Гарвесте Аддамс и кубок огня

*** – Дамы и господа, третий тур начинается! Прошу наших чемпионов проследовать за мистером Бэгменом на стадион! Гарри встал и тщательно оправил юбку. Гермиона попыталась убедить его надеть одежду для мальчиков – «только один раз, ты не сможешь бегать в этом!». Он погладил ее по голове и мягко напомнил обо всех их тренировках, когда он носил эту же самую длинную, в пол, юбку. Весь ужин она была просто комком нервов, положила в чай соль вместо сахара, да так и выпила его. Драко не мог есть, он только давил свой горошек и размазывал по тарелке, пока тот не стал похож на тину с примесью томатного соуса. Блейз был единственным, кто внешне сохранял спокойствие, но сейчас и он смотрел на Гарри голубыми глазами, которые горели, словно угли, молчаливой угрозой. Он не мог сопротивляться. Они были такими милыми. Он нагнулся, чтобы поцеловать их, как некогда сделал на уроке зельеварения, который, казалось, был давным-давно. Гермиона на вкус была чуть солоноватой, как чай, который только что выпила, но в то же время остро-сладкой. Губы Драко пересохли и потрескались – он все время покусывал их, как всегда, когда волновался. Рот Блейза был плотно сжат и неуступчив, но на щеках выступил едва заметный румянец. Гарри отступил, чтобы улыбнуться им. – Что… – Гарри, почему ты... – Чертов мерзавец... – Увидимся, – сказал он бодро и присоединился к другим чемпионам. Седрик притянул его, зажав в локоть шею, а Виктор игриво подтолкнул в бок. – Если вам повезет, вы увидите, как я умираю сегодня вечером! – Что... – Почему он... – Гарвесте! *** Он вошел в Лабиринт последним из чемпионов, темнота и тишина объяли его, как только он ступил внутрь. Здесь было прохладно и стояла защита от вторжения извне, так что никто не мешал ему наколдовать чайную чашку с его новой любимой смесью: гной буботюбера и яд акромантула с добавкой из Маркуса Флинта, чтобы завершить аромат. Он сделал глоток и счастливо вздохнул. Чистое наслаждение. Возможно, Лабиринт был не очень хорошо защищен, потому что он почувствовал взгляд, следящий за ним, и всплеск темной магии, после чего перед ним оказался Виктор. Друг Кузена Что двигался подобно кукле на веревочках, его конечности дергались, а глаза были затуманены. Гарри поднял голову, держа блюдце в одной руке и чашку в другой, и ждал. – Что, черт возьми, ты делаешь, Поттер? Интересно. Виктор знал его достаточно, чтобы не называть этой фамилией. Значит Империус. Кузена Что это не порадует. Сенбон безмолвной смертью скользнул вдоль темного прохода, но кто бы ни управлял Виктором, он был сведущ в борьбе. Этот Некто, тем не менее, не учел соплохвоста, который прошмыгнул позади его марионетки. Соплохвосты могут двигаться бесшумно, когда захотят, и придерживать свои электрические разряды, чтобы использовать быстрое и ядовитое жало. – Пожалуй, достаточно, Перчик. Я предпочту, чтобы Кузен Что оставил меня в живых. Он с минуту изучал упавшее тело, потом махнул рукой над раной. Пришлось приложить усилия, чтобы направить немного Силы напрямую в кровоток и вывести токсины, но он справился. Пурпурная капля упала на его ладонь, к ней присоединилась вторая, и еще одна, пока в руке не образовался шар размером с персик. Он сбросил его в свою чашку. Все равно она уже почти опустела. – Перчик, – сказал он, повернувшись к соплохвосту. Тот щелкнул и загудел, когда он потер твердый черный панцирь между клешнями. – Присмотри за ним, пожалуйста, пока не появятся учителя. Он вытащил свою палочку, хотя и не привык к ней. Чистая Сила посмеялась бы при мысли о создании простых сигнальных искр, но не следовало забывать про Кузена Что. Тонкий красный луч сорвался с деревянного наконечника, поднимаясь все выше и выше, и он двигал палочкой, пока не написал по буквам: Виктор Крам. В случае чего, его Кузен придушит какого-нибудь учителя, чтобы удостовериться, что они станут действовать со всей возможной скоростью. *** Потом он столкнулся с Флер, тоже под Империо. У него больше не было соплохвоста в качестве поддержки, но попался удобный участок с чарами перевернутого пространства, который помог решить проблему, и сенбон в шею позаботился о ее передвижениях. Просто чтобы быть уверенным, он все же чуть-чуть смазал гноем буботюбера ее губы, которые приятно распухли и воспалились. Но Уэнсдей не простила бы ему, если бы он убил одну из ее игрушек, не после того, как оградил от нее свои, так что, горестно вздохнув из-за лишения еще одной добычи, он вновь отправил сообщение. «Флер Делакур» – ярко сияло в звездном небе. Теперь оставались только они с Седриком, и, конечно, он не мог убить Седрика. Гарри вздохнул и вновь наполнил свою чашку, но на сей раз добавил щедрую порцию огневиски и сырое яйцо. Возможно, его сестра была права, и он становится мягким. Он, определенно, не восхищался пытками и муками, которые были обычными для его семьи уже долгие годы. Он не мог даже вспомнить, когда в последний раз омыл свои пальцы в крови без какой-либо причины или съел тарелку горячей требухи, не думая о калориях. Он был готов обвинить своих друзей. Они… каким-то образом они размягчали его этими их объятиями, и слезами, и тем, что были так преданны и верны, и их было так забавно поддразнивать. Но если быть справедливым, он тоже влиял на них, и теперь для кого-то они будут почти неузнаваемы – совсем не те мягкие, неуверенные первоклашки, какими были когда-то. Гермиона была мечтой, подобно малышке Уэнсдей, которая не пыталась убить его каждую минуту, но это было прекрасно. Она была теперь мастером длинного оружия, и он готов держать пари, что она могла бы выстоять против Пагсли. Конечно, она по-прежнему любила милые вещицы и слишком много волновалась, но это он легко мог пережить. А вот Блейз открылся ему с более жестокой стороны, хотя он, казалось, проявлял ее только в отношении Драко, как будто блондин был единственным, кто мог справиться с ней. Гермиону он воспринимал как изделие из хрупкого стекла, но был достаточно мудр, чтобы не пренебрегать ей во время тренировок. Он все еще был неловким и неуверенным, но его убеждения были стойкими, как гладиаторы древности, и Гарри понимал, что он будет сражаться до смерти за любого из них. Драко, с другой стороны, походил на его топор, смертельно острый снаружи, но все столь же податливый внутри. Он всегда был первым в атаке, время от времени безрассуден и легко отвлекался, но независимо от того, сколько раз его собьют с ног, он продолжит подниматься, продолжит идти. Возможно, пришло время перестать их баловать. Он никому ничего не должен, но если иначе, если жизнь была чередой выборов… Он выбирал Аддамсов, снова и снова, и почему бы ему также не выбрать своих друзей. Они были теперь частью его, он испытал их кровь и плоть, защищал их, как мог, от омерзительного Света, все пытающегося вырезать из него и Тома фигуры пророчества. Все эти мысли начинали раздражать его, и просто здорово, что ровно в этот момент ему подвернулся боггарт. На него навалились ароматы свежеиспеченного хлеба и глазированного печенья, щебет счастливых детей, вид синего океана, игриво лижущего золотой песок пляжа. И вдобавок яркие зонтики и солнечный свет. – Ридикулюс, ужасное существо. *** Он закатил глаза и резко махнул рукой, посылая свое фарфоровое блюдце глубоко в череп сфинкса. Ну правда, кто загадывает загадки, когда стоит вопрос жизни и смерти, кто-то расшвыривает Империо направо и налево, а чертовы боггарты доводят его до бешенства? Она считала, что это будет забавно? Оттолкнув в сторону ее мохнатое тело, он поджег его щелчком пальцев и двинулся дальше. Следующий поворот вывел его из Лабиринта и столкнул лицом к лицу с поклонником Уэнсдей – хорошо, с одним из по меньшей мере троих. Они стояли друг против друга по краям небольшой лужайки, и между ними был Кубок. – Хей, Гарвесте, – опасливо улыбнулся Седрик, двинувшись к нему. Они встретились на полпути, в паре шагов от Кубка. На одной руке у него была длинная царапина, не слишком серьезная, лицо сбоку тоже поцарапано. – Кто это тебя так? – Докси и корнуолльские пикси. – Хаффлпаффец спокойно стоял, пока Гарри рассматривал его. – Что ты пьешь? – Чай, – коротко ответил брюнет. Зеленые глаза прищурились, глядя через плечо Седрика, а бровь игриво приподнялась, когда он указал своей чашкой: – Позади тебя акромантул. – Что… Черт побери! Гарри отступил с дороги, когда монстр сердито клацнул жвалами, быстро просчитал, где у него слепое пятно, и остановился там. Он поднес к губам чашку, наблюдая, как Седрик шарахнулся назад. – Гарвесте, помоги немного... – Думай об этом как об упражнении на закалку характера. Мне кажется, тебе этого недоставало прежде. – О чем, черт возьми, ты говоришь? – завопил Седрик, уворачиваясь от одной волосатой лапы и прокатываясь под другой. – Я капитан квиддичной команды Хаффлпаффа! Я тренируюсь – ааргх – все время! – Хорошо начал. – Гарри снова сдвинулся, держась позади паука. Он нахмурился на свою опустевшую чашку и наполнил ее снова. На сей раз два сырых яйца. Ему нужна была энергия. – Следи за хелицерами. – Вот уж помощь! Гарри устроился на траве, лениво отслеживая каждый бросок и уклонение. Седрику стоило бы научиться этому как следует, если он хотел иметь хоть малейший шанс остаться в живых рядом с Уэнсдей. Ему придется учиться, как дышать почти без воздуха, потому что его дорогая сестра любила хоронить вполне дееспособных людей, и если припомнить некоторые виды пауков, которых она держала, устойчивость к смертельным укусам будет необходимостью. Яд акромантула мог стать прекрасным началом. Это для его же пользы, и, конечно, вовсе не потому, что Гарри весело проводит время, наблюдая, как парень борется за свою жизнь. Седрик прокатился под другой лапой и точно перед тем, как паук повернулся, подскочил, ухватился за волосатую конечность и карабкался, крепко держась за щетинки, пока не оседлал вздутый живот. Красный луч секущего заклятия, и голова паука откатилась, кровожадно щелкая жвалами даже после смерти. Тело последовало за ней, просаживаясь сустав за суставом, пока не упало на землю с глухим стуком. Седрик скатился на траву, пнув его напоследок в попытке успокоить колотящееся сердце. – Отличная работа. Очень чисто. – Спасибо… Я думаю, – Седрик задыхался, все еще пытаясь отдышаться и уставясь в небо, – это было более садистски, чем обычно даже для тебя, Гарвесте. – Я всегда более садист, чем обычно. Гарри встал и пробрался к голове акромантула. Глаза паука потускнели, совсем как у мистера Крауча, конечности разбросаны, и было несложно выпилить один ядовитый клык и припрятать его в кармане. Затем он с улыбкой повернулся к награде. Золотой кубок пылал, непонятно чем освещенный. На всем протяжении пути он мог чувствовать запах профессора Муди и волшебство, которое не имело никакого отношения к сияющему свету. – Моя сестра будет очень сердита, если не сможет убить тебя сама. – Что за… Гарвесте! Но Седрик опоздал. Рассыпались разноцветные искры, и Гарри с треском исчез. *** Ему пришлось проморгаться, когда он встал на ноги. Судя по запаху, он был на кладбище. Если бы не отсутствие аромата затхлой воды и застойного запаха мочи, которые всегда сопровождали яства Бабули, он бы подумал, что вернулся в Америку. Атмосфера была, определенно, достаточно мрачной, гранича с жутью, наверху холма чернел заброшенный дом. И поверх всего – аура Тома, полная Темной Магии, с привкусом Магии Крови и змей. Гарри прислонился к надгробной плите, поросшей мхом и ежевикой, собираясь допить свой коктейль, прежде чем появится гостеприимная команда Риддла. Однако ему не повезло. Вздыхая, он отослал чашку вместе с ее содержимым – к нему приближались голоса. Затем, отряхнув школьную блузу, он сделал два шага вперед и театрально упал в обморок. Ему пришло в голову, что он подражает Драко, и он улыбнулся в землю. – Он здесь, я знаю, я чувствую… Это что, девчонка? Прижавшись лицом к траве и симулируя бессознательное состояние, Гарри закатил глаза. Просто потому, что он носит юбку и длинные волосы, в самом деле. – Тупица, это должен быть Поттер. Он участвовал в Турнире трех волшебников, и наш шпион позаботился обо всем. Давайте подтащим его к могильному камню, быстрее, прежде чем господин прибудет. Он позволил голове упасть вперед, когда они потянули его за руки, его плащ, юбка и туфли собирали росу. Ему приходилось играть мертвых, и довольно неплохо, хотя и не столь хорошо, как его Мать, которая могла одурачить даже гробовщика. Это было так естественно для ребенка из Семьи Аддамс. Двое держащих его прошли совсем немного, а потом его усадили и привязали к тому, что ощущалось как могильный камень, но было намного больше. Скорее всего, ангел или фамильный герб. Он сохранял глаза закрытыми и сдерживал дыхание, когда приблизилась новая фигура, потом знакомый голос прорезал воздух: – Быстрее! Новые звуки, потрескивание огня, аромат змеи стал более заметным, и что-то толкнулось в его ноги. Питон, предположил он, или анаконда. Определенно, какой-то удав, при такой длине, ничуть не похоже на его быструю смертельную черную мамбу. – Сейчас… Плеск, потом уверенный голос, твердый, как стальная балка, полный гордости и преданности. Треск где-то перед ним и ниже, запах пыли, но Гарри не двигался, заинтригованный. – Кость отца, без спросу изъятая, обнови своего сына. Магия крови, правда? Он ощущал, как она вибрирует в воздухе, совсем слабо, будто не привыкла к тому, чтобы к ней взывали этим голосом в этом месте. Это означало, что, вероятно, произносилось новое заклинание, или же Магия Крови никогда не творилась здесь прежде. – Плоть слуги, добровольно данная, восстанови своего господина. Кто бы ни говорил, он был сильным и уверенным, и для магии крови это было очень важно. Слабый человек был бы не в состоянии воззвать правильно. Пожалуй, Тому следует быть благодарным ему за это. Если бы он не поймал Питера Петтигрю, то более чем вероятно, что заклинание произносил бы он, и дорогой Том не получил бы полную силу. Он услышал новый всплеск, и сладкий аромат крови вторгся в его нос. – Кровь врага, насильно взятая, возроди своего противника. Он слышал шаги, снова приблизившиеся к нему, а затем острую боль на внутренней стороне руки. О, дорогие, какое разочарование. Уэнсдей выбрала бы более нежную, более чувствительную плоть, ближе к подмышке, например, где надрез оставит долгую, сильнее терзающую боль, а тут всего лишь предплечье. Внезапная вспышка белого света, столь яркого, что ему пришлось напрячься, чтобы не прикрыть рукой глаза, и сделать усилие, чтобы не подсматривать. Он преуспел. Спасибо Пагсли за тренировки. Мелкая взвесь из капелек влаги обрушилась на его лицо, закружил холодный ветер. Ощущение магии крови возросло, барабаня в висках и сдавливая грудь, а затем все исчезло так же внезапно, всосанное в пустоту, которая только что была перед ним, и змееподобный голос прошипел в ночь: – Одень меня. Лорд Волдеморт возродился. Какая прелесть. *** Гарри едва сдержался, чтобы не захихикать. Кудахчущий смех был отличительным признаком Бабули, сказал он себе серьезно, и он не имел на это никакого права. Пока. – Мой господин, вы обещали... – Протяни руку, – лениво прошипел голос. – Другую руку, Розье. Розье был тем самым преданным. Эван Розье, если он помнил правильно, эксперт в Круцио, Империо и нескольких других темных проклятиях, объявлен мертвым четырнадцать лет назад. Гарри задумался, убить ли его сейчас или придержать на потом. – Она вернулась, и они не могут не заметить. А сейчас мы узнаем… Голос Тома был хриплым, как будто он не привык к наличию рта и легких, которые могли в самом деле удержать воздух. Его голос был высоким, жестким и как будто довольным. Он казался человеком того типа, который заставляет людей вопить от одного лишь взгляда. Он был профессионально жутким. Гарри это нравилось. Снова шаги и плащ, скользящий на земле, потом запах… мыло и пыль. Зло никогда не пахло столь нелепо. Длинная теплая ладонь коснулась его лица, очень длинная и гибкая, и даже горячее, чем кипящий котел. – Проснись, Поттер. Время бояться. – Вряд ли, – наконец сказал Гарри, открывая глаза и встречая алый взгляд. Он был прав по части профессиональной жути. Кожа на лице мужчины будто обтягивала кости, столь же бледная, как он видел на первом курсе, а череп, теперь уже его собственный, мерцал как бильярдный шар в свете костра. У него не было носа, просто щели, как у змеи, а подбородок и скулы остры, словно лезвия бритвы. – Вы неплохо выглядите после четырнадцати лет небытия. У мужчины также не было внешних век, только внутренние, которые прошлись от одного угла глаз к другому и обратно. Он молчал. – Разве вам нечего сказать мне после этих долгих лет? Я-то думал, что вы подготовили речь или что-то вроде по этому случаю. Глаза Тома сузились все тем же специфическим способом. – Я не нуждаюсь в разговорах с тобой, Поттер. Ты выполнил свое назначение. Взмахи и шорох плащей заполнили воздух, и аромат, с которым он близко познакомился на чемпионате мира по квиддичу, вернулся. Пожиратели смерти, причем больше, чем было на той глупой игре. – Аддамс, пожалуйста, – сказал Гарри с улыбкой, от которой Темный лорд как будто немного опечалился. – Гарвесте Аддамс, и я буду благодарен, если вы станете звать меня так, по крайней мере, если не хотите, чтобы я использовал ваше настоящее имя. Пощечина была сильной, но ожидаемой. Однако понимание того, что удар последует, не сделало его мягче. Он ощутил вкус крови на внутренней части щеки. – Ты понятия не имеешь, кто я, маленький мальчик, маленький Поттер. – Я задел за живое? Мы чувствительны, когда мы только проснулись, хм? Том впился взглядом в улыбающееся лицо и ударил его снова, сильнее, по другой щеке. Затем, взмахнув полой мантии, он отошел, чтобы встретить своих питомцев. Розье бросил на него ядовитый взгляд – кровь с отрезанной руки по-прежнему капала на его плащ – и последовал за хозяином, сопровождаемый еще двумя фигурами. Тот же свистящий голос зазвучал снова, сначала торжествующе, затем издевательски, но неизменно жестоко. Гарри проигнорировал его, занявшись своими узами. Они были ожидаемо тугими и не поддавались. Его родственники, возможно, не сделали бы лучше. Он посмотрел в небо, задумавшись, чем они заняты сейчас. Пагсли все баловался со своим ураном или уже построил бомбу, которая сровняла бы Шотландию с землей? Уэнсдей требовала свой фунт плоти от Флер или привязывала Седрика к «железной деве»? А Кузен Что и Виктор? Что они сейчас делают? Гермиона не так давно задала интересный вопрос, и теперь, пока он ждет, когда милый Том прекратит пытать Круциатусом своих Пожирателей смерти, можно на досуге обдумать его. У него не было иллюзий относительно того, что его друзья делают в этот момент. Они, несомненно, в бешенстве: Гермиона физически, Блейз безмолвно, Драко драматически. Они так легко предсказуемы, его дорогие друзья. Он улыбнулся про себя. Итак, возвращаясь к тому немаловажному вопросу: как же Кузен Что и Виктор занимаются сексом? Ну… ладно, это, вероятно, как-то связано с разглаживанием, или может, с завивкой и распушением… определенно, распутыванием узлов… и бальзам для волос, Кузен Что просто балдеет при виде бальзама для волос… – Да, Гарри Поттер любезно присоединился к нам ради моего возрождения. Можно было бы, пожалуй, даже назвать его моим почетным гостем. Гарри опустил голову и теперь смотрел, как Том скользит назад, ведя за собой Пожирателей смерти, словно собак на сворке. Он глубоко вдохнул, пробуя ароматы ветра. Розье, пахнущий кровью, три запаха, которые были чем-то знакомы… ах да, старшие Крэбб, Гойл и Нотт. Несколько запахов из… из Министерства, да… очень интересно… и… Малфой… ну, хорошо. Том выдал речь. Гарри с интересом прослушал историю о крови, его любимой теме, и его магглорожденной биологической матери, которая, очевидно, принесла себя в жертву. – Как сопливо. Голос умолк резко, как вода после закрытия крана. Том угрожающе надвинулся на него, взмахивая мантией и сверкая глазами – красными, круглыми и безумными. – Что ты сказал? – Я сказал, что это сопливо, и так и есть. Жертва любви? Только авторы розовых романов поверят подобной бессмыслице. – Вот как? – прошипел Том, конец его палочки дергался, словно он с трудом удерживал свой гордый образ. – Тогда каково твое объяснение, Поттер? Как ты выжил после проклятия, которое, как говорят, почти неотразимо, да еще и обрек меня на скитания? – Я четко помню, что просил тебя использовать мое настоящее имя, – сказал Гарри. – Возможно, ты просто был не в форме той ночью. В конце концов, ты все еще человек, То… – Круцио! Боль. Невыносимая, мучительная, сводящая с ума. Было такое чувство, будто его поджаривают, прикладывая раскаленные железные пруты к глазам, ко рту, к ушам, к каждому дюйму кожи, а следом пронзают ножами, доходящими до сердцевины костей, и крутят, крутят, крутят их, пока он не станет похож на руку Каркарова или зеленый горошек Драко. Ему казалось, словно ему под ногти загоняют футовые гвозди, и он не мог двинуться, не мог дышать, потому что он кричал, кричал так громко, громче, чем кто-либо для Уэнсдей или Бабули, и была только боль, боль, одна боль повсюду… Лорд Волдеморт расхохотался, когда снял проклятие с Гарри, встряхивая тело, и его Пожиратели смерти смеялись вместе с ним, слишком испуганные, чтобы сделать что-либо еще. – О… о… – Ну, как ощущения, мальчишка? – прошипел Том угрожающе. – Как тебе первый вкус реального чувства боли? – О. – Гарри глубоко вдохнул раз, другой. Эта боль… открыла ему глаза на то, что происходило сейчас. – Теперь я понимаю, почему Мать так любит раскаленные прутья. – Что? – Моя Мать, – Гарри задрожал, когда новый спазм скрутил его нервы. – Я никогда прежде по-настоящему не понимал… Ох! Это было великолепно. Просто божественно. Сделай это снова. Том задумчиво посмотрел на кончик своей палочки. Он круциатил своих жертв больше раз, чем мог сосчитать, но впервые это произошло столь быстро. Мальчишке хватило двух минут, и он стал безумен, как Беллатрикс. Наконец он покачал головой и развязал Поттера. – Довольно глупостей. Я дам тебе шанс, и ты сразишься со мной, Поттер. И посмотрим, кто тут человек, а кто нет. Гарри мешком свалился на землю. Гордость была ничем рядом с этой восхитительной болью. Его родители поняли бы, он был уверен. – Не думаю, что смогу двинуться, – выдохнул он в траву. – И я теперь Аддамс, я уже говорил. – Крэбб, Гойл, поднимите его. Розье, дай ему его палочку. Вставай, Поттер, или я снова прокляну тебя. Гарри воздержался от слов, которые до смерти хотелось сказать. Не в его ситуации дразниться. Держи спину, сказал он себе. Мать была бы более чем готова практиковать Круцио на нем впоследствии, стоит только сказать ей об этом, что означало – он должен возвратиться в Хогвартс, чтобы сказать ей. Поэтому держи спину и прекрати визжать, как Гермиона перед нюхлером. Он позволил отцам своих одноклассников поднять его на ноги, неопределенно задавшись вопросом, как обрушить на Крэбба-старшего, что его сын отправился в Великое Ничто. Он знал, что Винсента считают гостящим у Гойла, но, конечно, его отец не мог быть настолько глуп. О, секундочку… А ведь может. По крайней мере, теперь у него было бы оправдание, что Том убил Винсента для пользы дела. Он обратил заинтересованный взгляд на Розье, потянувшегося за его палочкой, которую он намеренно показал из рукава, так что ожидал небольшое удовольствие от зрелища того, как кто-нибудь притронувшийся к ней будет корчиться в муках. Но у Розье оказалась серебряная рука, заменившая ту, которой он пожертвовал для Тома, и он не так уж сильно мучился, когда вынул палочку и сунул в руку Гарри. Вот вам и маленькие радости. – Теперь мы сразимся на дуэли. Тебя учили драться на дуэли, Поттер? – Аддамс, – поправил он с улыбкой. На самом деле, он не возражал, что змеечеловек использует имя, данное ему от рождения. Это ставило их на один уровень. – И да, учили, спасибо за вопрос, Том. Красные глаза вновь прищурились на него, и тисовая палочка дрогнула. – Тогда мы поклонимся, как положено волшебникам… – С удовольствием. Том. Он ощутил на себе взгляд Малфоя, когда вежливо склонил голову перед тем, кого волшебный мир считал его худшим врагом. Гарри улыбнулся в его сторону. Пусть Люциус увидит, во что влип его сын. – Круцио! И пусть он на самом деле не хотел этого, пусть он желал вновь ощутить ту изысканную боль, он вынудил себя двинуться, откатываясь в сторону как раз вовремя, чтобы заклятие поразило кого-то за его спиной. Кто бы это ни был, казалось, он не получил такого же удовольствия, как Гарри. – Круцио! Конфринго! Дефодио! Гарри промчался меж могильных камней, быстро нагибаясь, когда заклятие мелькнуло над его головой, перепрыгнул луч красного света, нацеленный на его ноги, и скользнул за надгробие как раз, когда третье заклинание взорвалось глубоко в камне, засыпав его гравием. Кровь снова пылала от восторга, и он чувствовал, как начинают болеть зубы. Луна была лишь тонкой щепкой, норовящей скрыться во тьме, которая была прекрасна, потому что он хорошо поел два дня назад, пообедав юным кентавром, и боль все еще пробегала через его вены, он чувствовал, чувствовал… Он вознес свой голос к небу, и нечеловеческий звук исторгся из него, разрывая воздух, пронзительный, победный, так кричат летучие мыши, и баньши, и вампиры, но он не был стар, он был юным, и он был голоден, и он жаждал своей Силы сейчас. И тотчас получил отклик. Он повернулся и рубанул рукой с выставленными когтями по горлу Пожирателя смерти, который возник сзади. И теперь, теперь эта кровь была для него. Он погрузил острые зубы глубоко в зияющую рану мужчины, поверх могильного камня присматривая за остальными. Они были рядом, но еще не могли видеть его. Так пусть увидят. Тебе, Локи. Он встал, его глаза зелеными углями горели на бледном лице, полускрытые темной завесой волос, его губы безумно кривились в устрашающей, жуткой усмешке, обнажающей зубы, и никто не трактовал бы эту улыбку иначе, чем угрозу. Сначала он бежал на двух ногах, но зов был слишком силен, и он закончил на четвереньках, прижимая одну руку к груди, когда упал от нового Круцио, только чтобы прийти в ярость, схватить ближайшего человека в плаще, сорвать его маску и укусить в кричащее лицо. Тебе, Локи. Он уперся стопами в опавшую грудь мужчины и отшвырнул его ногой, используя момент, чтобы метнуться к другой могиле. Он походил на лису среди всполошенных черных цыплят, и они пронзительно кричали и кудахтали, пытаясь одновременно убегать от него и колдовать в попытках разоружить его, искалечить его, остановить его. Он позволил еще одному воплю вырваться из горла, и Сила выплеснулась, сбивая мужчин с ног и поднимая пыль. Он наступил на одного из них, вынул клык акромантула и воткнул в чей-то глаз. Тебе, Локи. Сегодня вечером не требовалось оружия – ни сенбона, ни топора. Это было время интимности, когда ты был единственным, кто мог встать между человеком и Смертью, и это было время, то единственное время, когда ты мог посвятить себя богам, когда ты мог дать жизнь в обмен на жизнь. Не нужно было отказываться от Света во имя Тьмы или от Тьмы ради Света. Это было глубинным, это было древним, и он знал это, так же точно, как знал, что только что оторвал человеку руку и бессмысленно ударил его сочащимся обрубком. Тебе, Локи. И с каждым разом, с каждым действием он становился все сильнее, и Том понимал это. Не было конца Силе, пока ты был достаточно безжалостным, пока ты был готов стать проклятым, и он осознавал это. Не было необходимости осторожничать с Малфоем – мужчина скрылся, едва он прыгнул, и теперь не было ничего и никого между ним и милым Томом. Его красные глаза сузились до щелочек, заклинания одно за другим срывались с палочки, цвета смешивались и перетекали друг в друга, красный зеленый красныйсиний лиловый красныйкрасныйзеленый. И еще здесь был Розье, терпеливый питомец, упорный питомец, верное домашнее животное, теперь безоружное, потому что Гарри схватил серебряную руку и дернул со всей своей Силой, пропоров ею лицо мужчины. – Это – магия крови, Том, – прошипел он с жадностью, алчно в равнодушное чешуйчатое лицо Темного лорда. – А не тот кривой полусырой ритуал, который ты провел. Нет никакой замены для жизни – ни крови, ни плоти, ни кости, и ты – жалкий человечишка, который не знает, что делает. – Авада кедавра! Гарри, однако, все еще держал Эвана Розье, и этот верный слуга внезапно осел, найдя свою смерть. – Вот твоя игрушка, Том. Ты был прав: я достиг своей цели. Ты жив сейчас, угомонишься ты или сделаешь еще попытку. Попытайся, Том. Стань сильнее, стань лучше, а потом приходи и поиграй со мной. TBC