— Тебе неприятно?
— Очень приятно, но, к сожалению, это грех.
— Бог создал грехи, потому что он к нам милостив.
к/ф «Честная куртизанка»
Стила Нерана встретила в шелковом халате столь темно-синем, что в мутном свете комнаты с низким потолком он казался черным. Прическу она разобрала, и непокорную пену ее черных кудрей теперь сдерживала только лента, отводя волосы от лица и шеи. Стил еще стоял на пороге, а она протянула к нему руки, точно изнывала от иссушающей тоски, длившейся годами. — Что-то не в порядке? — Спросил Марк. Вместо ответа она поцеловала его, но так, словно прощалась. И Стил позабыл все. Она никогда не говорила, что любит его, однако этот поцелуй… Марк прочел в нем признание. — Свяжи мне руки, — сказал он, потянув за край черной ленты, пока тяжелые кудри не развязали узел, — или души. Делай то, что делаешь со своими клиентами. Он думал, что ей это нравится. В какой-то мере ему и самому было интересно. Страсть владела ими с первой встречи. Нерана не гадала, когда меж ними начало зарождаться подлинное чувство привязанности, и сколь велико оно было в сравнении с всепоглощающей жаждой друг к другу. Ей обычно нравилось, как много грязи остается после них в постели, он был не против, что она в пылу страсти расцарапывала в кровь то его, то себя — несильно, но так, что потом они, отдыхая, находили тут и там на простынях смазанные бордовые капли, похожие на следы кисти художника, на телах друг друга — пунктирные точки длинных то прямых, то извилистых ранок. На нем и так было множество шрамов, оставленных войной, на ней — во много раз меньше, и все — следы от непростой юности в трущобах. Иногда Неране казалось, что в пылу постельных игр они рано или поздно сделают друг другу больно по-настоящему. Но в тот день… Нерана сделала вид, что ничего не слышала, и Стил увлек ее на постель с неожиданной бережностью. Они еще никогда не были так тихи наедине. Их объятия всегда были тесны на грани с болью, но не теперь: Марк накрыл Нерану собой, защищая и согревая. Ее нос уткнулся ему в шею, сопел негромко, и последний вздох наслаждения вышел так тих, что поручик едва расслышал его за скрипением кровати. Потом они лежали рядом, слишком быстро утопив страсть в тревоге, чтобы продолжать целоваться — они даже не касались друг друга, только дыхания их смешивались, так близко были лица. Марк заснул, успокоенный больше возлюбленной, она же лежала и размышляла. Тревога утихла только на минуты, пока они с поручиком хранили жаркое единение. Нерана скрыла улыбку, облизав губы и перевернувшись на спину. Она и наказывала себя им, и находила в вечерах с ним интерес. Ею завладели мысли о следующем свидании с Марком. Нерана невольно вздрогнула от смущения — не стыдливого, которое было ей чуждо, воспитанной во многом по-бралентийски. Но она подумала о том, что не странно ли: погружаться в мечты, забывая, что их объект лежит рядом с ней? И можно только поманить его… Нет, уже нельзя. Ходики в коридоре отстучали семь часов, значит, сейчас Марк отправится на службу, раздать последние приказы ночной смене. Она сможет остаться еще пару часов в постели, храня на коже его запах, кутаясь в еще теплые от их тел простыни. А потом ей придется тоже встать, принять ванну и вернуться в «Камелию», не подавая вида, что она была с мужчиной. Нет, не просто была — спала и не спросила платы. В «Камелии», да и в других схожих заведениях разрешалось иметь любовника, только если он приносил деньги заведению. Рано или поздно я его потеряю, подумала Нерана, следя, как под веками движутся глаза Марка, и ее обожгло понимание — рано, и не мирно. Или он потеряет тебя, потому что на самом деле ты его вовсе не слушаешь. Лезешь туда, где опасно. Стил проснулся. Потянулся на кровати, не замечая руки девушки на своем плече, коснулся ладонями холодной стены в изголовье кровати… У него были свои причины мучиться в глубине души, но каждое свидание с возлюбленной вливало в поручика новые силы — ровно столько, чтобы вытерпеть до следующей встречи. — Ты о чем-то думала, вид у тебя загадочный, ну-ка расскажи, что в твоей прелестной курчавой головке? — Думала, да не надумала. Мне нужно поразмышлять еще, прежде чем смогу сказать. Его рука, щекотавшая ее плечо, локоть, запястье застыла, дойдя до пальцев. — Симпатичное кольцо. Выглядит, как очень дорогое. Они так спешили забраться в постель, что все украшения остались на девушке. — Нашла его на улице, представляешь? — Она знала, что он подумал. Кто-то опередил его. Пусть это было и не так, Нерана не собиралась расщедриваться на отрицания, чтобы даже не озвучивать его мысли. — Неужели ты думаешь, что я способна на кражу, золотце? Она нежно провела по щеке Стила ладонью. Ободок кольца холодом ужалил его кожу, и Марк неприязненно вздрогнул. — Я с детства внимательно осматриваюсь вокруг, чтобы не пропустить ничего важного. Люди не ценят прекрасные ослепительные вещи, беспечно теряя их. А я подбираю, и это неизменно делает меня счастливее. Однажды я увидела так тебя, ты выглядел потерянным. Марк встал с постели и отошел к зеркалу. Нерана закусила губу, размышляя, не понял ли он ее превратно. — Я бы хотел подарить тебе еще одно кольцо. В конце концов, ты от меня еще ни одного подарка не видела. — О, да, я даже не понимаю, какого демона мы натурально вместе. — Потому что я знаю тебя настоящую, — ответил Марк. — Ты играешь тщеславную девчонку без ума от бриллиантов, но на деле ты совсем не такая. Улыбка Нераны исчезла, словно на губы ей брызнули лимонным соком. — Не тяни, Нерана, я всего лишь хочу услышать «да» или «нет». Или что, тебе нужно, чтобы я встал на одно колено? Неране стало противно и стыдно одновременно — такое чувство находит, когда вспоминаешь, как однажды ребенком тетушка чмокнула тебя в щеку, а ты повернулась к ней грязным ухом. Такое чувство частенько на нее накатывало, в последнее время — раз в пару дней, если не чаще. — Ах, Марк, — Нерана взяла из вороха своей одежды портсигар и постучала по ладони холодным уголком, — дело просто в том, что это не решит моих проблем. И ты их не решишь. Он понял, это означало «не добавляй же новых». — Я не предлагаю тебе настоящий брак. Ты сама понимаешь. Я не вдовец. Где-то там, в одном из монастырей в затрапезном городишке в лесах Ньеслу моя жена усердно молится Уризену. И пока она жива… — Да, да. — Нерана отмахнулась. Леди Стил и так всегда была точно где-то рядом. Марк говорил о ней так, точно они не потеряли связь почти двадцать лет назад. Нерана думала о том, сколько раз, закрывая глаза, Марк представлял на ее месте леди Стил. — Она оставила меня, но не сделала свободным. Я никогда не был достаточно хорош для нее. — Ты достаточно хорош для меня. Нерана встала с постели, естественная в своей наготе, обняла Марка. Ее голые руки обвили его, бедро, темно-абрикосовое в желтом свете свечи, видневшееся из-за ноги Марка, казалось невероятно непристойным и в то же время беззащитно-доверчивым в отражении мутного зеркала. — Ты… ты лучший мужчина из всех, кого я встречала. Ты знаешь, как дорог мне. Могу я… я должна тебе в кое-чем признаться, золотко. — Хорошо. Говори, как только примешь мое предложение. — Что? Я… — Нерана отпрянула. Марк развернулся к ней, и она отступила от него на несколько шагов. Песок на грязном полу щекотал ее босые ступни. — Не смотри так на меня, и не говори, пожалуйста… как будто ты меня спасаешь. — Но разве жизнь в особняке не лучше твоего существования в… — Нет! — Она воздела палец, тяжело дыша. Она знала, что он скажет, и это ранило ее. Уже. Бесповоротно. И все же, пока Марк не договорил, Нерана будто бы могла притвориться, что этого не было. Она не слышала. Он не имел в виду. — Больше никогда не заговаривай об этом. — Ты хочешь свадьбы? — Я хочу, чтобы ты замолчал. Нерана прошла в другой конец комнатки, подколола волосы и села в полную остывшей воды ванну. Дрожь пробрала ее до затылка. — Я хочу, чтобы ты перестала совершать глупости, только и всего. Дать тебе то, чего у тебя никогда не было — из-за чего ты и дуришь. Тяжелое у тебя было детство, тебе всегда приходилось играть только теми картами, что судьба сдала на руки. Я хочу, чтобы у тебя не осталось причин подвергать себя опасности… Она могла согласиться — и все бы закончилось. Ее жизнь стала бы определенной, даже сытой. Могла ли она рассчитывать на выступления в королевском театре? Она видела себя в отражении зеркала — с поднятыми над головой руками в неосознанном жесте. Локти прижаты к ушам, точно она не хочет слышать, пальцы охватывают локти. Прямо сейчас ее захлестнули чувства, но она должна была подумать о будущем. Как всегда. Будущее, хочешь или нет, настанет — вопрос, встретишь ли ты его во всеоружии. Нерана встала в ванне, и Марк обернулся на плеск. В желтом свете дешевой комнаты и медная ванна, и бледная кожа Нераны имели почти один и тот же золотистый оттенок, только темно-каштановые волосы, намокшие, теперь чернели, сливаясь с фоном — ночью за окном. Что ж, подумала Нерана, если я не могу изменить свое прошлое и даже настоящее положение, ничего не остается, кроме как нести все знамена, что у меня есть, с гордостью. Сделать то, что ненавидишь, своим стягом. Она молчала, погруженная в свои думы, а Марк оказался вмиг очарован ее странным, остекленевшим взглядом. Словно под гипнозом, он вернулся к ней, приобнял и поцеловал — так крепко, словно ночь для них двоих только начиналась. На ткани жандармейского мундира остался мокрый след от груди и левого плеча Нераны. Обычно Марк просил Нерану не сопровождать его. Она выскальзывала из их любовного гнездышка раньше или позже него, чтобы как можно меньше людей знали об их связи. В «Камелии» она была вольна болтать все, что угодно, считал Марк, но на улице даже подзаборный забулдыга не должен был видеть их вместе. Однако в тот день жандарм решил сделать исключение. Свидание прошло не так, как ему хотелось бы, и Марк пытался все исправить, пойдя на подобный, по его разумению, риск. Он даже взял Нерану за руку, проводя по узкому переулку — он впереди, она за ним. Если он был так серьезен в своих словах, как собирался быть, то показаться вместе с той, кого решил взять в свой дом — меньшее, что он мог сделать. Как часто случалось осенью в Эльзиле, внезапно начал накрапывать мелкий дождь, и Марк с Нераной юркнули под сень нависающей крыши ближайшего дома. — Он скоро перестанет. — Сказала Нерана. Рука Марка упиралась в стену возле ее головы, и казалось, что это прекрасный момент для поцелуя. Почему-то такая близость ощущалась как нечто более искреннее и интимное, чем недавние занятия любовью. Нерана почувствовала, как слабеет ее оборона. Может, не так плохо было променять все сложности и горести ее жизни на сытое теплое место в доме поручика Стила. На миг и Марку показалось, что он готов перед всем миром, вплоть до Гаго Праха или короля (для него меж ними не было большой разницы), заявить о своей любви к Неране. Но вот раздались шаги: плеск по лужам. Марк с Нераной обернулись, чтобы увидеть, как к ним приближается Клауд Мейсон. — Какой приятный сюрприз. — Полицейский склонил голову ровно таким движением, чтобы ирония осталась очевидна, но не казалась откровенной насмешкой. — Вас-то я и ищу. Вас — то есть тебя. Мисс Морган, попросите своего милого оставить нас на минуту. — Могли бы явиться туда, где я не смогу отказать Вам в уединении, — Нерана облизала губы, чтобы согнать с них оскал. Мейсон расхохотался. Нет, конечно, он не явился бы в «Камелию императрицы» ни под каким предлогом, кроме самого благовидного. Очевидно, рыскал в округе он по другой причине. — Стил, скажи мне, ты же не бросил старых привычек? — Мейсон приближался, глядя только на Нерану, однако рука его нырнула за пазуху и вынула крохотный матовый фиал, полный жемчужной жидкости… или дыма? — Видишь ли, я не прошу многого. И, определенно, несколько минут наедине с какой-то куртизанкой и порция отборной Белой Сильфиды — это куда лучше, чем занесение в черные списки всех поставщиков, а? Марк молчал. Нерана смотрела на него во все глаза, тщась увидеть, как он колеблется. Но тот просто протянул руку — мимо ее лица — стиснул фиал в кулаке и торопливо удалился, позабыв и о дожде, и о своей любовнице. — Не вини его, конфетка. Белая Сильфида подавляет всякую волю, ты и представить себе не можешь, какое это сильное зелье. Нерана смотрела со злостью на Мейсона, онемев. Он собирался провести рукой по ее щеке, отведя кудри от шеи, но девушка шлепнула его по запястью, не давая прикоснуться к себе. О, Уризен, почему я постоянно притягиваю подлецов, подумала Нерана. Куртизанки и танцовщицы кабаре в Эльзиле делились только на две категории: сломленные и гневные. Нерана чувствовала себя попеременно то такой, то другой. — Ну как Марк? Он присматривает за тобой? — Тебе-то что за дело? — Ну как же. Ты любишь попадать в неприятности. Или скажешь, я не знаю тебя, мисс Морган? Я помнил тебя еще в самом соку. Ты, конечно, все еще ничего, но интересно, как там твоя грудь поживает. Еще хороша? Полицейский схватил ее в некое подобие одновременно объятий и борцовского захвата и прижал к себе и в то же время, с другой стороны — к холодной стене. Нерана от неожиданности не могла ничего ответить. Сердце ее пустилось галопом, мышцы напряглись, готовые защищаться… Однако то, что Мейсон делал, хоть и было ей неприятно, никак не противоречило закону. Если она оттолкнет его слишком сильно — не будет ли у него основания отправить ее в участок за нападение на полицейского? — Куртизанке все нипочем, даже глазом не повела. Ну-ну, не делай вид, будто у нас нет истории, конфетка. Я знаю тебя больше пятнадцати лет. Как только Мейсон переставал смотреть прямо, становилось заметно, что веки закрывали его глаза неравномерно, одно всегда было чуть ниже другого. Порой нельзя было отвлечься от одной этой мелкой детали — режущего взор несоответствия. — Я знаю о тебе больше, чем ты думаешь. Куда ты и с кем ходишь… даже твоя сводня не в курсе, верно? Нерана невольно вздрогнула, и Мейсон засмеялся. Он расцепил объятия, однако Нерана не бросилась бежать и не сползла безвольно по стене. Она редко боялась, но когда это действительно случалось, она умела взять себя в руки настолько, чтобы переждать панику, как болезнь. Об адреналине Нерана не имела ни малейшего понятия, но знала, что управляет каким-то бурлением в своей крови, которое порой лишает ее возможности мыслить здраво. — Зачем тебе это, крошка? Разве тебе плохо живется? С ножом за тобой никто не бегает. — Не понимаю, о чем речь. — Вот уж враки, маленькая лисичка. Ты ведь начала все это из эгоизма, так? «А как же я», верно? Клауд улыбнулся, прикрыв тот глаз, на котором и без того веко спускалось ниже. — Ты живешь в свое удовольствие, и пока не высовываешься слишком сильно, никому-то ты не нужна: шлюха и, возможно, ведьма. Он сжал ее руку так, что кольцо впилось в палец до боли. Нерана поморщилась. Мейсон усмехнулся и торопливо оглянулся, словно боялся, что их могут подслушать. — Знаешь… Читал я труд одного достопочтенного ученого… Он писал, что грешники встречаются реже святых. Что настоящий грех требует того же аскетизма, что и подвиг отшельника. И не имеет никакой связи ни с убийством, ни с прелюбодеянием. Мейсон притиснулся к Неране так близко, словно намеревался поцеловать ее. Но на самом деле он всего лишь боялся говорить громко. Не хотел произносить это слово… — Истинное зло, первозло, то, отчего невольно морщишься — это посягание на высшее. Ты понимаешь? На, — он выделил слово интонацией, чтобы ей стало яснее, — само Высшее. Попытка обрести то знание, которое человеку не положено по рангу, а только Высшему и, может быть, приближенным Его. Девушка сглотнула в волнении, и слюна обожгла горло, как чистый спирт. — Я тоже читала эту книгу, сэр, и нашла ее преглупейшей… хотя стиль натурально недурен. Ох, как типично, все завязано на Уризене, и снова, и снова, и снова. Если ты в пьяной драке зарежешь брата, то ты всего лишь неразумная чернь, что с тебя взять, дурака! Но если ты сваришь настой для лечения кори и пошепчешь туда, то ты — зло. Если ты танцуешь по вечерам вокруг дуба, то ты — самое ослепительное зло. Клауду могло показаться, что Нерана из тех женщин, кто возбуждается от насилия над собой. Он знал таких, он многих перепробовал — которые хватались за его сапоги, крича «не уходи!», а он отпихивал их, как уличных собак. Но Нерана не вожделела, о нет, она воодушевилась. Порой она ловила себя на мысли, что внутренним голосом призывает на свою голову все новые и новые несчастья, словно ей мало того, что уже с нею случалось. Она хотела столкнуться лицом к лицу с ужасами, пусть они измотают ее, но — она искренне желала посмотреть, выстоит ли. — И еще он писал, что настоящего грешника нелегко распознать. Он может производить впечатление вполне достойного гражданина. Человек может не сделать за всю жизнь ни единого дурного поступка и в душе быть величайшим грешником. — Мейсон не слишком чистым пальцем дотронулся до носа Нераны. — Не надо ссориться со мной, маленькая лисичка. Хуже будет. Мейсон пошел прочь, едва ли не пританцовывая. Нерана осталась стоять, дожидаясь, пока успокоится дыхание. — С тобой? — Одними губами произнесла она… только затем, чтобы снова ощутить власть над самой собой. — Лисы ссорятся со всем городом. Со всем порядком Уризена. И это действительно было так. Нерана боялась, что Мейсон может причинить ей зло. Но что волноваться об укусе бешеной собаки, если летишь в пропасть? Она не собиралась отступать с пути, который избрала столько лет назад. Как бы ни мог ей подгадить Мейсон, она годы назад решила рискнуть куда большим.