(сборник) twenty ways to go

в первый раз кайе напивается вдрызг в ночь на первое января. ему уже месяц как шестнадцать лет и ветер в голове у него шальной. он гоняет под черепушкой шальные тучи, и тучи эти разражаются потоками злых слёз и сдавленных ругательств. он пьёт водку, смешанную с кока-колой в совершенно неприличном для первого раза соотношении. с ним мелкий четырнадцатилетний конпимук. он из вежливости делает пару глотков, но остаток ночи полный стакан продолжает стоять за диваном. кайе сидит по-турецки на одеяле, которое они постелили с конпимуком на кухне. он сидит и смотрит на качающийся перед глазами мир. ножки стола над головой кренятся влево и вправо, и его начинает тошнить от того, насколько всё зыбко и неуверенно в этой поганой вселенной. конпимук лежит рядом и играет в симс: по нему кажется, что ему абсолютно насрать на друга, но, будь кайе хоть немного трезвее, он бы заметил напряжённые плечи конпимука, его тревожный взгляд и бегающие пальцы. кайе бросает в дрожь. - что мне делать? - беспомощно спрашивает он, сжимая в руках чужую футболку. конпимук тихо вздыхает. - я так боюсь, - бормочет кайе почти неразборчиво, захлебываясь в эмоциях, чувствах, что хлещут из него. что раньше были заперты глубоко внутри. - конпимук, я не хочу тебя потерять. я не хочу никого терять. я не хочу, чтобы ты ушёл. он поднимает измученный собственным сознанием взгляд на конпимук. - ты ведь не уйдешь? - тихо спрашивает он. конпимук смотрит в экран ноутбука и, кажется, даже не слышит, что кайе говорит. но кайе чувствует его большую сухую ладонь на голове. ладонь медленно гладит его по волосам, успокаивающе и спокойно. - я не уйду, - говорит конпимук, и у кайе пропадают любые поводы ему возразить. он откидывается на подушки и закрывает вспухшие глаза. на внутренней стороне век выжжен силуэт, и теперь, когда глаза закрыты, он видит его настолько ярко, что ему хочется вырвать глазные яблоки к чёртовой матери. за полтора года даже вспоминать про этого человека стало невыносимо. - что ты будешь делать с чжинёном? - а что я могу? - отзывается кайе и практически глохнет от грохота, с которым падают его слёзы на наволочки. что он может сделать с пламенем, что сжигает его до чёрных костей уже восемнадцать месяцев? с чжинёном они не виделись целый год, когда он возвращался с родителями в гонконг и был вынужден учиться в чужой школе. проблемы захватили его с головой, а редкие переписки в вичате с - тогда ещё - лучшим другом чжинёном почти не спасали. он вернулся в корею счастливый и готовый сворачивать редкие местные горы; совершенно не ожидая, что тот самый пак чжинён с соседней парты, всклокоченный и дурной, снесёт ему нахрен голову и отправит в пучины ада. первый месяц он думал, что ему просто мерещится и на самом деле всё в порядке. но нихрена в порядке не было. всё было в хаосе. это была вереница тошнотворных в своей ирреальной реальности впечатлений: срезанная чёлка, ножки-спички, длинные пальцы и дурные глаза. хоть глаза в нём остались прежними, даже если всё равно не воспринимались правильно. в конце концов… кайе сдался. принял в своём сердце нового демона и приоткрыл створки для конпимука. а потом… потом всё пошло по наклонной. месяц съел второй и третий и дальше и дальше. а кайе научился жить с этим. с тем, что его первая самая большая любовь сидит за соседней партой и лениво рисует в тетрадке по физике. с тем, что его первая самая большая любовь носит галстук и задирает девчонок на переменах. кайе научился ничем не выдавать постоянного, невыносимого желания притянуть за талию и уткнуться в худую шею. так прошло восемнадцать долгих месяцев. в ночь на первое января кайе впервые напивается вдрызг, и этот ураган, чертово цунами болезненной нежности к человеку, которому она не нужна, погребает его в себе вместе с последними остатками самообладания. - конпимук, - шепчет он. - конпимук, я хочу ему признаться. - ты уверен? - наклонившись к нему, встревоженно шипит тот. - не пожалеешь? - пожалею, - спокойно отвечает кайе, улыбаясь. - ну и что? один короткий вдох вбирает в себя всё, что связывает кайе с пак чжинёном, его самой мучительной привязанностью. их долгие часы в тёмной чжинёновой комнате за просмотром сериалов, дурацкие прогулки с дикими приключениями, холодные пальцы и слишком громкое молчание. всё, каждый из десяти тысяч моментов, что они провели вместе, собирается в один огромный клубок и разбивается вдребезги, когда он нажимает кнопку. кажется, я влюблён в тебя уже долгих восемнадцать месяцев. я слишком пьян и слишком от себя задолбался. пак чжинён, ты примешь меня? он отправляет эти три фразы и отбрасывает телефон в другой конец кухни, лишь бы ничего больше не видеть. конпимук лежит рядом, и кайе тихонько пробирается под его руку. голова продолжает кружиться, и всё вокруг качается и ходит ходуном, но тепло и молчаливая уверенность конпимука успокаивают его, и он проваливается в черную бездну. экран смартфона загорается оповещением: я давным-давно всё знаю.