Для молодого человека первая его интрига таит
в себе не меньше прелести, чем первая любовь.
Оноре де Бальзак, «Отец Горио»
Лоран не медлил. Он сунул и маску, и медальон за пазуху и стремглав выбежал из жандармерии. Сколько прошло времени с тех пор, как мясник ушел? Минут пятнадцать-двадцать? С больной ногой он вряд ли мог далеко уйти. Но требовался план, если Лоран мечтал его найти. Приходилось импровизировать буквально на бегу. Лоран метнулся к первому попавшемуся на глаза лоточнику с соисками и прочей снедью сомнительного вида, спросил, где ближайшая бойня или мясной цех. Оказалось, под это ремесло отведен целый квартал. И только добежав до него, Лоран понял, как сложилась подобная традиция. Трущобы вообще не благоухали, но в мясном квартале стояло настоящее зловоние. Сравнимое разве что с портовым. И то, на пристани, даже там, где сортировали рыбу, веял какой-никакой ветерок с моря. На мясницкой улице дома стояли так же плотно, как везде в столице, за исключением богатых кварталов — почти в обнимку. Крыши их склонялись друг к другу, как венчики угрюмых громадных цветков. Лоран читал когда-то, для чего дома строились такой формы, но теперь не мог вспомнить. Однако рассматривал он каждый пристально, пытаясь понять, как ему отыскать мародера. Имени его он не знал, особых примет у мужчины не имелось: опиши его, и сотня мясников подойдет. Работа на улице еще кипела, в окнах светились огни, под навесом торговали потрохами подмастерья. Лоран спросил у парочки из них, внутри терзаясь от сомнений, верно ли поступает, дав повод себя запомнить, но не получил ни одного внятного ответа. Другой на его месте поверил бы, что след мародера простыл, и разумнее всего вернуться домой, купить газету, прочитать ее за ужином и лечь спать, пытаясь восстановить силы после тяжелого дня… И Лоран, привыкший полагаться на ту свою часть, которую без презрения называл животной, без мук совести мог бы так поступить. Но сейчас его нутро говорило ему не отступаться. Так что корнет шел, подняв воротник, как будто это могло ему хоть как-то помочь, и оглядывался. Ничего из ряда вон выходящего он, впрочем, не видел. Что такое, например, закрытая дверь? И темные окна? Ничего необычного. Даже если это единственная на всю улицу закрытая дверь: кто-то один в квартале вполне мог иметь привычку закрываться, как только начинал алеть закат, и берег свечи в ожидании неоспоримо непроглядной ночи. И, тем не менее, Лоран остановился напротив этого дома с погашенными огнями. Может быть, мясник, державший эту лавку, весь вечер всего лишь мучился с несварением или иной какой хворью. Или уехал на свадьбу родственницы. Лоран подумал, что его не затруднит проверить черный ход дома. Он скользнул вдоль стены, инстинктивно таясь, хотя никто на него не смотрел. А если стал бы, то не забыл бы уже никогда: нет такого района в столице, где не обращают внимания на жандармов. А уж тем более, непросто забыть человека с длинным шрамом на щеке. Так что Лоран осторожничал. И не напрасно! Он сперва выглянул из-за угла, прежде чем шагнуть на задний двор, и остановил занесенную было ногу в воздухе. Скрипнула дверь черного входа, прошелестела плотная ткань плаща. С ног до головы закрытая фигура вразвалку поковыляла прочь. Плащ на ней был как плащ — ничего необычного. Так одеваются люди, опасающиеся внезапного дождя. И не один человек в городе в этот вечер хромал, уж наверняка. Но совпадений было слишком много. Лоран сощурился. И когда меж ним и фигурой в плаще оказалось достаточное расстояние, чтобы не расслышать шагов друг друга, пустился в погоню. Закат превратился в вечер. Еще не черный, но уже густо-серый, скрадывающий очертания вещей. Это было равно на руку как загадочному незнакомцу, в котором Лоран подозревал недавнего мародера, так и самому корнету. Жизнь в апимских лесах учит походке охотника, и среди каменных джунглей она не теряет в полезности. Лоран преследовал фигуру в плаще, точно дичь. Даже если это был не тот мужчина, которого жандармы обнаружили на пепелище веселого дома, тут творилось что-то необычное. Возможно, не лучшего толка. Лоран намеревался выяснить, что. Фигура в плаще остановилась у ворот заброшенного парка. Много позже Лоран узнал, что когда-то это были публичные сады, в которых также дозволялось отправлять свои ритуалы приезжим айнианам — из Бралентии, Пьидесо, Кмаха. Но это было еще при правлении принца Эйда. Прошли века, город разросся, сады больше не входили в его центр, а айниан объявили еретиками. Идолов порушили, ворота заварили. Бедноте, впрочем, это не мешало: дикие ягоды и фрукты, свободно произрастающие в саду, служили пропитанием не одному поколению уличной шпаны. Лоран увидел, как открылась импровизированная калитка в проржавевшей изгороди. Кто-то перепаял прутья забора так, что получился вход. Даже замок сделали, не без досады отметил корнет. Фигура в плаще зашептала во тьму. Лоран едва слышал и не был уверен, что это действительно его подозреваемый-мародер. Но шансы, что это он, не истаяли: по крайней мере, это был кто-то, говорящий похожим басом. Лица его Лоран так и не видел, равно как и привратник: из калитки высунулся точно такой же незнакомец в плаще, разве что посубтильней, и отпер замок. Пароль, предположил Лоран. Он слышал меньше трети, но догадался, что мясника упрекнули за отсутствие маски и посоветовали держать голову ниже. Но тайное слово он назвал верное, а также показал что-то, едва высунутое из рукава: то ли метку, то ли браслет, то ли Демиург знает что. Лоран не мог рассмотреть из своего укрытия за стволом сухого дерева. Ему пришлось втиснуться между мертвым дубом и пыльной стеной дома, скорее всего, такого же безжизненного, как и растения вокруг него. Но, по крайней мере, Лоран обезопасил себя, насколько это было возможно. Мимо него прошли еще две фигуры в плащах: с той стороны и с противоположной. Все они позвали привратника напряженным неразборчивым шепотом, показали маски, приподнимая капюшоны, что-то в рукаве и назвали пароль. Лоран подумал, что несмотря на то, что у него была маска, пусть даже он нашел бы плащ, он все равно не проник бы внутрь, не зная пароля и даже не догадываясь, что такое еще показывали люди привратнику… Судя по тому, как распекал тот мясника, маска служила самому человеку больше, чем тайному обществу. Но насчет остального правила были строже. Какая-то тоненькая фигурка мялась у ворот, забыв пароль, и вот уже было пошла назад… Лоран напрягся всем телом, готовый к тому, что еще пара шагов — и его увидят… Но девушка — или едва распрощавшийся с детством юноша? — вспомнила пароль, вернулась и, вознагражденная ворчанием привратника, попала по ту сторону забора. Лоран ждал. На улице стемнело окончательно, он уже едва видел очертания предметов. Слышал он только то, что доносил ветер с соседних улиц: закричал грудной ребенок, ругалась дребезжащими голосами пара стариков, взвыл кот, пьяный затянул песню, в которой помнил только первый куплет… За забором царила тишина. Туман сгустился, в сумерках создав иллюзию, будто парк накрыт серым полотном. Лоран осторожно выскользнул из-за дерева и приблизился к старым воротам. И заваренные ворота, и огромный замок на импровизированной калитке представлялись ему непреодолимыми препятствиями. Даже обладай Лоран силой линорма, он не смог бы разрушить ни одну из этих преград, ни одно оружие не могло ему в этом помочь. Можно было попробовать перелезть через верх ограды, конечно… Для кого другого подобное звучало бы так же смехотворно, как предложение сорвать замок размером с кулак (Лоран приложил свой, и замок по ту сторону калитки оказался больше). Тем не менее, детство в апимских лесах, где рыскали дикие звери и, говорят, не повывелись еще зловредные ведьмы, дает человеку много неочевидных и весьма полезных навыков. Лоран был уверен, что если правильно распределит вес своего тела и инерцию, то взберется на ограду, избежав колотой раны от заржавленных пик на верху забора. Может быть, разве что обдерет немного ладони в процессе. Но таких мелочей Лоран не боялся. Он почти преуспел: лихо, точно обезьянка, вспрыгнул в три движения наверх, всунул ногу ровнехонько между острых наверший и… понял, что поза эта не даст ему удержаться. Чтобы не пораниться, пришлось изогнуться, вывернуть колено, и Лоран мигом потерял весь свой баланс. Он мог только выбрать, куда падать: по ту сторону парка или по эту. И на последних крупицах инерции он прянул назад, на улицу, прижимая подбородок к груди. Но удар о мостовую все равно выбил из него весь дух. Что хорошо, подумал Лоран, глядя в звездное небо, что можно вот так вот полежать, дожидаясь, пока боль пройдет. Ногу у него свело. Лоран сел. Ушибся он не худшим образом, но явно растянул лодыжку. Вот тебе и воздаяние Демиурга, подумал он досадливо, шевеля пальцами внутри сапога. По крайней мере, не перелом и, вроде бы, не вывих. Другого кого наверняка и такая травма смутила бы, но не маркиза Эджертона. Что говорить: леса Апима! Несколько уязвленный своей неудачей, Лоран снова скрылся за сухим деревом, решив дождаться, пока таинственные люди в плащах не начнут покидать парк. Тупое нытье в лодыжке мешало понять, сколько в точности прошло времени, прежде чем снова клацнул замок на калитке, отпертый рукой привратника в черном балахоне. Кто-то кургузый протиснулся на улицу и вперевалку заспешил прочь. За ним, судя по тому, как фигура подбирала юбки, заспешила одышливая немолодая дама в темной маске. Лоран предположил, что выходов у парка два или больше. И те, кто входил в один, покидали место встречи непременно через другой: его глазам представали совершенно незнакомые фигуры. Мясника и забывчивой барышни среди них не было. Очевидно, и не могло быть. Лоран едва не выругался вслух. Это было чудовищно обидно! Расплатиться ногой и добрым (скорее, напротив, неласковым) часом на промозглой улице… и потерять шанс получить хоть крупицу информации! И все же… Лоран не собирался сдаваться так быстро. Вот из калитки вышел наружу сам привратник и, просунув ладони через прутья ограды, запер за собой замок. В свете луны матово блеснула маска из-под капюшона… Лоран знал, что будет следить за ним. Раньше, чем эта мысль прозвучала в его голове внутренним голосом. Нытье в ноге не мешало Лорану передвигаться так же юрко, как и прежде, пусть и лишило погоню удовольствия. Адреналин не слишком помогал. Хоть сердце трепетало от предвкушения, растянутые мышцы оставались сурово недовольны. Через полчаса Лоран стал прихрамывать и отставать. Привратник же двигался неутомимо и быстро. И каково же было изумление маркиза, когда тот понял, что узнает улицу, на которой они оказались! Наискосок, отражаясь в луже, виднелась вывеска «Камелии императрицы». Фигура в плаще оглянулась через одно плечо, затем другое, точно боялась быть сбитой повозкой, и шмыгнула за угол веселого дома. Плащ растворился в темноте. Собирая последние силы, Лоран бросился за незнакомцем. В его воображении фигура в балахоне уже держала за шею Нерану. Или Тришу, стыдливо подсказал внутренний голос. Храбрые и достойные поступки надлежало совершать ради всех честных граждан, не только ради девушек, к которым лежит твоя душа. — Стойте! Я — жандарм на службе Его Величества! Я всего лишь хочу узнать, что тут… — Пошел к демонам, щенок, — прорычал глухой голос, и незнакомец попробовал оттолкнуть Лорана. Тот не поддался. — Я имею право… Лоран вцепился в рукав незнакомца плотнее. — Нет! Мужчина в маске двинул рукой так, что другого противника ударил бы локтем прямо в нос, одновременно нанося хук второй, свободной, рукой. Но Лоран выживал бок о бок с песчаными тиграми. А кулак незнакомца бил с меньшей силой, чем лапа зверя. Лоран отмахнулся от удара выверенным движением, тотчас после наваливаясь на противника. Они схватились, как мелуккадские борцы, шумно по-бычьи дыша. Почему бы не сорвать с него маску, подумал Лоран. Бархатная барсучья рожа упиралась ему в шею, нагретая горячим дыханием врага. Лоран ослабил хватку — и, о роковая ошибка! Негодяй в плаще молниеносно нанес удар. Лоран шарахнулся в сторону, едва задетый, но рука взорвалась болью. Охнув, корнет отпустил рукав противника, зажимая свое предплечье. Горячая влага оросила ладонь. Лоран потерял пару секунд, впустую изумляясь — как же так вышло? Нож? Его ударили? Какая подлость… Корнету понадобилось два вдоха, чтобы снова собраться, за это время враг уже успел скрыться в конце проулка. Забыв о ране, Лоран бросился в погоню. Интуиция не обманула его: стал бы невинный так бурно сопротивляться жандарму, если б ему было нечего бояться?! Лоран схватил бы негодяя, если б не поскользнулся на луже и не упал на мостовую. Не чувствуя боли, корнет тотчас вскочил. Но мир встряхнулся, точно водяные часы, ослабевшая нога не дала на себя ступить, и Лоран сполз по стене, без пользы царапнув по ней ногтями. Тяжелый у него был день, и вот к вечеру невзгоды высосали из него все силы. Он слышал, как хлопнула где-то за спиной дверь «Камелии». Звук донесся издалека, хотя на деле до нее не могло быть больше десятка метров. Ласковые руки легли корнету на плечи. Нерана… Она присела рядом с ним, потрогала лицо, начала что-то говорить, судя по усмешке, саркастичное, но оборвала саму себя, сдернула с плеч косынку и наспех перебинтовала кровоточащую рану. Затем перекинула здоровую руку Лорана через свою шею и подняла на ноги. Силы ей оказалось не занимать, хоть и ростом Нерана не вышла. — О, маркиз, ну и куда Вас потянуло ночью! Проще было бы усадить нежданного гостя на первом этаже, в общей гримерке, и из общей же аптечки достать бинты. Нерана бросила растерянный взгляд на свою внезапную и отнюдь не легкую ношу. Нет, увы, этот путь был им заказан. — Мужайтесь, придется подняться на третий этаж. Ко мне. Маркиз не протестовал. Однако и храбриться у него сил не осталось. Он послушно переставлял ноги: больную за здоровой и снова, снова, пока лестница не привела к комнатенке Нераны. От перенапряжения, от мысли, что скоро можно будет лечь и отдохнуть, у Лорана едва не подкосились ноги. Нерана плечом открыла дверь и почти пихнула маркиза на свою кровать. Затем присела возле туалетного столика в поисках далеко припрятанного аптечного набора. — Раздевайтесь. Или мне это сделать? — Это было бы… неприлично, — пробормотал Лоран. Темный потолок кружился перед его глазами, хотя маркиз едва его видел. Боль в ноге и руке звучала будто издалека. Свежие раны ныли не сильнее, чем заживший шрам. Нерана несильно, но ощутимо шлепнула Лорана по здоровой стороне лица. Затем властно всунула ему в рот горький палец, треугольное кольцо царапнуло верхнюю губу. Лоран не узнавал этого вкуса, но, вероятно, ему должно было полегчать даже от такой малой дозы снадобья. — Получается, все-таки я Вас раздену, — вздохнула Нерана. — Не стесняйтесь, Вы не кисейная барышня. Барышня, конечно, но совсем другого сорта. Лоран собирался возразить, но Нерана уже стягивала с него куртку, обращаясь как с кулем с мукой. А затем взялась за сапоги и штаны. Головокружение оставило его только когда Нерана уже перебинтовала его раны… и не могла иметь больше сомнений, что на ее кровати лежит не мужчина. Нерана зажгла свечу и поставила ее на туалетный столик. Зеркало множило огонек, отчего в комнате казалось немного светлее. Кровь испортила ее платье, но Нерану это не беспокоило. Она посмотрела на дело рук своих: предплечье и лодыжка туго перебинтованы и будут заживать. Гость, точнее, гостья, села на кровати, наконец найдя в себе силы для этого. — Лорин. — Корнет — точнее, та, что выдавала себя за него, опустила в смущении лицо и протянула Неране ладонь здоровой руки. — Маркиза Эджертон. Не корнет, это звание я позаимствовала у брата. Нерана не приняла рукопожатия, уже смыв кровь под умывальником в углу комнаты и теперь пытаясь раздеться так, чтобы снова не выпачкаться. Она знала секрет самозванного корнета еще прежде, чем Лорин назвала себя, и только недоумевала, как маркиза сама не заметила, что ее тайна давно раскрыта. Нерана с Тиисом исполняли порой комические куплеты, где он рядился в женщину, а она, напротив, в мужчину — может, потому Нерана так быстро догадалась. Лорин не выглядела, как ряженая авантюристка, ее детство вдали от города привило ей мало привычек, обычно воспринимаемых как природная женственность. Однако Нерана безошибочно узнала человека, которому, как и ей, приходится играть роль, которой он не учился. И наблюдательность сложила для Нераны загадку до конца. — Я дам Вам кое-что из сценической одежды Тииса, если не побрезгуете. Но за камзол поручик Вам, пожалуй, устроит ослепительную взбучку. — Нерана сбросила платье с плеч, и оно скользнуло на пол, словно мертвые крылья бабочки, оторванные злым ребенком. — Только не думай, что если совершишь что-то достойное, Марк скажет: я прощаю тебя за то, что ты женщина, обманом проникшая на службу в жандармерию, я тебя не выдам. Я бы на твоем месте натурально пальцем о палец ради такого не ударила, не то что лезть под кинжал. — Мне просто было интересно, — стыдно, хотела бы сказать Лорин. Она сослалась бы на свои инстинкты, но их смутные советы для других непременно казались бы взбалмошностью провинциалки, не нюхавшей настоящей жизни. Во всяком случае, Лорин была заранее в этом уверена, так что смолчала. — Ну и как, удовлетворила любопытство? — Нерана хотела съязвить, но закусила губу, гася несправедливые слова. Она не сомневалась, что Лорин не собирается быть верной королевской ищейкой. Но место, чтобы спрятаться, она выбрала… не самое очевидное. При том, не безопасное, конечно же. — Мое золотце, это просто любители свального греха. — Один из них пырнул меня ножом. — Ну-ну. Характер у всех разный, не запрещать же вспыльчивым трахаться. Не краснейте, маркиза, уверена, Вы и не такое слышали. Если не в лесах, так уже от Марка успели. В неловкости Лорин отвернулась, так что оказалась вынуждена рассматривать обои, выцветшие до светло-персикового цвета. На одной стене обнаружилась приколотой на уровне глаз газетная вырезка. Карикатура, на которой узнаваемо изображенная Нерана с неправдоподобно суженной корсетом талией тащит на поводках за собой мужчин с высунутыми языками, крупный заголовок «Скандальное выступление» и колонка текста. Лорин сощурилась, стараясь вглядеться в статью незаметно для хозяйки комнаты, но Нерана ровно в это мгновение выскользнула из-за ширмы — в неожиданно коротких панталонах, открывающих почти все ноги, и корсете. — У меня есть еще афиши с того времени, — девушка подошла к видавшему виды трюмо и принялась вынимать из волос шпильки. — Натурально ослепительные. Я держу их в шкафу, чтобы не выцветали. Лорин смотрела на волны платья, расплескавшиеся по полу. Простой рисунок на дешевой ткани, в таком не пойдешь в гости, тем более — к любовнику. От этой мысли Лорин, против воли, порадовалась. Снадобье Нераны привело ее в чувство поразительно быстро, быть может, не без магии. Но Лорин не стала бы отказываться, даже если Нерана прямо спросила бы, предпочтет она и дальше истекать кровью, теряя силы, или согрешит против Демиурга. Это смущало Лорин. Она вдруг осознала, что не избежала постыдной гордыни, пытаясь вообразить себе эльзильских женщин. Нерана с первой минуты показалась ей превосходящей их всех, но все-таки Лорин представляла правоверных уризенианок простыми в суждениях, несколько ограниченными… Но кто здесь и оказался наивен и лишен широты мысли, так это она сама. К какой бы особенной породе эльзильских горожанок Нерана ни принадлежала, кто знает, обширной ли или же нет, но она явно устроилась в жизни более умело, чем Лорин. Не казалось, что она в замешательстве гадает, чем заткнуть бреши наспех составленного плана на ближайшее будущее. — Когда будете на суаре у виконта Сааэшейского, не стесняйтесь хватать со стола все, что видите. Вам бы получше питаться, а то раны не заживут. А то, смотрю, набирается их натуральная коллекция. — Могу я повторить свою просьбу? — Лорин приподняла брови в мольбе. — Только один вечер, один прием. И я вскорости уеду. — Я не могу. Все сложно… — Нерана прикусила губу, замерев с воздетыми к голове руками на мгновение. — Могу я поделиться секретом взамен? — Нет. — Лорин неосознанно сжала руку в кулак, и боль тотчас стрельнула до самого локтя. — Слишком много тайн для меня. Я едва способна вынести собственную… — Понимаю. Что в точности вы планируете? — Я думала о том, что, может быть, я как-нибудь смогу подменить Эрнеста в… самый момент… — Лорин замялась. — В темноте не будет заметно, правда? — О, золотце. — Нерана вздохнула. — Ты уверена, что сможешь это сделать? — Да. Я не обольщаюсь, что будет легко. Но я это выдержу. — Тебе натурально нравятся романы о шевальде д’Облести, верно? Нерана зашла за ширму, но Лорин все равно видела ее спину, различимую даже в скудном свете свечи тонкую длинную царапину… казалось, довольно глубокую. Она пряталась ровно под бретелькой — Демиург знает, как так вышло. Лорин не стала спрашивать, как и где Нерана ее получила. Когда танцовщица изогнулась, припудривая багровый след, их с гостьей взгляды встретились на мгновение. — Твой шрам тебе помогает. — Сказала Нерана, больше не поворачиваясь. — Тебя не слишком-то рассматривают: кому неловко, кто пугается. Извини. Кто-то смотрит, конечно, но только на отметину. Лорин смотрела на то, как движется Нерана, впиваясь взглядом в каждую мелочь, и не могла не ловить себя на мысли, что по сравнению с нею из Лорин вышла бы довольно неудовлетворительная женщина. Мужчина из нее тоже выходил, впрочем, совсем никакой. Как же проще было в Апиме! — Сколько людей знает? — Нерана не стала дожидаться, пока Лорин загнет третий палец. — Слишком много. В Эльзиле столько людей не должно знать твою тайну. Нерана читала Эстреллу ди Манья задолго до того, как попала в «Камелию Императрицы»: мать-коробейница принесла ей из очередного похода и потрепанный, побывавший в чьих-то руках томик, и сборник пьес и эссе с еще не разрезанными страницами. Девушки «Камелии» же получали затасканные книжки свободной в своих воззрениях пьидесской писательницы для того, чтобы через романы разнообразить арсенал своих любовных фокусов. Забавно было то, что никого не волновало, что еще могут вычитать девушки из книг, сочинительница которых предпочитала освобождаться от рамок абсолютно во всем. — В Эльзиле у всех есть секреты. И очень малое их число невинные или игривые. — Наши, очевидно, не из их числа. Нерана кивнула вместо ответа. Она не знала, что успела расследовать Лорин, потому и собиралась признаться. И чтобы они оказались в равном положении. Это было настолько же хитро, насколько и великодушно. В дверь постучали. Нерана обернулась на звук, но не сказала «войдите» — она услышала тот особенный стук, который означал, что танцовщицам нужно собраться перед выступлением в комнате мадам. — Помогите мне, бюск заело. Сможете одной рукой расстегнуть? — Что… что Вы делаете? — Хочу переодеться. Это Вы сейчас отправитесь спать, а у меня скоро начнутся выступления. А как Вы думали? Впрочем, я не собиралась Вас смущать. Она застегнула бюстгальтер, имитирующий броню бралентийских воительниц — в очень фривольном, минималистичном смысле. — Публика хочет посмотреть сценку о Рыжей Жрице Мидж. — Нерана заколола волосы. — Я буду бороться на сцене с чудовищем, как будто это имеет какое-то отношение к тому, что происходило в действительности. Вот оно, сказала бы Нерана, не зажимай она меж губ шпилек, люди хотят видеть, как человек побеждает не-человека. Это приносит публике истинное наслаждение… особенно, когда героиня полураздета. Насилие, секс и ни намека на мысль, с кем бы в действительности стоило воевать. В первом варианте сценария, игравшегося до Нераны, Рыжая Жрица на сцене поражала своего мужа-линорма, но Нерана уговорила леди Сесиль переписать пьеску, используя те же аргументы, которые так смущали ее ум. Линормы слишком близки к людям. Сейчас ученые пытались доказать общего предка у людей-птиц цунцу, линормов и обычного, живущего на земле в изобилии народа. Бралентийские, конечно, ученые: в Эльзиле даже темнокожим кисивачетцам было нелегко, да и на ньеслицев после недавней войны косились, что уж говорить о тех, кто зримо и ощутимо отличался от понятия человека цветом крови или дополнительными конечностями. Но Нерана не забывала, кто ее настоящие враги. Не картонный дракон, которого она поражала на сцене. Даже не живой дракон — Лорин могла бы подтвердить, что от них остались только кости, и тем несколько сотен лет. И не цунцу с линормами, которых на материке людей считанное количество. А аристократы. Такие же, как она, на первый взгляд, без крыльев, краснокровые и румяные — о, еще какие румяные после вина, закусок и возбуждающих зрелищ. Нерана не забывала об этом, не могла бы, даже если б постаралась. — Идем, я провожу тебя вниз. — Нерана протянула руку Лорин, желая помочь ей встать. Но прежде, чем маркиза поднялась с кровати, танцовщица подалась к ней и чмокнула в щеку, ровно в то место, где алел и бугрился шрам. — Береги тебя Демиург. Если ты в него веришь.