Опустилась тяжелая стальная рампа, прятавшая за собой дом Валли.
Грузовик был, по сути, ее жилищем. Внутри скрывались целые ряды вращающихся полок, доверху наполненные найденным мусором, но для нее каждая найденная штуковинка была сокровищем. Все, что она с любопытством находила и собирала в течение долгих лет, с того дня, как смогла взять в руки лопату, превратилось в своеобразный музей самого разного хлама, какой только можно найти. Старые сломанные детские игрушки, парковочные конусы, деревянные лошадки, инструменты, новогодние гирлянды, антикварные часы, старые книжки, бытовая техника, странные предметы одежды, даже дорожные знаки — все это было аккуратно разложено по всему грузовику. Если бы вся планета была океаном, то Валли была бы его Ариэль.
Девушка сняла свои перчатки и новые ботинки, напевая под нос веселую мелодию с кассетной пленки. За день она потратила все свои силы. Сняв с себя защитные очки, она окинула интерьер взглядом больших светло-карих глаз. От резкого света, заполонившего грузовик, они сразу сощурились. Повесив сапоги, перчатки и очки возле входа, она пошла к другому концу дома, отряхивая и расстегивая запачканный комбинезон. Под ним на ней были кофта в черно-белую полоску и поношенная пара эластичных рабочих брюк длиной до щиколотки. Она буквально тащила свои изрезанные ноги в свой скромный уголок в доме, служившей ей спальней. Кровать представляла из себя импровизированный гамак — разорванный кусок ткани, чьи концы были привязаны к двум металлическим стержням на противоположных сторонах, сверху лежало довольно пушистое стеганое одеяло, а на одном конце валялась драная плоская подушка. Рядом со всем этим стояла стопка автомобильных аккумуляторов, связанных проволокой с выключателем, которым включались гирлянды в грузовике — единственный источник освещения.
Валли сбросила с себя сумку и комбинезон и рухнула на гамак. Рядом улегся Хал, уставший от прогулки ничуть не меньше, чем его хозяйка. Все ее тело болело до костей, но, казалось, она этого и не замечала. Она давно привыкла к стрессу и боли от тяжелого физического труда, и это можно было заметить по ее фигуре.
Несмотря на болезненно худое телосложение и небольшой рост, физически она была вполне годна к работе, учитывая, что она едва смогла выжить на консервированной еде и собранной дождевой воде, чистой или не очень. У нее были хорошие сильные мышцы от напряженной работы, да и выглядела в целом здоровой. Однако ее кожа была совершенно грязной от каждодневного пребывания среди отходов, не имея при этом возможности принять ванну уже очень,
очень долгое время. Брюнетке было немного некомфортно от того, что ее и без того немытая кожа была покрыта тонких слоем пота от знойной жары в сорок градусов по Цельсию. Ее тело было загорелым, в основном на предплечьях и лице, кроме участков, защищенных от ультрафиолетовых лучей солнца рабочей одеждой и очками, которые были бледновато-белые, и это придавало ей своеобразный вид фермера.
Но из всего, что, по мнению Валли, сильно портило ее внешность, она особенно ненавидела многочисленные следы прошлых ран, покрывавших ее тело с головы до пят. Все эти следы оставили опасная, зачастую беспощадная работа и окружающая среда. Многочисленные шрамы от заживших или частично заживших царапин, ссадин, волдырей, порезов, мозолей, ожогов и глубоких ран виднелись повсюду: на руках, ногах, туловище, и даже парочка на лице. Многие из них были старые, некоторые новые — та же рана ступни — и с каждым днем на ее и так обветренной из-за этого коже их становилось все больше. А без нужных медикаментов и знаний, как ухаживать за травмами, девушке ничего не оставалось, кроме как изо дня в день терпеть боль от ран — новых, вскрывшихся и зараженных.
Ее наиболее отличительными особенностями были грудная клетка и правая рука. Маленькое, на вид грубое устройство, по форме и размеру походивший на древний мобильник, окруженное рубцовой тканью, было вставлено в ее грудь. На нем были светящийся желтый счетчик энергии и малюсенькая розетка. Это был своего рода электрокардиостимулятор, ну или его первобытная версия, поскольку у батарейки был ограниченный срок службы, и заряжалась она от внешнего источника энергии.
Второй, более заметной особенностью являлось правое предплечье — миоэлектрический трансрадиальный протез. Для тех, кто не понял, что это такое, но знаком с сагой «Звездные войны», этот протез очень похож на тот, что у Энакина Скайуокера. Он был легкий по массе, и лично Валли считала его гораздо более приятным на вид, чем ЭКС. Выглядел он так, будто его сняли с робота-андроида и прикрутили к нему различный металлолом, чтобы было больше похоже на руку. Конечно, вид у него был неказистый, но ведь и приделывалось все это только одной рукой, причем нерабочей. Почти вся краска с протеза слезла, да и царапин было предостаточно. Вся «начинка» была надежно закрыта от внешнего мира, и только с одной стороны сверху можно было заметить провода и сервоприводы. Прочные титановые пальцы и шарниры были серьезно изношены и покрыты царапинками и трещинками, начиная с кончиков пальцев и вверх по предплечью.
Но вот что девушка особенно ненавидела, так это длинный шрам, начинавшийся от локтя, где стыковались плоть и металл, и заканчивавшийся над ключицей, где он раскалывался на два новых шрама. Один проходил через грудь к кардиостимулятору, пряча под собой биоразлагаемый провод, по которому к руке подавалась энергия, а второй шел по задней части шеи к голове, исчезая в мозжечке — части мозга, отвечающей за движение. Шрам содержал в себе проводку из нановолокон, которая обрабатывала биоэлектрические сигналы в ее мозгу и позволяла ей управлять рукой с помощью нейронной связи со скоростью мысли. Рука позволяла ей поднимать тяжелые объекты, как например мусорные кубы, и у нее не было чувства осязания и боли. Работала она превосходно, но за счет потребления небольшого количества энергии от ЭКС, не говоря уже о том, что там, где протез крепился к руке, сильно чесалось.
Брюнетка была абсолютно и полностью без сил — сказывались годы бесконечной работы. И она это прекрасно понимала, глядя на себя в боковое зеркало от какой-то старой машины. Но ей было просто приятно знать, что она пережила еще один день и без каких-либо серьезных увечий.
Валли получила большую часть своих более крупных шрамов, в частности руку-протез, от несчастных случаев, когда еще ребенком выполняла свою директиву. Она как была тогда ужасно неуклюжей, так и осталась до сих пор. Детство свое она вспоминать не любила. Из-за того, что в то время ее тело было маленьким, ее ноги постоянно подкашивались от сильной боли в руке, а ведь тогда не было ни анестетиков, ни обезболивающих. Не говоря уже о том, что ей приходилось непрерывно заменять его по мере взросления. Но последствия для нее и ее соратников-рабочих были хуже. Пытаясь привыкнуть к искусственной руке, она по неосторожности наносила вред себе и другим. Но сейчас девушка привыкла к своей руке достаточно, чтобы считать ее частью собственного тела, и это самое главное.
Отдохнув несколько минут в гамаке, качая его ногой взад и вперед, Валли решила побездельничать. Она не могла долго находиться на одном месте. Мягко встав на пол, она решила расслабиться по-другому. Стоило ей поднять рычажок тостера, как из него выпрыгнула видеокассета, на которой вполне легко можно было прочитать название записанного на ней фильма:
«Hello Dolly».
Вставив ее в кассетник, девушка молча включила его, с нетерпением ожидая, когда на экране телевизора загорится жизнь. Правда, телевизор можно было назвать таковым с сильной натяжкой. Он был самодельным, из потрепанного айпода и огромной прямоугольной линзы Френеля, крепившейся к стене на крепление-гармошку, вроде того, которым крепятся к стене небольшие косметические зеркала. Но вот «телек» заработал, и на его экране затанцевали и запели актеры под заполнявшую грузовик радостную мелодию
«Put On Your Sunday Clothes». Изображение и качество звука были низкими, но Валли не возражала. Тихо подпевая песне, она подтянула к себе свою сумку, чтобы разобрать все штуковины, найденные за день. В тот момент ей вспомнилась крышка от мусорки, которую она зачем-то принесла домой. Взяв ее с вращающейся полки возле нее, она начала наклонять ее влево и вправо, наблюдая, как от поверхности отражался свет. Довольная песенкой, девушка чуть не станцевала с ней как со шляпой, однако решила этого не делать. Она слишком сильно устала, чтобы так просто расстаться со своим новым местом на полу.
Она положила крышку рядом и начала разбирать сумку. Сначала брюнетка вытащила нерешенный трехмерный кубик-головоломку, покрытый с каждой стороны девятью наклейками синего, зеленого, оранжевого, фиолетового, красного и желтого цветов.
«Ооу!» — она переворачивала его в руках, разглядывая цветные квадратики, прежде чем поставить его на полку. Она не знала, что он называется «кубик Рубика» и для чего он нужен, но посчитала его достаточно красивым, чтобы взять с собой. Вытащив странный столовый прибор, она в недоумении уставилась на него, скребя его ногтем большого пальца. По форме он был как ложка, но у него были кончики как у вилки. По правде говоря, Валли никогда не видела такой предмет раньше, поэтому, конечно же, понятия не имела о ловилках — гибриде ложки и вилки. Переводя светло-карие глаза то на коллекцию вилок, то на коллекцию ложек, она беспомощно водила необычный предмет между ними.
Пока, наконец, она не положила его посередине.
Последним предметом оказался прямоугольный серебряный объект, судя по всему, металлический. Думаю, не стоит объяснять, что это зажигалка. Не глядя, кареглазая нажала переключатель, и ряды полок начали крутиться, пока не показалась коробка, полная похожих штуковин. Она положила предмет вместе с остальными, осторожно выровняв их.
«Прекрасно!» — девчуля кивнула и похлопала себе за такую аккуратную работу — разложить сотню зажигалок в одной коробке не так просто.
Закончив с сортировкой натасканного барахла, она переключила свое внимание на новую песню, заигравшую на видео.
Песня эта была совсем не похожа на радостную и энергичную
«Put On Your Sunday Clothes», нет. Она была медленной, мягкой и милой. Актер ласковым голосом пел вместе с женщиной, держа ее за руку и идя с ней по освещенной фонарями парковой дорожке.
Валли была заворожена увиденным. Не отрывая взгляд от экрана, она медленно поднесла кассетный плеер и нажала REC.
«And that is all that love's about
And we'll recall when time runs out…»
Девушка смотрела на сцену, будто под гипнозом. Смотрела, как на понятие чего-то, что она не понимала, но просто знала. Чего-то, что было радостным чувством под названием
«любовь».
«That it only took a moment
To be loved
A whole life long…»
Валли просто сидела на месте, словно зачарованная, даже после конца песни. Она казалась такой теплой, такой нежной, полной доброты и заботы. Держать чью-то руку, почувствовать, как через тебя проходит ее тепло. Казалось, величайшая вещь во вселенной — это когда кто-то отдает себя тебе, а ты – ему, делясь друг с другом всеми своими эмоциями и чувствами. Как же ей хотелось почувствовать это самой…
Девушка настолько затерялась в собственных мыслях, что даже не заметила, как переплелись пальцы ее рук, и только ощущение холода металлической руки на коже вернуло ее в реальность. Она резко осознала, что находится уже не в своей теплой фантазии, а в пустоте одиночества.
Грустно вздохнув, она опустила руки и задумалась, как что-то подобное могло существовать. Что здесь вообще есть прекрасного?
Брюнетка схватила сумку и вышла наружу. В ее голове пролетела мимолетная мысль, грустная и слишком уж быстро затерявшаяся в тишине планеты Земля.
«Ничего.»
***
Жаркое солнце исчезло за горизонтом, уступая место удивительному фиолетовому вечеру. Хал обнюхивал землю вокруг грузовика в поисках какой-нибудь игрушки для себя, пока Валли вычищала свою сумку. Шумный ветер ласкал ее кожу, пролетая по ней волной приятных мурашек. После долгого дня, это была одна из единственных форм физического утешения, которые она знала, даже приятнее, чем сон.
Среди коричневато-фиолетовых облаков открылся небольшой кусочек неба. Заметив это, Валли остановилась и посмотрела наверх, завороженная картиной, которую встречала очень редко — загрязненные облака разошлись, показав темноту открытого космоса. Вакуума непостижимой обширности, измерения, в котором существуют миллиарды миллиардов звезд, сияющих все вместе и украшающих небо, словно бриллианты.
Она никогда не видела звезд ночного неба, по крайней мере, тех, что были недостаточно яркими, чтобы пробиться сквозь дымку и космический мусор. Они были прекрасны, будто впервые видишь вселенную во всей своей красе.
При мысли о слове «прекрасны» она вспомнила свой диктофон. Повернув руку, девушка нажала на PLAY, и сразу заиграла мягкая и нежная мелодия
«It Only Takes A Moment».
С песней в роли закадровой музыки и звездным небом над ней, она дала полет своим мыслям, вспоминая представления о красоте, общении и любви. Для нее они были удивительными вещами, как редкость появления ясного ночного неба. Что-то такое манящее и поразительное, как недосягаемая безграничность космоса, далекие звезды и миры, хранящие секреты жизни, а неизвестностью было то чувство, с которым люди держатся за руки.
В одиночестве глядя на небо, юная девушка нежно поднесла к себе кисти рук.
«Может…» — подумала она, —
«Там есть прекрасное».
Валли могла только представлять, какой могла быть любовь. Чудесной. Божественной. Недосягаемой…
Какими бы успокаивающими и привлекательными небо и слова песни не были, в глубине души она не могла полностью с ними согласиться. Они говорили о том, как же велика была любовь, но, увы, она как звезды — что-то, что нельзя было на самом деле почувствовать, взять или подержать. Это не было чем-то, что можно просто поймать в воздухе, как древесный лист на ветру. Здесь, в этом мире, не было ничего, что могло бы заставить кого-то почувствовать, что его любят. Валли была лишь молодой девушкой — возможно даже единственной — застрявшей на одинокой планете, и никто не знает о ее существовании.
Невольно небо пробудило в ней чувство горечи. Вроде бы такое редкое, такое прекрасное зрелище, но оно лишь напоминало о вещах, лично дорожить которыми она не могла. Все, что несчастное создание могло делать — это мрачно смотреть на небо невинными глазами брошенного ребенка…
«Может… Там есть… любовь».
На нее нахлынуло до смерти знакомое чувство, не посещавшее ее с того дня, как она потеряла контакт с людьми, если Хала можно посчитать исключением. И дело здесь не столько в числе населения, сколько в эмоциональной связи с другим человеком. Она чувствовала себя точно так же, когда теряла соратников-рабочих, и даже в отношении тех, кто бежал с Земли. Мысли добирались до самых далеких воспоминаний, которые можно было достигнуть. Некоторые лица, которые когда-то знала, родители — все исчезало в пустоту. Она уже и не помнила, кто они были или что с ними случилось. Знала она, что осталась сиротой и выросла в этом уродливом мире, в жестоких руках природы, и лишь рабочие могли о ней заботиться, пока все они не исчезли. Ее научили только читать, говорить, выживать и собирать мусор, ничего более. Только работа, пока сама брюнетка не присоединится к падшим рабочим на том свете.
Вот она и трудилась, как ей и приказали, равнодушная к мертвым и умиравшим сослуживцам, даже когда они начали убивать друг друга ради выживания. Все, что тогда могла делать маленькая девочка — это убегать и прятаться, и делать все возможное, чтобы убирать мусор. Выполнять свою рутину, свою директиву, свою грязную работу до самой смерти — ее полученная поневоле жизненная цель. Девушка мысленно проклинала все, что произошло в мире, в котором она осталась единственным жителем. Все то, из-за чего она застряла на Земле, наблюдая, как вокруг нее умирали люди, а потом оказалась заперта на планете, сама по себе. Часто задавалась вопросом: такая уж ли это удача — выжить, когда не смог никто. Она и раньше ощущала в себе это чувство, но никогда не осознавала, какое же оно ужасное, за долгие годы жизни в этом мире, пока… не осталась совсем одна…
Валли очнулась от собственных мыслей. Она едва могла слышать свою музыку и собачий лай сквозь яростный вой ветра, а кожу покалывало от несущегося с довольно приличной скоростью холодного воздуха. Только сейчас она заметила, что ветра ускорились, а просвет в небе исчез. Она огляделась по сторонам, оценивая обстановку.
Вдалеке, со стороны горизонта, что-то стремительно набирало размер. Оно было огромным и продолжало расти вперед и ввысь со страшной скоростью. Колоссальная стена пыли направлялась прямиком к окраинам города, к ее дому. Песчаная буря, омрачавшая собой небо.
По своему опыту она знала, что эти воплощения гнева Земли смертельно опасны, ведь ей довелось с трудом пережить некоторые из них. Девушка спешно дочистила сумку, свистом позвала пса внутрь, куда тот и рванул, и немного неуклюже дернула вниз рычаг, закрыв вход как раз в тот момент, когда в грузовик начали задувать первые облака пыли. Теперь под защитой прочной железной двери, Хал со всей радости бросился к хозяйке, повалив ее на пол.
С недовольным стоном Валли спихнула с себя Хала и прислонилась к стене, тяжело выдохнув. Но пес незамедлительно подошел к ней и начал лизать ей лицо, отчего она хихикнула. Это было хорошим утешением после того, как они чуть не остались на улице в бурю.
Перестав, наконец, облизывать хозяйку, Хал отошел чуть подальше и жалобно посмотрел на нее. Вспомнив, что за весь день не ели ни он, ни она сама, Валли встала и откопала среди полок кучку бисквитов BnL, канистру с собранной дождевой водой и консервированную фасоль. Один из бисквитов, с кремовой начинкой, она вскрыла и отдала псу, и тот жадно вцепился в него зубами, чуть не оттяпав ей руку. Ей достались консервы. Она открыла маленькое отделение в руке-протезе, в котором хранились небольшие инструменты. Пробежавшись по коллекции глазами, она вытащила нож. Банка относительно легко открылась, и девушка за несколько быстрых глотков ее опустошила. Консервы были ее основным источником питания, уже бог знает сколько лет. Да и чему еще там быть, кроме загрязненной дождевой воды? Уж лучше недоедание, чем голодная смерть.
До ушей Валли дошло тихое сопение, и тут она заметила, что Хал уже спал без задних ног. Уже и сама уставшая и выдохнувшаяся, девушка решает, наконец, лечь спать.
Она одним проработанным движением стащила руку-протез с шарнирного крепления и аккуратно положила на ближайшую полку. Спать с ним было ужасно неудобно: он впивался в то место, где раньше было предплечье, и утром рука сильно ныла.
Уложившись в гамаке, она выключила новогодние гирлянды, позволив тишине скрыть внутри себя интерьер ее дома. Она взбила подушку несколько раз, прежде чем свернуться калачиком под любимым одеялом, вдохнув его терпкий запах. Вывший снаружи ветер убаюкивал ее, но вдруг он резко завизжал, и брюнетка от неожиданности чуть не свалилась на пол. Защищавший ее грузовик заскрежетал в знак протеста внезапной силе грязи и камешков, летевших со скоростью в сто пятьдесят километров в час, от чего у нее пошли мурашки по коже. Ночь продолжалась, песчаная буря усилилась, а Валли все никак не могла заснуть, да и боль от одиночества вдали от людей не улучшала ситуацию. Минусовая температура начинала пробираться сквозь стены, как часто случалось в такие ночи. Ей оставалось лишь сильнее сжаться в комочек. Ее единственным источником тепла и комфорта была она сама.
Она всегда терпела всю боль сама, но теперь это сильно давило на ее нервы. Ее душа медленно, но верно разрушалась, и рано или поздно, увы, девушка сломается, как физически, так и морально, так же, как и рабочие, которых она считала семьей. Но сама она даже думать об этом не хотела.
Покрытая мурашками рука вытянулась из-под тепла одеяла и вслепую нащупала кассетный плеер, слабо тыкнув пальцем кнопку PLAY. Заиграла нежная мелодия
«It Only Takes A Moment». И хотя песня напоминала брюнетке, что ее одиночество никогда не окупится, успокаивающая музыка отдавала ощущение, напоминавшее обнимающую ребенка мать или желавшего ей спокойной ночи любимого человека.
И это помогало. Она слегка оттолкнулась ближайшей полки, и гамак стал качаться как колыбель. Закрыв ореховые глаза под ласкавшую слух песню, она насладилась хоть каким-то спокойствием, пока снаружи бушевали адский штормовой ветер.
В конце концов, усталость одолела ее, и Валли, наконец, заснула.
