Пять мужчин Арии Монтгомери

Арии нравился Уэс. Он был чем-то вроде молодой версии Эзры, не обременённой внезапно появившимся сыном, должностью учителя и разницей в семь лет. Уэс действительно походил на старшего брата. Это проявлялось во внешности: у Эзры были те же голубые глаза и белоснежная улыбка; в голосе периодически проскальзывали похожие интонации, а во взгляде мелькала та же доверчивость. Это касалось и внутреннего мира молодых мужчин: оба любил литературу в целом и поэзию в частности и были абсолютно не согласны с мировоззрением своей дражайшей матушки, с которой у Арии, к большому сожалению последней, установились крайне неприязненные отношения. Девушка пыталась, правда. Но мадам Фицджеральд наговорила ей кучу гадостей, добавив «Ты ведёшь себя так, как будто я задела твои чувства. Это было непреднамеренно» таким тоном, что было предельно ясно: именно такие намерения у неё и были. Как бы то ни было, крайне сомнительно, что матушка одобрила бы действия Монтгомери, узнай она о поцелуе с её младшим сыном. Не то, чтобы Арию сильно волновало её мнение, однако, усугублять и без того непростую ситуацию в этой семье девушке не хотелось. Нет, Ария не перестала любить Эзру. Но у того теперь сын, Мэгги и другая жизнь, где малышке Арии места попросту не было. Было больно, да. Поначалу боль была настолько огромной, что девушке не хотелось выползать из дома, а уж видеть кого-то – и подавно. У брюнетки в голове набатом стучали слова «Это мой сын. Я должен быть с ним. Прости, Ария» и короткие гудки отбоя. Потому Уэс, каждый день с поразительной настойчивостью оббивавший пороги, неизменно получал «Она не хочет никого видеть, Уэс. Мне жаль» от миссис Монтгомери. Фицджеральд-младший грустно кивал в ответ и скрывался в темноте деревьев, а Ария наблюдала за ним из окна. Это продолжалось двенадцать дней. На тринадцатый Монтгомери спустилась вниз и даже отправилась с Уэсом в кофейню. Ненакрашенная, с косой вместо укладки, но в приличном платье и с едва заметной улыбкой на бледном лице. Уэс напротив безумолку болтал, не задавал вопросов и не проводил психологических бесед, от чего Ария была ему только благодарна. Через месяц они идут на что-то, отдалённо напоминающее первое свидание. Отдалённо – потому что первое свидание предполагает первый поцелуй. Ну или хотя бы второй, что и рядом не стоит с их десятью. Да, Ария считала. Но всё остальное – переглядывания, улыбки и неловкие касания – всё же оставалось с ними. Так что, когда Фицджеральд тянется к ней, брюнетка с удовольствием дарит ему двенадцатый поцелуй. Уэс в буквальном смысле этого слова забирал её боль. По крупицам она уходила из души Арии. Каждый раз, когда пухлые мужские губы касались её, Монтгомери чувствовала тепло, разливавшееся по всему телу. Ария Монтгомери с удивлением поняла, что боли больше нет в день, когда слишком уж участившаяся тошнота заставила её отправиться в аптеку, где понимающе усмехнувшаяся фармацевт протянула совсем не волшебную упаковку таблеток, а очень даже тест на беременность. Конечно, она много чего почувствовала: недоверие, страх, робкая радость, снова страх. Но удивительнее всего было то, чего Монтгомери не почувствовала: в груди больше не ныло. Когда же Уэс, потратив добрых минут десять на переваривание новости, радостно закружил её по небольшой гостиной снимаемой им квартиры, Ария поняла, что ей плевать на миссис Фицджеральд и её реакцию, ей, чёрт возьми, плевать на всё, кроме этих голубых глаз, в которых через край плескалось счастье.