Я стараюсь не любить, Но ты под кожей. Ты будешь жить. Я – тоже.
В эту ночь ему не спится, не утешает ни порция фисташкового мороженого, ни выкуренный наполовину косяк. Трава, кстати, отстойная и нечистая, тараканов травить. Половина третьего, сна ни в одном глазу, а в груди булыжник, мешающий дышать. — Блядство, — сдается Ким Тэхён и отбрасывает телефон на кровать. Крутясь в кресле, его дружище Пак Чимин, поймавший кайф за хвост, хихикает, а потом говорит: — Ну и хуй с ним, не отвечает и не надо. — Да не в том проблема, — Тэ начинает кусать губы. Его эта поездка Чонгука страшно бесит, они долго спорили накануне отъезда, поругались. — Я вообще не понимаю, зачем он всё это затеял. — Так место в штате освободилось, вот и ищет новый кадр, — и Чимин покатился в кресле до окна, а потом обратно. — Зачем в Тэгу-то?! — Тэ врезал ни в чем не повинной подушке. — Как будто ближний свет. — На его тачке – это как за хлебом в соседний квартал сгонять. А насчет Тэгу… Ходят слухи, что там водится один кадр, раздающий телом успех, вроде лотерейного билета, — нараспев отчитывает Чим и размахивает руками. — Ни в сказке сказать, ни пером описать, короче, но никем еще не завербованная дива. И вот недавно в сетке кто-то на форумах фоточку в оттенках серого выложил, случился бум. Я сам не видел, мне знакомый рассказал. И если Чонгук перехватит товар первым, наши дела якобы пойдут в гору - гласит легенда. — Они и так у нас замечательно идут. Чонгуку просто выебнуться надо, отхватив кусок получше. — Ну да, и это тоже, — соглашается Чим. — В чем и весь Чонгук, собственно. Поначалу Тэхёну не хотелось никаких посиделок, но позже, изнывая от тоски и ревности, он разрешил Чимину приехать. Молоденький, свеженький и всегда прихорошенный, Чим - один из лучших проститутов, у которого от клиентов отбоя нет, но их с Тэ братская дружба завязалась не сразу. Во-первых, потому что Чонгук трахал и его, беря на пробу три года назад, фактически он тот, с кого все началось. А во-вторых, Тэ на тот момент открыто ненавидел всё, что связано с торговлей телом, поскольку сам побывал в этой шкуре. Их объединила общая беда, они научились понимать друг друга без слов. А ещё Чим балуется легкими наркотиками и умеет делать маникюр - весьма разносторонняя личность. — А может это только слухи и нет там никого? — утешается Тэ. — Может и так. Но если есть, ты не расстраивайся. Я вообще вот в толк не возьму, чего ты так печёшься. Он же тебе не бойфренд. Чимин мгновенно жалеет, что высказался по существу. Не стоило задевать и без того взвинченного Тэхёна. — Завали хлебало, — попросил тот с натянутой улыбкой. Но правда есть правда, от нее не сбежишь. Со времен средней школы, когда им выпала честь познакомиться, да и с тех пор, как Тэхён работает на Чонгука, они не общаются на уровне выше, чем обыкновенно-дружеском, а иногда сугубо «деловом». Ни разу не переспали, ни разу Гук не посмотрел на Тэхёна, как на объект желания. И Тэ убеждает себя, что все из-за его положения: он не какая-то там продажная подстилка, он некто вроде правой руки Чонгука, обустраивает его мальчиков и девочек, следит за их внешним и внутренним состоянием, отправляет по врачам и салонам, грязная работа с бумажками тоже на его совести. А Чон Чонгук ходит франтом, ебётся с особенно приглянувшимися экземплярами и посещает якобы важные встречи, Чон Чонгуку всё дозволено. Он может позвонить в любое время суток и потребовать лоток свежей клубники, лубрикант или пачки резинок, новую плётку или отсутствующий в коллекции альбом «RHCP» или Джими Хендрикса, потому что «душа болит и просит». И Тэхён порвёт себе задницу, но достанет, что угодно, лишь бы Чонгук был счастлив. Он загнёт на аукционе ebay кругленькую сумму, доставая раритеты, а в ответ получит либо хлопок по плечу, либо обрывок от «спасибо», потому что иногда Чон даже не отрывается от чьей-нибудь задницы, но успевает помахать на прощание. Сука. И тогда красный от стыда Тэхён хлопает дверью, проклинает себя за слабоволие и посланную небом благодать любить последнюю неблагодарную сволочь. Несмотря на то, что мужчины и женщины стелются перед Тэхёном штабелями, несмотря на всю его невъебенную красоту и увлекательную стервозность, Чонгук смотрит на него, как на бонусное приложение к статусу успешного сутенёра. С Тэхёном выгодно расширять связи и заводить полезные знакомства, он значимый инструмент власти. Наверное, Чонгуку удобно забыть, что не так давно они с Тэ выбирались из канавы нищеты, из клоак обшарпанных общежитий, недоедали и недосыпали, перебиваясь случайными заработками. Триста шестьдесят пять дней мучений ни за что и без возможности кликнуть о помощи родителям, потому что «все хорошо и не может быть иначе, мы учимся и получаем стипендию». Оправдываем надежды, которых нет. Два перспективных студента, вылетевшие после первого семестра за неуспеваемость или, точнее говоря, из-за Чонгука, которому не сиделось на заднице ровно и без приключений. А Тэхён, сколько себя помнит, ходит за ним, как верная собачонка, и исполняет прихоти. По-другому и рад бы, но что поделать, когда нет никого ближе и роднее, чем грёбанный Чонгук. Да и бизнес этот нерадивый (если можно его так назвать), они поднимали вместе с нулей и разврата, с Чимина, который бродил по улицам и сосал каждому встречному-поперечному. Чтобы получился легальный и прикрытый нужными людьми салон, пришлось попотеть, отвоевать на улице красных фонарей в Итэвоне место под солнцем. Чон подмазывался к местному авторитету, поджимал хвостик и ушки, фальшиво плакался Тэхёну в жилетку, прося помочь. И тот способ, каким Тэ «помогал» - до скрипа зубов, неправилен и мерзок, он выдрал из него всякое понятие о чести, вытравил на многие ночи достоинство. А Чонгуку хоть бы хны, он никогда ни о ком не заботится, ему, честно говоря, похуй. И вот они осели в квартале «Hooker Hill», дословно и ласково – «Холм Шлюх», выбились в тройку престижных и ведущих «бизнесменов». Теперь в деньгах можно купаться, но Чонгука по-прежнему не остановить, ему нужно всё больше и больше… — Ты сильно изводишь себя, — проницательно подмечает Чимин, поджигая бульбулятор, еще пару затяжек и несчастного ребенка снова унесёт. — А ты не злоупотребляешь? — волнуется Тэ, хотя хотел подтрунить, нежели волноваться. — Мне нормально, — Чим показал пальцами «окей» и вдохнул. Тэхён такое расслабление не одобряет, пусть оно и примнёт проблемы, но их не решит. Одурь пройдёт, дымок рассеется, а там снова выжженная пустошь. Тэхён чего только не перепробовал, кроме инъекций, но ни одна наркотическая хреновина не сделала его счастливее. Телефон зазвонил, как и положено - вдруг, и Тэ на радостях бросился отвечать, не глядя на дисплей… — Чонгук... — С утра меня звали Намджуном, — уточняют по ту сторону. — А, прости, — расстраивается Тэхён, оседая на пол. — Какие новости? — Только что прижали одного кента, который насолил нашей девчуле, не хотел платить, понимаешь ли. Впрочем, ничего нового. Ты как? У Ким Намджуна – их главного связиста, а с некоторых пор и счетовода (Тэхён тупо не успевает следить за всем), есть удивительная привычка звонить и появляться на горизонте именно тогда, когда Тэхён готов забиться в угол и рыдать в голос. — Никак, если честно, — вздыхает Тэ и отбирает-таки у Чимина опасную игрушку. — Чонгук, значит, пока не вернулся. — Он с тобой не связывался? — Нет ещё. Ты там только не грусти давай, ты ж его знаешь, он болтать попусту не любит, — попытался утешить Намджун и услышал заразительный хохот. — Опять малой накурился? Передай ему от меня затрещину. — Сам ему влепишь, у меня сил нет, — вяло отвечает Тэ и трёт заслезившиеся глаза. — Если этот говнюк позвонит, дай знать. — Я так о шефе отзываться не могу, эй, — усмехается Намджун, а потом умолкает и спрашивает тише: — Мне приехать, Тэхён-а? Тэхён и сам не знает, может ли кто-нибудь вывести его из новой полосы депрессии или он переживёт очередную напасть. — Как хочешь. — Ты сейчас в салоне или дома? И как будто Намджун уже где-то за дверью и по пути. — Это всё и есть мой дом, но если ты о том месте, где мне иногда удаётся нормально поспать и можно ходить в семейниках, то да, я дома. Чим взобрался на стол и принялся вытанцовывать какие-то инопланетные танцы, и Тэхён отвернулся, чтобы ненароком не спугнуть страдальческое выражение лица. — И если приедешь, захвати с собой переноску для животных, эта обезьяна меня достала. Намджун успел пообещать, что непременно, рассмеялся и положил трубку. А Тэхён попробовал набрать Чонгука еще раз, ушел от воющего Чимина в прихожую и взглянул на единственную, забытую ещё по осени куртку Гуки. Он уткнулся в неё, задышал чаще и ослаб. Как же он его ненавидит за крученый характер и принципиальность, за холодность. И как сильно любит за всё то же самое.***
Чонгук уверен, что жизнь создана для того, чтобы разгоняться на максимум и, опережая всех, добиваться самого лучшего. Чонгук имеет право выжимать из своей огненно-красной «Ferrari 458 Spider» почти две сотни, и они кажутся лёгким полетом над землёй, а Юнги расслабляется и наслаждается звуком. Машина мурлычет, фыркает раззадоренным мустангом, поддаваясь воле владельца, она рвётся вперёд, неудержимая и послушная одновременно. И она увозит Юнги от заплесневелых проблем прошлого в обнадёживающее настоящее. По крайней мере, он хотел бы на это рассчитывать. У Чонгука изысканный вкус городского денди, начиная от одежды и заканчивая музыкой, но свободная душа простого парня, живущая на границе с анархией и заточенной программой «на спор». Уже не юношеский максимализм, а созревшее желание быть самым первым, самым быстрым. Чтобы не отвлекаться на мигающий дисплей звонящего телефона, Гук делает музыку громче и воодушевленно подпевает старым-добрым RHCP: — Blood sugar baby, she's magik, sex magik sex magik… И это немножко забавляет, потому что становится почти гимном сегодняшнему воссоединению. Юнги, пожалуй, второй человек после Тэхёна, кто не вжимается в спинку кресла, когда спидометр показывает жирно за сто километров в час. И второй, кто невольно начинает подпевать в меру возможностей, орать от счастья и отрываться на всю катушку, как умалишенный. Чонгук забывается на время, забывается и Шуга. В Сеуле они чуть меньше, чем через два часа, когда миром потихоньку правит томный рассвет. Чонгук глушит движок у китайского ресторанчика и полминуты тратит на то, чтобы посчитать наличные. — Надо позавтракать, — говорит он. — Действительно. Люблю не поспать и сразу позавтракать, — растягивает рот в саркастическом оскале Юнги. — Лучше быть заколебавшимся, чем голодным, — острит Чонгук, хлопая его по плечу. Ему не свойственно беспокоиться о желудке других, в первую очередь он проголодался сам, потому что ужинал в мотеле в давние семь вечера. А Юнги стоило пригласить за компанию, как особого гостя. Умилительная размеренная тишина, вот и пахнет Сеулом. То же небо, та же земля и камешки под ногами. Они на окраине, но Гук бросает через плечо, что до места тут пятнадцать минут по городским узкоколейкам, а Юнги в общем-то побоку, куда и сколько. После сытного завтрака они вернулись в машину, и Шуге пришлось откашляться, наблюдая за тем, как Чонгук яростно чистит журнал звонков и шипит: «Заебало». — Тёлка твоя, что ли? — Откуда у меня может быть тёлка?— процедил сквозь зубы Чон. — А мне почём знать, может, ты би? — Так-то оно так, но я в том смысле, что кто будет любить сутенёра? Прозвучало безнадёжно, но весьма самокритично. И Чонгук задумался, вспомнил, как смотрел Тэхён, когда узнал, что он уезжает вербовать. Он, наверное, жутко обиделся и дуется, а звонит только потому, что переживает. Он самый преданный из окружения, и именно ему достаётся всё дерьмо многосложности Чонгука, который не любит отвлекаться на мелочи и терпеть ненавидит выяснять отношения. — Ох, и нравится же мне твоя машина… — хвалит Шуга. — Будешь меня слушаться, купишь и себе не хуже. Но не сразу. Сразу и просто так ничего не бывает. Юнги закатывает глаза, не высказывая пошлой шуточки о том, что на блага придётся насосать, потому как и не шутка вовсе. В городе Чонгук прилежный водитель, останавливается на светофоре, потом таки цепляет гарнитуру и набирает кому-то, но там явно не тот человек, который пытался дозвониться раньше. — Эй, Намджун, привет. Чем занят? Что? С кем? — тут Гук проскочил на красный и стиснул руль крепче. Опять без него кавардак. — И чем ты, блять, маешься, когда у нас дел по горло?!... Так, я с новичком еду прямо на работу. Тэхёну скажи, что мне похуй на то, что вы ночь не спали, и вези его устраивать наш свежий кадр, раз он пил. А что мне? Мне еще в Мёндон сгонять надо, кто-то мне теперь должен кучу бабла. Пока-пока. Пытаясь сохранять спокойствие, Чонгук только копит лишний гнев. Юнги неохота разбавлять поездку бессмысленными разговорами, поэтому он затыкается и смотрит в окно. На то, как меняются улочки, рассеивается неоновая пыль вывесок и витрин, и где-то блестят плитки, замоченные недавним дождём. Он будто уже ездил здесь сотни раз и слышал, как Чонгук злится: его выдает яростное сопение, скрывающееся за ревом движка. Что ж, тут новая работа и не прощупанная реальность. Её придётся исследовать, к ней придётся привыкать. Проведенные вместе часы ни для Чонгука, ни для Юнги ровным счетом ничего не значат. Они и не должны. Оба привыкли считать секс неотъемлемой частью жизни, естественной потребностью, удовлетворение которой можно довести до уровня искусства. Это не сложнее, чем дышать, пить или есть. Секс – не самоцель и лишь в некоторых случаях средство, он просто маленькая радость посреди унылого хаоса. …В салоне Чонгука, целого благопристойного массажного центра с виду, роскошный уют и пахнет ароматическими маслами, корицей, жасмином. Шуга появляется на пороге и уже одним своим появлением даёт понять увиденным товарищам по цеху, что их клиентура может резко сократиться. С каждым шагом по неизвестным коридорам в глазах Юнги один за другим просыпались злачные бесы.