Попал...

      Противный свист сработавшего детектора прохода, раздавшийся в половине второго ночи, застал майора Сергиенко Павла Остаповича, позывной «серый», семьдесят восьмого года рождения, москвича в третьем поколении, на полпути к раздевалке: дежурство его группы подходило к концу и он уже шёл встречать сменщика — тоже майора, Колёсного Петра Алексеевича, позывной «квадрат», шестьдесят девятого года рождения, переведённого в первопрестольную двенадцать лет назад, на заре формирования Отряда, старейшего — и по возрасту, и по стажу — командира группы «Комкона», как в шутку называли между собой Отряд с лёгкой руки какого-то любителя Стругацких, всегда приходящего за полчаса до смены и никогда не рассказывавшего, как он попал в Отряд и почему до сих пор командует боевой группой, хотя давно уже мог бы уйти на менее опасную службу — и в научный отдел, и на подготовку новичков, да хоть бы и на пенсию, напади на него вдруг такое странное желание.       Сам Павел Остапович пришёл в Отряд из спецназа внутренних войск МВД восемь лет назад, в кажущемся теперь невероятно далёком две тысячи шестом году, после того, как неведомая тварь, ворвавшись в небольшой домик в «деревне художников» на Соколе, буквально разорвала в клочья престарелых родителей и молодую жену, и если бы не легендарное среди сослуживцев чутьё на опасность да хранившийся дома против всяких правил автомат — ушла бы безнаказанно. В тот раз Павел Остапович отделался сравнительно легко — физически: несколько переломов, сотрясение мозга и изрядная потеря крови, на три недели загнавшие его в больничную койку, были полной ерундой по сравнению с ранами душевными. Переживания, однако, нисколько не затуманили разум опытного «специалиста широкого профиля», и рюмка тоже не стала ему пристанищем. Подняв все мыслимые и немыслимые связи, собрав статистику и тщательно разобрав невнятные слухи, ровно через год после похорон он постучался в неприметную среди других таких же дверь в столь же невыразительном коридоре и попросил о переводе в Отряд. Отказа не последовало.       За восемь лет холодная ярость перегорела в спокойную целеустремлённость, несколько даже маниакальная радость от убийства каждого монстра — в тихое удовлетворение от хорошо выполненной очень нужной работы, пусть и тщательно скрываемой от рядовых граждан: проходы, несмотря на всю опасность «гостей», случались от силы несколько раз в год, тварей, как правило, удавалось уничтожить в течении считанных дней, максимум недели — задолго до того, как они окончательно слетят с нарезки и начнут убивать всё живое. Ещё в первые годы существования Отряда практически поголовный антропоморфизм монстров сподвиг учёных на ряд экспериментов с захваченными живыми «образцами», но все успехи ограничились малополезной статистикой «озверения» и куда более ценными детекторами прохода, как портативными, позволявшими редким людям с талантом оператора идти по свежему следу, так и стационарным, накрывавшим всю Москву и изрядную часть области, сейчас продолжавшим давить на нервы бегущих к гаражу бойцов зуболомным звуком.       Оба недостатка всех детекторов — большая задержка срабатывания и низкая чувствительность по дальности и направлению — имели, по словам яйцеголовых умников, общую причину: крайне низкую, порядка трёх-четырёх километров в час, скорость распространения некоего «монстрячьего заряда», свойственного всем тварям в момент прохода (и именно со снижением уровня этого заряда учёные связывали наблюдаемое монстрячье «озверение»). Отдуваться же за недоделки теоретиков приходилось бойцам: стандартная схема предписывала со всей возможной скоростью выдвинуться в примерное место прохода и далее двигаться по расширяющейся спирали, регистрируя всплески заряда, до выяснения направления движения прошедшей твари, после чего — преследование по свежему следу, обнаружение и уничтожение. На практике, разумеется, всё было несколько сложнее — как вы предлагаете «двигаться по расширяющейся спирали», скажем, в окрестностях какого-нибудь сильно режимного завода пару километров в поперечнике? Впрочем, аналогичные проблемы были и у монстров, пусть и в меньшей степени, благодаря нечеловеческим силе и скорости, так что в целом схема работала.       Ухватив уже ставший привычным АШ-12 — тяжёлая медленная пуля на ближних дистанциях показала себя лучше, чем лёгкая 5.45, и даже 7.62 разных модификаций «калаша», а «официально не выпускаемый» кассетно-игольный патрон (*) против большинства тварей и вовсе прямо-таки творил чудеса — командир с удовлетворением отметил, как быстро и уверенно его подчинённые занимают места в неприметном микроавтобусе практичного бронзового цвета. Бессменный водитель группы (и по совместительству — оператор второго портативного детектора) Семён Семёнович Ванечкин уже запустил мотор и вывел на экран навигатора скинутую с большого детектора карту засветки. Граница Центрального и Северного округов, точнее сказать нельзя — засветка мощная и растеклась по карте широко. Радовало, что до предполагаемой точки прохода было рукой подать, а значит, группа отставала от прошедшей твари едва на пару часов, всё остальное было в минусе: в центре города сложно маневрировать и много потенциальных жертв, к тому же высока вероятность, что проход случился в метро — и сейчас в распоряжении новой твари была вся опустевшая подземная транспортная сеть. С другой стороны, метро и для подготовленных-то людей не самое безопасное место, а уж для диких тварей и подавно: в архивах Отряда упоминалось в общей сложности семь случаев, когда бойцы находили тварь уже мёртвой — и четырежды это было именно в метро.              * — Грязная инсинуация, ага. Суть: пачка из нескольких игл обладает останавливающим эффектом, сравнимым с дробью, сами же иглы обладают пробивающей способностью, сравнимой с бронебойными пулями. Идею пытались воплотить, и даже, вроде бы, не единожды, но до сих пор без особого успеха.              Словом, предстояла работа: опасная, утомительная, но знакомая и даже до некоторой степени рутинная. Сначала — взять след. И уже с этим начались сложности. Легендарная его «чуйка», некогда давшая шанс справиться с той, самой первой, тварью, то самое необъяснимое чутьё, что много раз толкало его в укрытие за миг до выстрела, та самая интуиция, которой Павел Остапович привык доверять безоговорочно, разнылась больным зубом. Не предвещала она ни погонь во тьме тоннелей, ни осторожной охоты в каком-нибудь парке, а только много-много головной боли и мороки, как бывало при нечастых вызовах «на ковёр» или при общении с каким-нибудь «гениальным учёным» из лабораторий Отряда, в очередной раз «постигшим дзен» и требующим от майора Сергиенко вот-прямо-сию-секунду-не-важно-как добыть тварь на опыты для проверки сто тыщ пиццотой «теории-которая-всё-объяснит». След, ожидаемо, не брался. О, нет, с сигналом не было никаких проблем — сигнал был, причём сильный — и именно в этом-то и была проблема. Найти на фоне общего сильного сигнала от прохода небольшие всплески, оставленные собственно тварью не удавалось ни Семёну Семёновичу, ни штатному «пешему» оператору Николаю Владимировичу Ухо, с позывным, как не трудно догадаться, тоже «ухо» — удивительно подходящим к его талантам. Лишь незадолго до рассвета, когда засветка расползлась уже чуть ли не на пол-Москвы, стало ясно: проход действительно был в метро, на серой ветке (Павел Остапович в очередной раз неласково помянул технарей, так и не сподобившихся оборудовать хотя бы пересадки стационарными детекторами, ссылаясь на какие-то одни им понятные технические сложности), и с места выхода тварь убралась с поразительной скоростью — вероятно, зацепившись за вагон, косвенным подтверждением чего служило едва заметное усиление сигнала на станциях, где поезд притормаживал, давая время «монстрячьему заряду» накопиться.       Робкой надежде, что поезд монстра просто переехал и дальше тащил уже в виде трупа, не суждено было сбыться — впрочем, даже надеждой это назвать было бы преувеличением: так, всего лишь допущение ненулевой вероятности такого варианта, в пределах погрешности измерения. На станции Отрадное сигнала не было совсем. Повторная проверка Владыкино выявила несколько более высокий уровень, чем на остальных, а последовательная проверка обоих выходов показала: тварь вышла в сторону Владыкинского кладбища и через всем известную дыру в заборе проникла на территорию Ботанического сада. Чуйка же по-прежнему утверждала: самое страшное, что может грозить Павлу Остаповичу сотоварищи в этом приключении — аллергия на пыль и, простите, геморрой от многочасового сидения за теми самыми пыльными бумажками, сначала в кабинете над отчётом, потом в архиве, а потом опять в кабинете. Ах да, ещё не забыть изжогу от литра кофе и недосып, но это после дежурства в первой половине ночи и так само собой разумелось.       В Ботаническом саду удача, казалось, повернулась лицом: след был ясным и чётким… И буквально через несколько сот метров привёл группу к кровавым следам крайне скоротечной драки… Даже, скорее, не драки, а просто убийства: неизвестные погибшие (останки оказались разбросаны по довольно приличной площади, крупные фрагменты были спрятаны в заброшенном здании не то оранжереи, не то общественного туалета, от одежды остались лишь крошечные лоскутки, а многие кости были разгрызены, впрочем, присутствовали и вполне узнаваемые отпечатки собачьих лап — «друзья человека» нашли трупы первыми и решили немножко усложнить жизнь бойцам Отряда), в количестве примерно пяти или шести человек, даже не успели среагировать на угрозу и умерли почти одновременно. Это было… неприятно. Как правило, сразу после прохода твари предпочитали скрываться и нападать только на одиноких прохожих, не рискуя оставить ненужных свидетелей… Здесь же шесть человек (да-да, может быть всего пять — разница не существенна) были убиты настолько быстро, что даже не успели разбежаться — по крайней мере, так получалось по следам.       Потратив на выяснение обстоятельств трагедии с полчаса и вызвав своих «уборщиков», группа Сергиенко двинулась по следу дальше, малохожими тропками практически по прямой пройдя сад и выйдя через дыру в заборе на Ботаническую улицу возле пересечения с Большой Марфинской, и, никуда не сворачивая, упёрлась в дом номер тридцать один. Дверь с домофоном не стала преградой, и буквально через минуту группу ждал ещё один сюрприз: след, как будто так и надо, уходил в лифт.       Великая вещь — предписания. Написанные, как принято говорить, кровью — и майор сам вписал немало капель в эти скрижали опыта — они нередко содержат самые неожиданные знания, в частности — как правильно искать подозреваемого, уехавшего на лифте на неизвестный этаж. Уже через каких-то пятнадцать минут группа снова собралась на предпоследнем, тринадцатом этаже, скорее даже взбодрившись, нежели устав, от умеренной физической нагрузки после долгой ночи поисков. Детектор однозначно указал на вторую справа дверь. Обнаруженная в углу под потолком камера была немедленно закрашена: если тварь не удастся нейтрализовать в квартире и бой вырвется на лестничную площадку (всякое, всякое бывало, архив тому свидетель) — не должно остаться никаких документальных свидетельств реальности тварей и степени их опасности. Этот пункт инструкций всегда вызывал глухое раздражение у Павла Остаповича, но был предельно ясен и недвусмыслен… и, к сожалению, абсолютно логичен.       Убедившись, что бойцы прикрытия не отсвечивают, но надёжно контролируют всю площадку, Сергиенко достал корочки основной легенды (капитан милиции Кузнецов Сергей Иванович — любая проверка его подлинности привела бы к немедленному оповещению руководства Отряда), позвонил в дверь и, вопреки уверениям по-прежнему молчащей интуиции не очень-то рассчитывая на ответ, громко произнёс сакраментальное: «Откройте, милиция!». Операция вступила в свою завершающую стадию: уничтожить. Из квартиры, усиленные чувствительными микрофонами, донеслись тихие шорохи и неразборчивые голоса: внутри были живые люди.       На некоторое время наступила тишина: кто бы ни был с той стороны двери — он явно задумался.       — А мы милицию не вызывали! — С той стороны ответил явно недовольный и невыспавшийся, но вполне энергичный голос. Мужской и вполне нормальный, насколько можно судить — с поправкой на утро субботы.       — Открывайте! Соседи жалуются, что у вас тут шум и крики! — Никаких жалоб, конечно же, не было, зато была очень удобная легенда, позволявшая в случае необходимости «почти легально» вломиться в квартиру — всё равно после визита монстра жаловаться на мелкие, особенно на фоне трупов, нарушения, как правило, было уже некому.       — Иду-иду! — С той стороны двери раздались явно неторопливые шаги, сопровождаемые плохо различимым даже через чувствительные микрофоны явно ругательным бормотанием. За годы в Отряде и до того в милицейском спецназе майор успел уже порядком отвыкнуть от «тёплого» приёма, который обычно встречал милицию… пока не начинало пахнуть жареным. Мысленно вздохнув, майор приготовил все наличные запасы терпения — надо признать, и так-то невеликие, а уж после ночи на ногах в поисках очередной твари — и вовсе почти отсутствующие. Чуйка взвыла раненым слоном: мол, писать тебе бумажки, товарищ майор, пока «Войну и Мир» не переплюнешь, да горб не заработаешь. Ещё раз вздохнув, Сергиенко оправил форму и сделал максимально протокольную морду лица. Как раз вовремя: глазок на двери посветлел, затем снова потемнел — с той стороны кто-то смотрел.       — А чой-та вы с пушками? Не, не буду я вам открывать! Вдруг вы бандиты переодетые? Я вот счас участковому позвоню, да спрошу, кто там на меня кляузы всякие пишет, я Василь-Михалыча хорошо знаю! — Если по первым словам у Павла Остаповича сложился образ человека неопределённого возраста от тридцати пяти до пятидесяти, не очень за собой следящего, но ещё не опустившегося, то теперь этот образ стремительно накинул лет двадцать и обзавёлся хитрющими морщинками вокруг глаз да погасшей беломориной в углу рта. — Пусть, вон, сами лучше за своей собакой смотрят, а то как уйдут на весь день, так она и скулит не переставая, всю плешь проела уже! Так им и скажите! — Явно скандальный дедок, притащенный прагматичными детками из деревни присмотреть за внуками.       — Открывайте, или мы будем вынуждены выломать дверь! У нас предписание! — Обычно такие скандальные деды больше любят именно «поспорить от души», нежели реально конфликтовать, а к власти, по старосоветской памяти, относятся всё-таки с уважением.       — Да открываю я, открываю, не суетитесь! — Громко пробурчали с той стороны. Точно, с уважением. Сергиенко с удовлетворением вслушался в множественный лязг ключей и дал своим бойцам отмашку «всё тихо, без повода не действовать». Лязг затянулся, сопровождаемый невнятным бурчанием — на этот раз явно в адрес замка и чьей-то паранойи — похоже, дед живёт в городе уже давно, нахватался слов… А может, внуки научили, дети сейчас иной раз такие, что слов приличных нет… ни у них, ни о них. Наконец, лязг кончился, дверь приоткрылась на цепочку и в щель выглянул плохо видимый мужчина… Примерно на полголовы выше, чем успел себе представить командир группы спецназа. Очень, очень опасная ошибка… И крайне неожиданная.       — И хто там на мене жалуетси? — Накинуть лет двадцать… Или даже тридцать, и обладатель голоса станет ровно таким, каким его представил майор: хитрым ехидным дедом… А пока — мужик, явно пытающийся казаться проще, чем есть на самом деле, эдакий стереотипный деревенский хитрован.       — Капитан Кузнецов. Может, вы нас пустите внутрь? — Ухо, умело пользуясь ларингофоном, неслышно для посторонних доложил: «есть усиление». Металлическая дверь ослабляла прохождение заряда, и усиление сигнала означало одно: тварь внутри.       — А чой-та вдруг я вас пускать буду, ежели вы меня невесть в чём обвиняете? Мне скрывать неча, я человек честный! Да пусть хоть весь подъезд знает, по чьему навету ко мне родная милиция нагрянула! — Мужик прибавил оборотов, явно накручивая себя. Майор досадливо поморщился и махнул рукой, мол, сам не рад.       — Работа. Кому не лень пишут, а мы обязаны проверить и разобраться. Так что давайте лучше всё-таки внутри поговорим, мне ещё четыре квартиры обойти надо, и по каждому вызову отчёт написать. — «Искреннее раздражение» от «необходимости заниматься очевидным идиотизмом» вышло как родное — откуда только всплыли воспоминания, будто из прошлой жизни — и мужик, явно подобрев к «служивому», скинул цепочку, пропуская троих спецназовцев в коридор.       — Даша, у нас с вечера осталось что или как обычно? — Кинул он куда-то вбок. В приоткрывшуюся дверь ванной выглянула выдающихся достоинств женщина и, не прекращая вытирать голову, от чего достоинства не только выдавались, но и волновались, пожала плечами и неопределённо махнула куда-то дальше по коридору. — Значит, как обычно. — Грустно заключил мужик, похоже, оставшийся совершенно равнодушным к устроенному Дашей представлению, в отличие от троих бойцов. — Ну идёмте, служивые. Чаю хоть вам налью. А то, может, по сто грамм? — С робкой надеждой, опасливо покосившись в сторону закрывшейся двери ванной предложил мужик.       — Нет-нет, мы на службе! Никак нельзя! — Честно говоря, от ста грамм бы Сергиенко не отказался — унять всё так же ноющую чуйку, но легенда такой возможности не давала. Мужик старательно запер дверь на все запоры и провёл гостей в кухню.       — Ну, тогда рассказывайте, что там вам про меня наврали. Буду опровергать, по мере сил. — Указав на угловой диванчик, мол, присаживайтесь поудобнее, мужик занялся чаем, доставая из настенных шкафчиков заварку, сахар, какое-то печенье и даже открытую банку варенья — похоже, малинового. Ухо поймал на детекторе ещё один всплеск и весь извертелся, пытаясь получше его запеленговать, за что и получил несильный пинок в ногу под столом, сопровождаемый ларингофонным «спокойно, не палимся». Мужик тем временем разлил чай по кружкам — ароматный и явно горячий, аж пар над чашками клубится — и тоже присел к столу, куда уже успел перекидать снедь.       — Давайте по порядку быстро протокол составим, да и всё, пожалуй. — Оглядев кухню, принюхавшись и вчувствовавшись всеми известными и не очень органами чувств, Павел Остапович так и не нашёл никаких признаков близкого наличия монстра, и достал из планшетки лист бумаги. — Так, фамилия, имя, отчество, год и место рождения, адрес прописки, место работы, занимаемая должность. — Казённая скороговорка вылетела легко, как будто и не было этих уже почти пятнадцати лет. Майор отодвинул кружку и разложил лист на столе, раздражённый неким диссонансом в наблюдаемой картине, который никак не мог уловить. Мужик задумчиво откашлялся.       — Васин Николай Мартынович, семьдесят третий, Кемерово, Ботаническая улица, тридцать один, корпус восемь, квартира 96, ООО «Ласточка-кодинг», программист. Ведущий программист. — Павел Остапович незаметно вздрогнул. Только что сидевший перед ним хитроватый, но простой «от сохи» мужик вдруг испарился, как не было. Не сдвинувшись ни на миллиметр вместо него сидел теперь совершенно другой человек — с написанным на лбу большими буквами высшим образованием (а то и не одним), с хорошо оплачиваемой работой и, в отличие от чуть суетливого мужика, абсолютно спокойный и уверенный в себе.       Скрипнув дверью, из ванной вышла давешняя Даша, прошла этому Васину за спину, и, встав за его правым плечом, опёрлась руками о спинку его стула, слегка наклонившись вперёд, открывая потрясающий вид на «как бы прикрытое» едва сходящимся халатом. Зрелище завораживало.       С трудом вернув взгляд к листку, Сергиенко записал сказанное, не особенно стараясь писать разборчиво — все нужные данные можно выяснить, пробив адрес в правильных базах, а спецы на базе всё равно будут работать с аудиозаписью, а не с этой писулькой.       Сидящий вплотную Ухо ощутимо дёрнулся и прямо-таки заколотил пяткой по ноге командира — если бы не штатные усиленные берцы, не обошлось бы без синяка. Поморщившись от такой непрофессиональной активности подчинённого, майор по возможности незаметно скосил глаза на детектор и от удивления «выпал в осадок», пусть и незаметно, и всего лишь на краткий миг. И было от чего: детектор не просто показывал невероятно высокий уровень заряда — на индикаторном поле вместо обычного широкого размытого клина светилась чёткая узкая линия, показывавшая чуть левее Николая. Точно на Дашу. Мгновенно собравшись для, судя по всему, своего последнего боя, Павел Остапович вдруг с удивлением осознал: ни чуйка, ни опыт не наблюдали в… существах перед ним (а в человеческой природе Васина, несмотря на детектор, майор всё-таки усомнился) ни опасности, ни малейшей агрессии. Но ведь твари всегда нападают… Нет. Сначала они прячутся, и, видимо, эта тварь считает, что спряталась достаточно хорошо.       — Давайте, Николай Мартынович, теперь пройдёмся по вчерашнему вечеру. Не видели ли вы чего-нибудь необычного? Или, может быть, слышали? Видимо, что-то всё же послужило причиной для нашего вызова, не на пустом же месте люди тревогу подняли? — Давно, казалось бы, забытый опыт, сложившись с легендой, сам говорил губами Павла Остаповича, бешено перебиравшего в голове возможные варианты развития событий… И ведь группу не предупредить незаметно, вот что обидно.       — Да нет, тащ капитан… Не припомню я ничего необычного… — После небольшой паузы, явно хорошо обдумав, ответил Васин. — Шли мы домой довольно поздно, темно уже было. На работе аврал страшенный и уже который месяц, проект заканчивается, а смежники только проснулись… Думаю, вы не хуже меня знаете, как это бывает: начальство орёт, подчинённые бегают, а работа стоит, потому что всех на совещание собрали… Впрочем, это сейчас неважно. Домой пришли около четверти двенадцатого ночи — я обратил внимание, что младший ещё не спал… Ну, пока сами помылись-поели, то-сё, легли во втором, наверное, часу… Честно говоря, спал без задних ног, и ещё поспал бы, кабы не ваш визит.       — Ну извините, служба! — Майора как-то прямо по-детски обидело такое наплевательски-потребительское отношение. Всю ночь он с ребятами носился, задрав хвост, стараясь как можно раньше найти и уничтожить опасную тварь, а этот, понимаешь, ведущий программист сидит тут и ни сном, ни духом не ведает, кто стоит у него за спиной, сиськи выкатив. Эх, сказать бы ему, да посмотреть, как он бегать будет, но нельзя.       — Да я понимаю, служба — она и в Африке служба. — Примирительно покивал Васин. Так же быстро, как и вспыхнуло, раздражение улетучилось, и майор ухватил важную деталь.       — А вот вы сказали «мы». — Нет, ну ведь сам же сказал! За язык никто не тянул! — Вы не один возвращались?       — Ну да. Встретил в метро давнишних знакомых жены и зазвал в гости. А там слово за слово — воспоминания молодости, всякие полузабытые истории… Потому и на боковую отправились сильно за полночь, да пока ещё всех разместили — у нас, чай, не хоромы, просто двушка. — Собеседник явно вспомнил вчерашний вечер со смешанными чувствами — с одной стороны, видимо, и впрямь хорошо посидели, майор даже позавидовал, а с другой — выспаться не удалось бы и без визита боевой группы Отряда, и майор позволил себе малую толику злорадства, как бы в компенсацию за предыдущую обиду.       — А что за знакомые? Вы их хорошо знаете? — Почуяв след чего-то важного, майор даже отложил ручку, выпав из образа, зная, что в уже подъехавшем микроавтобусе идёт независимая запись со всех микрофонов каждого бойца группы.       — Говорю же — знакомые давнишние, из её родных краёв, ещё до того, как она сюда перебралась. И знаю я их довольно неплохо, Даша вот, и две её сестры. — Васин не глядя ткнул через плечо большим пальцем, попав прямо в большую и соблазнительную грудь Даши, к чему та отнеслась явно благосклонно… Гм… В советские времена это бы потянуло на аморалку, а сейчас… Никаких законов они не нарушают, а что завидно — так это к делу не подошьёшь… — А вы с какой целью интересуетесь, товарищ капитан Кузнецов? Думаете, это они шумели? Могу вас заверить, что не они, всё было исключительно тихо — у нас, знаете ли, в соседней комнате дети спят, и ни одна мать никому не позволит в такой ситуации шуметь, да и я тоже возражать буду.       И снова майор не уловил, как изменился образ сидящего напротив человека. Вместо уверенного и спокойного человека теперь перед ним был человек очень внимательный, явно не проглядевший отложенную посреди расспросов ручку.       — Большого секрета нет, всё равно уже вечером всё будет в газетах. В Ботаническом саду вчера между восемью часами вечера и часом ночи неизвестные убили и расчленили шестерых человек. Опознать убитых пока не удалось — останки очень сильно повреждены, фактически, остались только кости, даже не все фрагменты удалось найти. Такое впечатление, что их кто-то объел. — На самом деле, время смерти установили гораздо точнее — между половиной одиннадцатого и полуночью, ближе к одиннадцати, но майора сейчас куда больше интересовала реакция собеседника… точнее — обоих собеседников. И лёгкое хихиканье было совершенно не тем, чего он ожидал.       — Простите. Я тут случайно анекдот вспомнил. И что-то меня с него пробило… М-да. Так вот, звонок в пожарную часть, там стандартные вопросы, мол, что где горит, а звонивший и отвечает, что у него под окнами милиционеры с врачами дерутся, ну он и решил ещё пожарных вызвать — для комплекта… — Васин ещё раз хмыкнул над не самым удачным образчиком народного юмора и продолжил. — Не знаю, в курсе ли вы, но у нас по району ходят упорные слухи, что в Бот-саду завелась банда гопников, грабящих по вечерам прохожих… Так вот если какой-то маньяк этих гопников убил… С одной стороны, как законопослушный гражданин, я категорически осуждаю самосуд и всякое беззаконие. А с другой, как отец двоих детей, я испытываю чувство глубокого удовлетворения, что оные гопники получили по заслугам. Единственное, что немного портит радость — это отсутствие полной, — Васин демонстративно выделил это слово, — уверенности, что убили именно гопников, но мир вообще несовершенен. — Он задумчиво потёр переносицу. И снова мгновенная смена образа — на этот раз классический «работник умственного труда», много знающий по профилю, быстро разбирающийся в своей области, гораздый строить теории и абсолютно оторванный от реальной жизни. — Нет, конечно, вероятность, что это были просто прохожие существенно не ноль… Хотя после темноты там обычно стараются не ходить, хоть это и быстрее, чем ждать автобус — ночью они вообще раз в час ходят… С другой стороны… Хотя бы пол установить удалось? Если там были женщины — значит, скорее всего, не гопники, и тогда зря я радуюсь… Да и вообще, конечно, нехорошо радоваться чужой смерти, но когда «награда нашла героя»… М-да… Даша, can you believe it — there's some maniac here in Botanic garden! (*) — Васин неожиданно и очень естественно перешёл на английский, обратившись к фигуристой Даше… И майор уловил ещё одну странность: вплоть до самой последней реплики Васин воспринимал Дашу как предмет мебели… как вещь даже. Именно это он увидел, но не смог разглядеть в том небрежном тычке. Более того: Даша не просто принимала такое отношение, она воспринимала его как правильное, естественное и единственно возможное. Кем бы этот Васин ни был — он явно знает, с кем имеет дело, и не видит в этом ничего странного. Эта информация обязательно должна дойти до базы. Если монстров, вопреки всем предыдущим попыткам, можно приручить… Голова кругом идёт от возможных последствий… А голова сейчас нужна холодная, ой как нужна!              * — Даша, ты представляешь, тут какой-то маньяк завёлся в Ботаническом саду!              Услышав слова Николая, Даша очень естественно удивилась, испугалась и расслабилась.       — Даша не говорит по-русски, и почти не понимает. Приходится общаться по-английски, благо, я его неплохо знаю. — Майор так и сяк прокручивал в голове с очевидностью вытекающий из сказанного вывод. Монстры — разумны… как минимум — некоторые монстры… И с ними можно общаться. Стрельнув глазами на детектор — тонкая чёткая линия по-прежнему точно указывала на Дашу — Сергиенко сквозь недобрый прищур вдруг увидел Васина целиком. И хитрый ехидный дед, и уверенный в себе высокооплачиваемый специалист, и далёкий от реальности технарь, и опасно внимательный наблюдатель — это лишь маски, за которыми прячется холодный и абсолютно равнодушный разум, готовый в любой момент выставить на поверхность очередную маску, наиболее подходящую к ситуации, и рассматривающий окружающее исключительно с точки зрения полезности. Не сиюминутной выгоды, нет — этот разум был слишком расчётлив, чтобы совершить столь примитивную ошибку — а глобальной долгосрочной пользы. И майору Сергиенко, не раз ходившему под смертью, видавшему её вблизи и во всяких видах, впервые стало по-настоящему страшно: и он сам, и вся его группа были живы исключительно потому, что так решил кто-то другой: мол, живыми они будут полезнее. И на фоне трупов шестерых человек, не успевших даже испугаться, уверенность этого другого в его способности справиться с хорошо вооружённой группой матёрых бойцов выглядела неуютно обоснованной.       И ещё майор Сергиенко понял, что все допущенные им во время разговора проколы и ляпы были замечены и сочтены, и что замеченные им проколы и нестыковки в словах и поведении его собеседников были той самой игрой «я знаю, что ты знаешь, что я знаю», фактически — весьма прозрачным намёком, приглашением к переговорам. И именно об этом его и предупреждала безошибочная чуйка.       К счастью, и легенда, и инструкции, и здравый смысл в один голос требовали: всё, пора здесь закругляться и двигать на базу.       — Ну что ж, Николай Мартынович. — Вежливое обращение далось ему как никогда тяжело. — Я вижу, что вызов ложный, будьте добры, распишитесь вот здесь, «с моих слов записано верно» и дату, пожалуйста. Спасибо за чай, а мне ещё три квартиры обходить. И если вдруг что-то вспомните необычное про вчерашний вечер — обязательно мне позвоните, вот по этому телефону. — Не без труда выскользнув из неудобного угла, командир протянул визитку — от легенды, но с рабочим номером.       — Четыре. — На миг, такой короткий, что всю обратную дорогу майор гадал, не показалось ли ему с усталости, сквозь все маски проглянул тот самый образ — холодный, равнодушный, и очень-очень серьёзный. С коротким тяжёлым вздохом Васин закончил: — Можете рассчитывать на моё содействие. До свидания.