Эра Богов

Звуки исчезают, словно они оказались в вакууме. Эмма слышит лишь собственное дыхание и смотрит, как гневно вздымается грудная клетка Регины. О, она зла, она, определённо, вне себя. Но не потому ли, что ей нравится сложившаяся ситуация? Её взгляд поражает, как если бы это было отравленное копьё. И вот остриё застревает между позвонками, его не извлечь. Эмма расправляет плечи, приподнимает голову и с вызовом смотрит на женщину у порога. Руками она всё ещё упирается в простыни, едва комкая их пальцами. Темноволосая богиня меняется в лице, осознавая, как далеко готова зайти эта знатная женщина, которая однажды пришла бороться за мужа, но бросила белый флаг не к тем ногам. Регина улыбается, медленно перебирая пальцами по своей золотой перевязи, она открепляет конец пояса набедренной повязки, и та падает на пол, обнажая бёдра. Эмма смотрит с восхищением, чувствуя, как сердце пульсирует где-то у самого горла. И Регина понимает, что хочет этого не меньше, чем её гостья, потому что женщина связана с Гудом, который даже не подозревает, на что готова его жена ради хозяйки лупанария. Женщина улыбается, заставляя Эмму дрожать от этой улыбки, потому что в ней нет ничего человеческого или доброго, так улыбаются Боги, когда получают свои жертвы. И если гордая патрицианка предпочла чести похоть и страсть, она не больше чем агнец, которого следует отдать на заклание. Дымящиеся агарбатти распространяют ароматный дым, заставляя разум помутиться от тяжёлой концентрации. Запах шалфея и кардамона, раскрывающий сердцевину атлаского кедра, и ладан, который окаймляет эту композицию, создавая мокрый и тяжёлый эффект. Но Эмма знает, что её голова кружится не из-за этого. Регина очень быстро приближается к ней, забираясь на постель и резко седлая её бёдра так, что на своей коже Эмма ощущает чужую влагу, из-за чего её снова накрывает волной дрожи. Регина надевает маску Тривии, неотрывно глядя в серые глаза, а после тянется к маске Юноны, чтобы надеть её на лицо Эммы, которая тяжело дышит, чувствуя каждое случайное прикосновение к её волосам, пока женщина закрепляет маску. Руки женщины ложатся на плечи Юноны, которая не смеет коснуться Тривии первой. Её лицо так близко, что горячее дыхание оседает на губах девушки, которая не может отвести взгляда от карих глаз. Этот момент настолько долгожданен для неё, что кажется нереальным. Наконец, Эмма осторожно опускает ладони на поясницу женщины, сидящей на её бёдрах. Она водит по бархатистой коже пальцами, замечая лёгкую улыбку тёмного божества. Регина наклоняется ближе, позволяя маскам соприкасаться, а после дотрагивается языком до тонких губ девушки, заставляя ту охнуть и податься вперёд, целуя женщину. Ей вспоминается вкус вина и лакомств, запах вечерних цветов и пение цикад. Внутри разрываются сотни сосудов, наполняя её кровью, яд несётся к сердцу, поражая всё на своём пути, многочисленные укусы змеи и удары об острый камень. Вот что рождает этот поцелуй, заставляя желать, чтобы он никогда не заканчивался, потому что эта боль слаще любой ягоды. Эмма, пожертвовавшая честью и гордостью, готова молить на коленях, чтобы это мгновение никогда не заканчивалось, когда Регина проникает языком через приоткрытые губы. Поцелуй становится жёстким, как если бы одна вложила всю ненависть, другая — любовь. Воздух становится плотнее, а ароматы ярче, и Юнона уже не владеет собой, когда Тривия опрокидывает её на простыни. Полностью подминая под себя. Женщина заставляет мать Богов согнуть ногу в колене, устраиваясь между её бёдер и продолжая целовать её губы. Ощущения влажного языка Регины во рту сводят жену триумфатора с ума, если бы ещё большее сумасшествие было возможно. Эмма не выдерживает и меняет их местами, оказываясь сверху и чуть ли не бросаясь на Регину, которая вдруг смеётся, запрокидывая голову. Юнона тут же припадает к шее женщины губами, жалея, что она не один из тех монстров, которые пьют человеческую кровь. О, она бы хотела осушить эту женщину, чтобы никто и никогда больше не мог владеть ею в большей степени, чем она сама. Это чистейшее безумие, которое привело её в альков шлюхи, никогда не оправдает действий Эммы — жены великого триумфатора Гуда, потому что это самая низменная любовь, на которую только может быть способен человек, она грязная и презренная обществу, которое осудит Эмму, если узнает о том, кому принадлежит её сердце. Муж задушит её собственными руками, а потом прикажет содрать с неё кожу и вывесить у главных ворот. Но всё это стоит того, чтобы касаться Регины, которая тяжело дышит под ней. Её вздымающийся живот соприкасается с животом Эммы, рождая сладостную дрожь. Юнона целует выступающие ключицы, языком проводит по ложбинке между двумя косточками, касается губами груди, поочередно целуя каждую. Её руки ласкают кожу Тривии, которая чувствует свою маленькую победу над этой женщиной. Эмма не верит своему счастью, грязному и греховному, что может, наконец, касаться женщины, приручившей порок. И она захлёбывается в ощущениях, целуя живот, бёдра, слегка кусая за бок. Юнона забывает, что маска не скрывает её истинной сути, но сейчас она и не боится раскрыть все свои желания и отдать их Тривии, которой, несомненно, нравятся ласки. Эмма смыкает губы на пульсирующей плоти, слыша первый приглушённый стон, Тривия знает, что Зелена научила Юнону тому, что она любит, но не может злиться, потому что думает о том, что Эмма преступила черту ради неё. И это приятно — знать, что для кого-то она может являться абсолютом. А ещё это опасно, потому что она обязательно воспользуется этим. Страсть и похоть смешиваются в единое целое, отравляя всё вокруг. Предательство кажется правильным и таким необходимым, и Эмма забывает о том, что была верна мужу из любви. Потому что не остаётся у неё к нему ничего, что могло бы уберечь его от её ненависти. Юнона проводит языком по влажному естеству перед тем как проникнуть в разгорячённое лоно пальцами и задать ритм. Она ловко перебирается на бёдра Тривии, седлая её и заставляя кусать губы. Юнона двигает бёдрами в такт руке, пока ладони Регины скользят по ним. Но Эмма сбрасывает руки женщины, увеличивая темп. Другой рукой она хватает женщину за подбородок, призывая ту смотреть ей в глаза, чтобы видеть каждую эмоцию, отразившуюся в потемневших глазах. Эмма доходит до агонического экстаза, думая о том, как Регина кончает под ней. Ещё несколько ритмичных толчков, и Тривия выгибается на пике, произнося имя Юноны, для которой мир вокруг перестаёт существовать, и лишь фатальность момента раскрывает ей объятия, чтобы после утопить в вязком грехе. Эмма пойдёт ко дну, не сожалея. Её сковывает страх в то мгновение, когда Тривия неожиданно оказывает сверху и тянется к тумбочке, на которой стоят несколько свечей, дымящиеся агарбатти и кувшин с вином. Юнона знает, что Тривия хочет причинить ей боль, и она позволит. Регина подносит тлеющую ароматическую палочку к лицу Юноны, которая не станет сопротивляться, даже если она обожжёт ей лицо, и долго смотрит на её губы перед тем, как поцеловать. Эмма впускает язык Тривии, проводя по нему своим, и стонет в рот женщине, когда та тушит горячий наконечник о живот Юноны. Затем она резко отстраняется и опускается вниз, чтобы провести языком по небольшой ранке, заставляя Эмму шипеть от боли и наслаждения. Тривия приподнимается, устраиваясь так, что она оказывается меж бёдер Юноны, а та меж её, соприкасаясь влажной плотью. Она двигает бёдрами, заставляя Юнону прогнуться в спине и закрыть глаза от ощущений. Руки Тривии сжимают вздымающуюся грудь Эммы, которая заходится в сладости похоти, двигаясь навстречу. Регина запрокидывает голову, чуть приоткрывая губы, позволяя тяжёлому дыханию вырываться из её рта. Когда Тривия чувствует, что и она и Эмма близки к пику удовольствия, она останавливается, хватая свечу. Горячий воск обжигает кожу, и Эмма кричит от боли, но когда Регина резко погружает в неё пальцы, она кончает, прокусив губу. Тривия ложится сверху, чувствуя, как сокращаются собственные мышцы. Она всё ещё держит в руках свечу, когда Эмма просит налить ей вина. Регина наполняет кубки рдяным нектаром и поит Юнону, а после слизывает выступившую кровь с её нижней губы. Они обе всё ещё тяжело дышат, и Регина снова опускается на Эмму, которая чувствует, какая у них обеих влажная кожа. Юнона обвивает Тривию руками, прижимая к себе крепче. Она вдыхает её запах, чувствуя себя вне пространства и времени. И единственная мысль отравляет её сознание сейчас — она больше никому не позволит касаться Регины. Пусть ей придётся отравить каждого римлянина. Пусть ей придётся убить мужа. И даже Зелену, чья тень всё ещё неподвижно стоит за парчовым занавесом.