и снова прижимается к Джейсону, а тот, обнимая её в ответ, подглаживает по тёмным и да, шелковистым волосам, отчего Ария начинает едва слышно мурчать: алкоголь даёт о себе знать. Когда брюнетка поднимает голову, отчего-то желание поцеловать ДиЛаурентиса кажется ужасно правильным. Хороший мальчик Эзра как-то странным образом забывается; в голове у Монтгомери восхитительно пусто, наверное, потому что Джейсон так же восхитительно целуется, и все мысли из темноволосой головы словно сдувает ветром. Когда на следующее утро Ария абсолютно голая просыпается в явно не своей постели, первая мысль, которая приходит ей на ум - о том, что родители, наверное, будут волноваться, что она не ночевала дома. Ладно, это не проблема, скажет, что была у Спенс. Вторая мысль - о том, что секс с Джейсоном так же великолепен, как и поцелуи с ним же. И только третья мысль - об Эзре и чувстве вины, которое не исчезнет теперь никогда. Но это будет потом. Сейчас она опять закрывает глаза и придвигается ближе к ДиЛаурентису; ей до дрожи нравится чувствовать тепло его тела. Джейсон просыпается с мыслью, что теперь, когда он переспал с малышкой Арией, ему удастся наконец избавиться от наваждения в её лице. И понимает, что в корне не прав, когда та придвигается ближе, вызывая весьма понятный стояк и весьма не понятную широкую довольную улыбку Чеширского кота на его лице. Он открывает свои зелено-голубые глаза и внимательно смотрит на уже явно не спящую девушку. Та поднимает голову, чуть подтягивается и, практически улегшись на нём, целует. ДиЛаурентис был уверен, что как только хмельной туман покинет голову Арии, она убежит, предварительно упросив его ничего не говорить Фитцу. Однако, Монтгомери вновь его удивляет, когда её рука скользит по его обнажённому торсу ниже. Арию весь день мучает чёртово чувство вины, но оно не мешает вечером вернуться к Джейсону. Вернуться, чтобы поговорить, попросить никому не рассказывать о случившемся, разобраться в том, что произошло. Кто же знал, что этот вечер закончится так же, как и прошлый? Так же, как будут заканчиваться многие вечера на протяжении двух лет, пока однажды ДиЛаурентису не стукнет в голову что-то отдалённо напоминающее сумасшествие, и он не предложит Монтгомери стать ДиЛаурентис. А она согласится.