Эра Богов

— О, у неё более важные гости, — почти шипит Беллона, проследив направление взгляда женщины, в которой видит своё отражение. И она почти не ненавидит её за желание, которое плещется в её грудной клетке и которое так отчаянно чует Зелена. Непреодолимое влечение зарождается где-то в солнечном сплетении, расходясь тёплыми волнами, и женщина не может отрицать своего состояния, столь непривычного для неё. Потому что никогда не испытывала больного желания ни к кому, кроме сестры, давшей их постыдной связи оплести обеих, плотно срастив между собой. Юнона чувствует, насколько рыжая Беллона опасна, сколько в ней яда. Она сама — подобие змеи, чья жалящая пасть не ослабит хватки, впиваясь в мягкую шею своей жертвы. Но Эмма умеет обращаться со змеями, умеет любить их, не сломив, приручая. Беллона берёт её за руку, замечая, как женщина вздрагивает от этого прикосновения. Она распалена сладостью возбуждения, и её кожа становится чувствительной ко всему. Это вызывает безумную ухмылку на тонких губах Зелены, которая тянет незнакомку за собой. Вынуждая пробираться сквозь сплетённые тела. Они идут медленно и почти неслышно, словно плывут по густому, насыщенному курениями и благовониями воздуху залы, под чьими сводами роятся стоны наслаждения. Эмма, пленённая уродливым развратом, смотрит на извивающиеся тела и не может перестать думать о том, что совершенно не чувствует отвращения. Рабыни поджигают новые агарбатти, заполняя и без того удушливое пространство новыми ароматами, от которых начинает кружиться голова. Эмма улавливает запах тимьяна и пачули, а после тончайший шлейф лаванды. Она смотрит на открытую спину Беллоны, скользя взглядом по пояснице, опускаясь на бёдра и ноги, в какой-то момент её силуэт троится, и женщина ощущает себя вне реальности. В утробе ютится новое чувство — превосходство. А после рождается ещё одно — первозданный голод. Будто это место заражает её своими пороками, толкая на низменный путь, где откроются самые грязные желания. Они останавливаются у тяжёлого занавеса, скрывающего одну из колонн, где, прислонившись к твёрдому камню спиной, на флейте играет юноша в прозрачном хитоне. Беллона подходит к одной из огромных мраморных ваз, замирая на мгновение и глядя на Юнону, чей туманный взгляд следит за каждым её движением. Эмма равняется с женщиной, глядя на узоры, выведенные умелой кистью. Беллона выжидающе смотрит куда-то в темноту, и как только появляется рабыня с подносом, на котором виднеются фрукты и кувшин вина, женщина с силой толкает сосуд на пол. Рабыня, отскочив, роняет поднос, и Эмма отчётливо видит, как тонкие алые струи тянутся к её ногам. Беллона смеётся, запрокинув голову, и женщину вдруг охватывает непреодолимое желание пройтись по осколкам босыми ногами, но её снова тянут в сторону. Ей нравится то, с какой лёгкостью Беллона причиняет вред и разрушения, только потому что может, а вовсе не потому что преследует какие-то цели. Они проходят сквозь коридоры, мимо кубикул, и Эмма ни разу не спрашивает, куда они идут. Она знает, кто перед ней, но не знает её лица. Эмма догадалась сразу, как только увидела её рядом с Региной. Невольно вспоминаются все слухи и сплетни о греховной связи двух сестёр, решивших, что им позволено то же, что и Богам. Перед глазами возникает образ ласкающих друг друга сестёр. Белая кожа, спутанные волосы, тихие вздохи и следы укусов. И Эмма спрашивает себя о том, есть ли что-то более прекрасное, чем эти двое, пусть лицо одной из них ей так и неизвестно, и есть ли что-то более уродливое, чем осквернение кровных уз таким образом. Они останавливаются у резных дверей, чья поверхность больше напоминает деревянную сетку. Беллона выводит Эмму вперёд себя, чтобы та могла видеть широкое ложе, на котором лежит мужчина, чьего лица она пока не видит. Женщина, стоящая спиной к Эмме, медленно раздевается перед своим любовником, сбрасывая на мозаичный пол свою тогу. И женщина с замиранием сердца видит, как играют рыжие отблески огня на выгнутых бёдрах. Как она переступает одежды, опуская руки, на которых шумно звенят браслеты. Как грациозны её движения, когда она взбирается на постель, чтобы оседлать бёдра мужчины, чьё лицо, Эмма, наконец, видит. В тени чужой опочивальни её муж выглядит иначе. Дыхание перехватывает, когда она понимает, что это Регина, она поняла это сразу на подсознательном уровне, но теперь у неё совершенно иное восприятие происходящего. Томное дыхание, обжигающее кожу шеи, чужие волосы, щекочущие округлые плечи. И руки, которые она чувствует на своём животе. Её охватывает ощущение абсолютной беспомощности, которая, как ни странно, приятна и даже дурманит. Женщина сзади заставляет её прижаться к деревянной поверхности, вовсе не опасаясь быть уличёнными. Эмма чувствует тяжесть её тела, прижимающегося к ней сзади. Она слышит собственное тяжёлое дыхание. Она видит, как её муж входит в Регину, с чьих губ рвётся стон, и Эмма представляет, как эта женщина закрывает глаза, двигая бёдрами и чувствуя, как мужчина заполняет её. Руки Беллоны беззастенчиво скользят к низу живота, и Эмма не сопротивляется, вцепляясь в прорези на дверях пальцами. Она неотрывно наблюдает, как Робин нависает над Региной, заводя ей руки за голову, и не может понять, кого в этот момент ненавидит больше — её, женщину, с которой приходится делить мужа, или его за то, что он может к ней так прикасаться. Пальцы Беллоны проникают под ткань тоги, касаясь распалённого лона, и Эмме кажется, что она сходит с ума. Её охватывает похоть, самая низкая похоть, которую вовсе не облагораживает любовь, а лишь унижает презрение. Когда Зелена касается её, она думает о том, как сама касалась бы Регины, как целовала бы её тонкую шею, как проникла бы в неё, получая удовольствие от её стонов. Эмма резко разворачивается, оказываясь в нескольких сантиметрах от лица Беллоны, а затем просит: — Научи меня касаться её так, чтобы она кричала моё имя, — ей уже не важно, что она, знатная замужняя женщина, почти умоляет падшую женщину, отдающуюся сестре, научиться искусству любви с другой женщиной. Это место отравило Юнону, которая рискует всем, что у неё есть и только может быть, лишь бы не потерять надежду однажды коснуться женщины, которая властвует над пороком. — Зачем мне это делать? — улыбаясь, шепчет Беллона, глядя в серые глаза. О, нет, она не откажет, не сможет. Слишком остра та связь, которую она чувствует с этой незнакомкой, — и что я получу взамен? — она осторожно проводит пальцами по тонким губам женщины. — Покажи, как это, быть с другой женщиной, и я обещаю тебе, что мой муж больше никогда не коснётся твоей сестры, — Эмма понимает, что попадает точно в цель, давая почти невозможное, но неизбежное обещание. Зелена чуть отступает, глядя на женщину почти испуганно. Она тянется к маске, чтобы снять её, и Эмма позволяет ей это. Жена Гуда красива. И Зелена снимает свою маску, чтобы открыть ей своё лицо. — Идём, — произносит она несколько отстранённо. ____________________________________________________________________________ Зелена зажигает свечи, и помещение заполняется тёплым жёлтым светом. И снова всюду проникает запах благовоний. Слабый бальзамически-лесной нижний тон мяты, смешанный со сладко-пряным ароматом бергамота, окаймлённого тончайшим цитрусовым шлейфом. Он проникает в лёгкие, струится внутрь и сворачивается в утробе, подобно змее. Всё вокруг кажется нереальным, будто смелая фантазия отчаявшихся Богов. Рыжие волосы, ниспадающие на белые плечи, в приглушённом свете кажутся почти медными. Сквозь тонкую ткань пеплума просвечивают очертания полной груди и бёдер. Она сбрасывает ненужную ткань, подобно своей сестре, обнажившейся перед чужим мужчиной, и с тяжёлым томлением смотрит на наготу Эммы, чьё тело распластано на низком ложе. От её взгляда женщине хочется укрыться — слишком много пагубного откровения в нём. Зелена подступает ближе и забирается в постель, накрывая своим телом Эмму, чьи серые глаза пристально смотрят в голубые. Ощущение обнажённого тела женщины на себе кажется ей запредельным, будто только теперь она действительно может чувствовать в полную силу. Горячая кожа контрастирует с её холодной, и она выдыхает в тонкие губы женщины, чьё лицо так близко и так пугающе красиво. Рыжая целует безликую Юнону медленно и почти мягко, обводя языком нижнюю губу и проникая в податливый рот, чтобы коснуться чужого языка. Её поцелуй подобен вкусу терпкого вина, и Эмма со всей страстью отвечает на него, впитывая чужую сладость. Зелена опускается поцелуями к шее, проводя языком по коже, кусая, а после снова зализывая. Её руки накрывают грудь женщины, рвано выдыхающей и наслаждающейся новыми ощущениями. Она опускается, целуя ложбинку между ключицами, грудь. Проводит языком по дрожащему животу, целуя пупок, и следует ещё ниже. Зелена замирает на какой-то миг, поднимая голову и глядя на лицо Эммы, которая с замиранием сердца предвкушает желанные прикосновения. Она запускает руки в рыжие волосы, пропуская сквозь пальцы шелковистые локоны, когда чувствует язык и губы Зелены на возбуждённой плоти. Эмма хватает ртом воздух, выгибая спину, когда женщина обхватывает её бёдра руками. Когда губы сменяют пальцы, Эмма громко стонет, чувствуя, как приближается к пику наслаждения от каждого резкого толчка. Вожделение и животная страсть охватывают её хрупкое тело, заставляя кровь течь быстрее, почти болезненно. Как если бы она была жидким янтарём, который густеет от каждого прикосновения. Эмма не ощущает себя человеком, она ставит себя выше смертных и даже выше Богов, за что однажды будет наказана, но это стоит того, чтобы ощущать чужие пальцы внутри себя, чтобы отдаваться ядовитым поцелуям не той женщины. Хочет ли она, чтобы её неожиданная любовница не была Зеленой, сестрой Регины, которая разожгла в ней огонь самых низменных желаний и совершенных страстей? — Нет. То, что сейчас есть между ними, касается только их. Каждый поцелуй и прикосновение — всё это принадлежит только им, как и ночь, под покровом которой одна предаёт мужа, другая — себя, чтобы сделать больнее Регине, которая даже не узнает об этом. Дом разврата, прозванный «Эрой Богов» собирает под своими сводами грехи, нанизывая их на тонкую нить, словно жемчуг. Здесь предают Богов и оскверняют любовь. И Эмма разрушит свою жизнь в стенах проклятого дома. Женщина выгибается под натиском ощущения, когда её тело содрогается в оргазме, и Зелена смеётся, возвращаясь к тонким сухим губам с поцелуем. Эмма меняет их положение, оказываясь над рыжей. Её помада смазана, а волосы совершенно выбились из причёски, будто одна из распутных гетер, а вовсе не знатная дама. Она всё ещё тяжело дышит, когда с полустоном целует Зелену в губы. Касается пальцами живота, проводя невидимые линии, вдыхает запах её кожи, не переставая целовать. Проводит языком по влажной плоти, слыша вздох, привыкает к новым ощущениям, закрыв глаза и чувствуя, как очередная волна дрожи проходит по телу. Руки Зелены направляют её, она плавно двигает бёдрами навстречу прикосновениям Эммы, внутри которой разрастается клёкот, захватывающий сердце — касаться другой женщины вот так, не ведая границ мнимого приличия, нарушать заповеди, предаваясь новым ласкам. Когда Зелена дрожит в её руках, до боли закусив губу, женщина думает, что нет ничего прекраснее, чем последствия свершившегося греха. Ещё до рассвета она уйдёт, пропитанная пороком и похотью, чтобы незаметно вернуться домой и ждать возвращения мужа. И долго хранить воспоминания о греховных прикосновениях. ______________________________________________________________________________ Утро Эмма встречает, будучи совершенно иной. В ней просыпается тёмная суть, которая взрастит коварство и вероломство. Теперь Эмма искуснее. Завтрак с мужем проходит почти в молчании. Гуд не замечает изменений, хотя не может не чувствовать, что что-то не так, но разве есть у него причины переживать о чём-либо? Он списывает всё на предстоящий поход, ведь ему придётся оставить свою верную жену одну в чужом для неё городе. Мужчина наблюдает за тем, как Эмма ест виноград, как обхватывает тёмные ягоды губами перед тем, как они с хрустом треснут под давлением белых зубов. Женщина поднимает взгляд на мужа, едва заметно улыбаясь, в то время как он вдруг представляет, что эти губы смыкаются вокруг его твёрдой плоти, лаская. Он поднимается, подходя к жене, и наклоняется, чтобы поцеловать её. Жадно и почти больно, ощущая привкус сочного винограда. Он бы насладился ею здесь и сейчас, пока рабыни убирают со стола, но должен заняться делами, чтобы закончить всё до прихода гостей, которые соберутся на праздник в честь жены триумфатора Гуда. — Я пригласил вдову Антония и её сестру, — сообщает мужчина, не замечая, как вздрагивает Эмма. — О них ходит дурная слава, — отзывается Эмма, отпивая вина и кубка. Мужчина хмурится, поворачиваясь к жене. Он знает, что она права, и что у всех слухов есть твёрдые основания. В конце концов он сам свидетель и участник всего, что там творится. И многие римляне знают о том, что этот дом защищён его именем. — Не стоит верить слухам, Эмма, — говорит он почти укоризненно, не догадываясь об истинной причине усмешки, возникшей на тонких губах, — Регина очень хорошая, но одинокая женщина, мне было бы приятно, если бы ты смогла найти с ней общий язык. Эмма лишь кивает, дабы удовлетворить просьбу мужа. Ей нравится иметь секрет от Гуда, который теперь кажется немного смешным в своём неведении. О, нет, её чувства к нему неизменны, только теперь есть то, что гораздо сильнее. — Меня сопроводят несколько рабов на форум, чтобы купить лучших продуктов для вечера, — она кладёт руки на крепкие плечи и целует мужчину в щёку, отправляясь в свои покои, чтобы переодеться. _______________________________________________________________________ Римский форум, включающий в себя не только торговую площадь, но и прилегающие здания, переполнен людьми, пробирающимися сквозь увешанные разными яствами ряды. Шум, роящийся над головами горожан, давно никого не раздражает, но Эмма здесь впервые и чувствует себя крайне некомфортно. Идея самой выбрать продукты для вечернего ужина уже не кажется ей такой хорошей, но отступать она не намерена, желая выглядеть в глазах мужа хорошей хозяйкой, которая не пренебрегает гостями и предпочитает делать покупки сама. Тонкая ткань лиловой туники, богато расшитая золотом, спасает от жары, как и зонт, раскрытый над головой женщины рабом. Она брезгливо осматривает проходящих мимо людей, чья грязная одежда липнет к телу, и останавливается у прилавка с разного рода протираниями и маслами. Эмма, не обращая внимания на слова услужливого продавца, тянется к одной из небольших амфор, открывая её и поднося к носу. Она вдыхает резкий цитрусовый аромат масла, который контрастирует со зловонием, пропитавшим этот рынок. Мужчина протягивает ей ещё один флакон, призывая вдохнуть маслянистый запах сандала и лаванды. Эмма вдруг вспоминает, как пахло в покоях Зелены, где они предавались утехам. Она отдаёт несколько сестерциев за масло и следует дальше, передавая амфору Галле. Шум и суета непривычно давят на женщину, которая нехотя останавливается у прилавка с фруктами, глядя на алые плоды. Она касается тонкими пальцами гладкой поверхности яблока, беря его после и кладя в плетёную корзину в руках раба. Её взгляд улавливает движение справа чуть впереди неё. Эмма роняет плод на землю, когда замечает двух женщин в песочной и изумрудной туниках. Регина стоит к ней спиной, по которой бесстыдно скользит взгляд Эммы. Она очерчивает глазами неярко переливающиеся опалы в серебряных обручах, стискивающих округлые предплечья. Неповторимо мягкой грацией она напоминает Эмме пантеру, приготовившуюся к прыжку. Её отец держал одну такую на их вилле, пока она однажды напала на маленькую Эмму, которой чудом удалось не пострадать. Позже маленькой девочке было позволено самой перерезать глотку непокорному животному. Она переводит взгляд на Зелену, которая стоит перед Региной и смотрит на неё почти яростно, не принуждая себя скрывать желание и горькую тягу к родной сестре. Эмме думается о том, насколько болезненна эта связь для рыжей, но когда Зелена вдруг обращает свой взгляд к ней, в памяти возникают совершенно иные образы. На какой-то миг ей кажется, будто кожа пылает под этим взглядом, проявляя следы каждого прикосновения к ней. Регина протягивает руку, давая сестре попробовать виноград, и Эмме кажется, что нет ничего более завораживающего, чем это действие. Она видит, как губы Зелены то ли случайно, то ли специально касаются кончиков пальцев женщины, и кажется, время застывает бьющимся желанием, сковывающим внутренности. Эмма резко выдыхает, когда Зелена, пройдя мимо сестры и осторожно задев её плечо своим, направляет в сторону застывшей женщины. Регина разворачивается, обращая свой взор на рыжую, которая наклоняется, чтобы поднять яблоко и подать его Эмме. И в этот момент женщина её страстно ненавидит, потому что была не готова, чтобы оказаться в такой близости от Регины, чей пристальный взгляд снова изучающее проходится по ней. — Спасибо, — Эмма сдержано улыбается, принимая плод из рук коварной женщины. — Не переживай, я не скажу ей, кто ты, — шепчет Зелена, — пока она сама не увидит тебя сегодняшним вечером, — для неё это, несомненно, игра, искусная и опасная. Но Зелена согласна даже на боль. Эмма кивает, бросая последний взгляд на Регину и чувствуя, как дыхание срывается. Как много она видит в карих глазах, оказавшись непозволительно близко к этой женщине, ради которой вчера предавала мужа. За пределами стен разврата она не выглядит такой устрашающей и опасной, но Эмма знает, что это лишь маска, умело скрывающая тайны извращённой сути. Их немая борьба взглядов затягивается, и Эмма понимает, что готова потерять контроль и увести эту женщину на глазах у всех горожан, чтобы слышать в спину грязный шёпот. Но вовремя отвлекается на слова продавца. Она отворачивается от сестёр, расплачиваясь с торговцем. Когда она и её рабы уходят, Регина ещё долго смотрит вслед женщине, пытаясь понять, что её так привлекло в незнакомке, и почему её взгляд был таким почти болезненным. Регина знала, что женщины способны смотреть на неё так, но столь сильная жажда её открылась впервые, — граничащая с безумством. _______________________________________________________________________________ Дом будущего императора Августа Гуда находится на склоне Виминальского холма, где у массивных дубовых ворот, в тени платанов, стоят на страже крепкие преторианцы. А у подножья холма шумит устье Субуры. В огромной зале, богато украшенной для праздника, постепенно собираются знатные гости, желающие поприветствовать жену триумфатора и, возможно, обсудить некоторые дела сената перед тем, как благородный Гуд покинет Рим. Женщины деланно восхищаются красотой цветочных гирлянд, когда входят последние задержавшиеся гостьи. Шум тут же смолкает, все взгляды обращены к вошедшей Регине, одетой в багровую тунику, в её волосах поблескивает аккуратная диадема, туго держащая волосы в причёске. Следом за ней проходит Зелена, поправляя неровные складки своей светло-зелёной туники. На её хрупких руках слишком много украшений, которые со звоном перекатываются при каждом её движении. Их провожают рабыни, предлагая разного рода яства и вино. Женщины садятся на низкие ложа вокруг стола на одной ножке, где стоят подносы с фруктами. Префект претория Кассий Сеян решается заговорить с одной из женщин, после чего в комнату возвращается былая непринуждённость. — Хозяйке дома следует уже появиться, — шутливо произносит кто-то из гостей, салютуя кубком Гуду. Эмма входит в залу, как и остальные гости, улыбаясь и принося извинения: — Прошу простить меня за ожидание, — она проходит к мужу, становясь рядом с ним и кладя руку ему на плечо. На ней белая туника, расшитая по краям золотой нитью. На плечах ткань её наряда перехвачена круглыми золотыми обручами. Волосы собраны в высокую причёску, и лишь несколько локонов обрамляют бледное лицо, — заболел мой любимый питомец, и я вынуждена была наведаться в свой серпентарий. Наконец, она встречается взглядом с почти изумлённой Региной, которая готова поклясться, что видит, как Эмма наслаждается ситуацией. Она говорит со всеми, но её слова будто обращены лишь к единственной женщине — к ней. Регина узнаёт заколку в волосах Эммы, и её губы растягиваются в хищной улыбке, когда все кусочки мозаики сходятся. Жена Гуда бросает ей вызов всем своим видом. И Регина принимает правила чужой игры. Она узнает в неё и ту женщину, которая встретилась им с сестрой на римском форуме. Взгляд касается руки, по-прежнему лежащей на широком плече мужчины, и глухая ревность отдаётся где-то внутри слабым звоном. Гуд принадлежит ей, хоть и делит с Региной редкие ночи. Вечер наполнен пустыми разговорами и вином. Лестными похвалами и притворным смехом. И только взгляды, жаркие и откровенные, являются истинными среди льющейся фальши. У Эммы замирает сердце от каждого движения женщины напротив. Регина высокомерная, холодная и неприступная, но Эмма видела, какой она может быть ещё, когда руки мужа блуждают по её телу. Она источает силу и страсть, и Эмме кажется, что пространство вокруг сужается, что сама она сходит с ума, представляя, как будет касаться этой женщины. Когда Гуд распоряжается сдвинуть в сторону потолок-обманку, на гостей обрушивается водопад из цветов, слышатся восторженные возгласы, в то время как Эмме удаётся ускользнуть, зная, что Регина заметит и последует за ней. В дальнем атриуме, в крыше которого было проделано квадратное отверстие, через которое в фонтан стекала дождевая вода. По водной глади плавают ещё свежие розы, одну из которых подхватывает Эмма. — Ты хорошо провела время в моём доме, Юнона, — слышится насмешливое сзади. Регина медленно подходит к фонтану, пронзительно глядя на женщину, которая бросает розу снова в воду, из-за чего слышится тихий всплеск. — Боюсь, что не так хорошо, как ты в моём, — Эмма улыбается, глядя женщине в глаза и пытаясь скрыть свою дрожь, в то время как желание сводит нутро, — мне казалось, мой муж в другом конце дома. Регина улыбается, обнажая белые зубы. Ей нравится, что жена Гуда знает о них и использует это знание как орудие против неё. — Зачем ты приходила? Эмма отворачивается, направляясь к стене, увитой плющём, рядом с которой стоит огромный мраморный короб. Она погружает туда руки, медленно доставая оттуда змею. — Посмотреть на тебя, — Эмма позволяет лабарии оплести руку и поднимает взгляд на Регину, которая совершенно не выглядит испуганной, напротив, она заворожена. — И что же ты увидела? — женщина подходит ближе, думая о том, как красиво то, что она видит. Тонкая и хрупкая Эмма, держащая на руках ядовитое создание, которое неестественно покорно. Смелая и безумная, раз отважилась ступить в дом порока. Она источает опасность не меньшую, чем змея. И ей становится интересно, видел ли Гуд её такой. — Больше, чем следовало, — почему-то шепчет Эмма, добавляя, — я вырастила её, как своё дитя. Регина тянется рукой, дотрагиваясь до гладкой кожи лабарии, и Эмма позволяет ей забрать змею, которая признаёт женщину. Осторожно Регина обхватывает змею у основания головы, пристально глядя в серые глаза, наполненные желанием. После касается щеки женщины другой рукой, поднимаясь выше и вынимая заколку из светлых волос. Она с силой вонзает острие в голову с противным звуком, не прерывая зрительного контакта. Эмма вздрагивает, громко выдыхая. Чувствуя, как ярость охватывает её, когда Регина отбрасывает всё ещё живое животное на мраморный пол. И она не знает, из-за чего больше: от того, что эта женщина только что уничтожила нечто важное, то ли от того, что это её действие заставило Эмму жаждать её ещё больше. Её жестокость и дерзость могла бы привести её к казни, но Эмма не посмеет сказать ни слова. Регина улыбается полученной реакции и разворачивается, чтобы уйти, когда женщина с силой хватает её за руку, разворачивая к себе. Её тяжелое и жаркое дыхание опаляет кожу лица, глаза блестят то ли яростью, то ли страстью, хотя в данной ситуации нет никакой разницы. Эмме кажется, будто её пальцы плавятся, касаясь мягкой кожи женщины. Она так близко, что стоит лишь чуть податься вперёд, чтобы ощутить её поцелуй. Сердце колотится в бешеном ритме, её охватывает дикая страсть, окаймляющая два силуэта в полумраке. — Эмма, мне кажется, хорошей хозяйке положено быть с гостями, — резкий голос мужа заставляет её отпустить запястье Регины, которая незаметно возвращает руку себе. — Прости меня, — улыбаясь, произносит Эмма, — я хотела показать Регине свой террариум. Мужчина снисходительно кивает, бросая взгляд на Регину, и собирается уйти вслед за женой.