Гарвесте Аддамс и кубок огня

Никогда еще Запретный лес не был столь недружелюбен. Мороз предательски покрыл землю твердой корочкой, подстерегавшей неосторожные шаги. Тьма почти опустилась, заходящее солнце окрасило небо багрянцем, и уже была видна бледная дужка луны. Любому, кто был в дурном расположении духа, она показалась бы усмешкой черепа, холодной и мертвой. Голодные глаза, в наборах по два, четыре и даже восемь, зловеще сверкали из темной чащи. Все они следили за просветом в деревьях и, если повезет, за ужином. – Черт возьми, Гермиона, это моя любимая рубашка! Гермиона засмеялась, вращая в пальцах посох. Он был толстым, примерно пяти футов длиной, а лучи заходящего солнца бросали кровавый отсвет на его мелькающие концы. – Тогда тебе не стоило надевать ее на тренировку. – Немного работы с иглой и ниткой, дорогой, – посоветовал Гарри, легко ускользая назад, каждым взмахом своего веера препятствуя рапире вонзиться в него. Уэнсдей зарычала, отводя руку назад и вверх, и была заблокирована топором. Блейз раздраженно фыркнул, сжимая порванный рукав и быстро отступая в сторону, чтобы уклониться от хлестнувшего лезвия. Он развернулся, хмурясь: – Серьезно? Драко усмехнулся и снова попытался отрезать ему голову. – Ну да, серьезно. – Игра без правил, совсем как у Отца, – хихикнул Гарри. Столы были перевернуты, и теперь он гнался за Уэнсдей, которая нырнула, уклоняясь, и наконец поймала сенбон и тут же отбросила назад, лишь удивленно взглянув, когда ее пальцы начали дымиться. Гарри улыбнулся. – Бой без правил. Драко, верный своей индивидуальности, любил контактный бой, и потому выбирал ручное оружие. Гермиона, которая просто любила побивать всех, умом или как-то иначе, использовала длинный посох, удерживая людей на значительном расстоянии каждый раз, когда делала выпад. Блейзу, с другой стороны, нравилось уклоняться. И он был хорош в этом. Он вскочил на дерево и, едва Драко отошел на несколько футов, зарядил арбалет и выстрелил. Драко тоже был хорош в уклонении. Он искусно проходил через мощный огонь, абсолютно маниакально улыбаясь. Блейз спрыгнул с ветки. Его приземление было не столь чистым, как ему хотелось бы, но по крайней мере он не уронил свой арбалет. Это не позволит Гермионе полоскать ему мозги до следующего вторника. Он попытался пнуть ее под колени, что было более жестоко, чем нацелиться ниже, потому что заставило ее прыгнуть повыше, иначе она могла провести неделю в гипсе. Ему снова пришлось бежать. – Эй, Гарвесте! – позвал Драко, перекрикивая металлический лязг. – С кем ты идешь на бал? Йо-оу! Блейз возвышался позади него, словно злобный демон. – Не отвлекайся, дорогой. – Отвали, – проворчал блондин, когда ему достался толчок на уровне головы и еще один над грудиной. – Как будто ты не хочешь это знать. Бум, бум. – Гермиона! *** Ничего не поделаешь. Любопытные слизеринские девицы отсутствовали, не в последнюю очередь потому, что большинство их все еще лечилось от ста одной болезни, которые Гарвесте с улыбкой даровал им. Чтобы не быть разоблаченным, он насылал их также на Уэнсдей и на себя, но только потому, что лишь их двоих во всем Хогвартсе на самом деле привлекали плотоядные бактерии, грызущие их. И все же пришлось избавиться от них перед самым Рождественским балом. Драко и Блейз собирались пойти одни, вместе, но не совсем вместе. Просто… они должны были прийти одновременно, но не друг с другом… просто… Драко впился взглядом в свое отражение в зеркале. Оно надменно уставилось на него в ответ. – Давай, денди, достаточно прихорашиваться, пойдем уже и покончим с этим. Они прошли через подземелья наверх. Гарвесте исчез больше двух часов назад, и с тех пор они его не видели. Наверное, лижется со своей партнершей, мятежно подумал Драко. Он не знал, почему чувствовал такую ревность. Вероятно, потому что сам он не нашел себе партнершу и остался все с тем же самым приятелем, что и прошедшие четыре года. Даже Гермиона нашла себе пару. Уэнсдей заполучила двоих, и она была ненормальной. Сейчас они шли впереди, близнецы Уизли выглядели словно две жердины вокруг темного, населенного призраками колодца. Она скользила по каменному полу неспешно, одетая во что-то, что делало ее очень и очень похожей на Мортишу. Сегодня вечером она распустила волосы, и они густой гривой падали на ее спину. Она была похожа на невесту вампира. Так же сделала и Гермиона, к немалому удивлению Блейза. Он не думал, что это вообще возможно, но ведьме удалось уложить свои волосы гладкими каштановыми волнами, и ее макияж, пожалуй, стал бы образцовым для погребения, потому что она была восхитительно бледной на фоне винно-красного платья, которое подчеркивало ее изящные изгибы. Седрик выглядел очень довольным такой партнершей. – Прекрасно выглядишь, Гермиона, – сказал Драко, склоняясь к ее руке в старомодном поцелуе. Блейз повторил жест. Это был почтительный способ приветствовать леди в чистокровных кругах, и Гермиона как никто другой заслуживала этой чести. Они, однако, не решились бы поцеловать руку Уэнсдей. Гарри рассказал им о ее любви к ядам еще несколько лет назад. – Спасибо, ребята. – Гермиона покраснела, затем всмотрелась в пространство позади них. – А где Гарри? – Мы думали, что он будет с тобой. – Чемпионы! – позвала профессор Макгонагалл. – Чемпионы, выстройтесь в линию здесь, пожалуйста! Все остальные, внутрь! – Увидимся позже, – улыбнулась им Гермиона. – Займите нам место, хорошо? *** – Божественно. Это был потрясающий момент, в самом деле. А также время блистать и красоваться. Гарвесте – это мог быть только Гарвесте – собрал волосы в низкий хвост зеленой шелковой лентой, точно такой же – все это видели, – какую постоянно носил в школе. На нем была черная, конечно же, черная мантия, черный жилет, черный смокинг. Он также был в брюках, и теперь они, благодарение богам, понимали, почему он не носит их постоянно. Они цеплялись за его длинные, длинные ноги, словно грех в отпуске, и даже его мерцающе-серая шелковая рубашка, несколько пуговиц которой были расстегнуты, обнажая мускулистую грудь, бросала вызов правилам приличия. И не важно было, что он просто показывал немного кожи, – Гарвесте Аддамс в мужской одежде выглядел горячим. Крайне, крайне горячим. И его партнерша была великолепна. Высокая, гибкая брюнетка, с волосами, убранными наверх в сложный узел, с несколькими темными локонами, ласкающими стройную колонну ее шеи. У нее были глубокие, проникновенные глаза, сильно подчеркнутые тушью и черными, серебристыми и зелеными тенями. Мягкие розовые губы были чуть припухлыми, отсутствие помады делало их совершенством на фоне нефритовых и сапфировых оттенков бального платья. Ее руки были тонкими, белоснежными на фоне обтянутой бархатом руки Гарвесте. Даже ее уши были прекрасны. Как только первый танец был закончен, Гарвесте исчез в тенях вместе с нею, мельком взглянувшей на их стол. Он что, настолько увлечен? Серьезно? Драко и Блейз не сказали друг другу ни слова, Гермиона ковырялась в своем буйабесе. – Бззззз-бзбз, – несколько самодовольно сказал Кузен Что. Виктор хихикнул и взял еще немного картофельного пюре. Прекрасная темноволосая чертовка появилась снова, со скрипкой в лебединых руках. Она грациозно пробралась к сцене, где играл оркестр, и зашептала на ухо дирижеру. Драко мельком увидел лодыжку, которая заставила бы Микельанджело плакать, и его ложка замерла на полпути. Шмяк. Дирижер поклонился, и группа прекратила играть. Спутница Гарвесте подошла к подиуму и одарила их всех ослепительной улыбкой. Потом она положила смычок на струны и начала играть. Уэнсдей расцвела улыбкой. – Фред, Джордж, – властно сказала она, вставая. – Принесите пользу и потанцуйте со мной. – Сию секунду, ангел ночи! – Твое желание – закон для нас! Несмотря на свое необъяснимое раздражение, Блейз застонал. Он не хотел видеть, чем это обернется. Одного Гомеса было достаточно, спасибо. Музыка была завораживающей, причудливо быстро изменяющейся, но каждая нота была чиста, как хрусталь. Красавица покачивалась в такт музыке, смычок танцевал в ее пальцах, когда она играла одно из самых трудных произведений Брамса, Венгерский танец № 5. Уэнсдей двигалась с убийственной грацией, ее опасная улыбка вспыхивала, когда она кружилась и ступала. Близнецы держались рядом, не неуклюже, как Рональд Уизли, но размеренными, точными шагами, как было им свойственно. Все вместе выглядело чувственно, сексуально, как что-то, о чем в двенадцать лет не следовало ничего знать. Но с другой стороны, она не была какой-то там обычной двенадцатилеткой. Она танцевала, как ее Мать, в одну минуту прижимаясь к Джорджу, а в другую скользя руками вниз по бокам Фреда. Ее улыбка ширилась. Движение запястья – и Фред летит по воздуху, а удар с разворота сбивает Джорджа с ног, но он делает стойку на руках и рывком возвращается в прежнее положение, ловя за руку Фреда и дергая к себе, чтобы удержать от падения. Они не отставали от нее, шаг за шагом, выпад за выпадом, пока не осталось только мелькание тел, ну и ножей. И почему-то моллюсков. – Они абсолютно безумны, – сказал Драко, по-прежнему не отрывая глаз от черноволосой красотки со скрипкой. – Они на самом деле весело проводят время, – ответила Гермиона, прикончив лимонную меренгу. Седрик рядом с ней рассмеялся. Он, похоже, не возражал, что его партнерша уделяла ему мало внимания. И он тоже не отрывал взгляда от сцены, склонив голову на бок, будто пытаясь решить загадку. Музыка закончилась на подъеме, партнерша Гарвесте поклонилась на шквал аплодисментов и сошла с возвышения. Уэнсдей вернулась на свое место, а близнецы упивались восторгами и восхвалениями, которые достались им. Блейз злобно следил, как Она пробирается к их столу, улыбаясь всем вокруг, и садится, тщательно расправляя и укладывая складки юбки. Потом его взгляд опустился к скрипке, которую она все еще держала в одной руке. На ее грифе была повязана зеленая шелковая лента. О нет. – Привет, дорогие. – ГАРВЕСТЕ? *** – Я должна была узнать, даже сквозь всю эту чертову косметику! – шипела Гермиона, наблюдая, как близнецы танцуют с Гарри и Уэнсдей. – Он накладывал эти же самые чары преобразования на меня во время прошлогодних экзаменов! – Он довольно хорош в танце, – прокомментировал Седрик, когда юбки взметнулись еще резче и быстрее. Блейз и Драко по-прежнему не разговаривали. – Видел бы ты, как он танцует «Мамушку». – Гермиона глотнула пунша и почти сразу выплюнула. Жидкость прожигала горло, и она схватила универсальное противоядие, которое держала в сумочке, начиная с их первого лета в доме Аддамсов. Уэнсдей любила яды. Оркестр пытался не отставать от темпа танца и проигрывал самым жалким образом. Несколько смычков начали дымиться. – Что за «Мамушка»? Лопнувшая струна оставила тонкий кровавый след на щеке одного из скрипачей, но он продолжал играть. Казалось, он был околдован. Гермиона одним глотком выпила пряную смесь и махнула, чтобы Драко и Блейз сделали то же самое. Блейз посмотрел в свой кубок, затем со вздохом поднялся и заглянул в чашу с пуншем. Драко махнул палочкой на их кубки, мрачно бормоча себе под нос. Гермиона извиняющеся улыбнулась смущенному Седрику и продолжила объяснять: – Это по-настоящему опасный традиционный танец Аддамсов, но они танцуют его действительно хорошо. У них такие ножи, понимаешь… Взорвалась виолончель, потом барабанная установка, по одному барабану за раз, потом альты. Однако, в облаке щепы и шрапнели, остальная часть оркестра продолжала играть, настроенная во что бы то ни было дойти до конца. Закончилось все пением Уэнсдей. Несколько музыкантов были все еще достаточно в сознании, чтобы подыграть ей. Блейз встрепенулся, когда холодный кончик пальца задел его руку. Гарри улыбнулся и жестом предложил посмотреть на сцену. Маленькая невеста вампира стояла гордо, ее кровавая улыбка была настолько хищной, насколько это было возможно без наращивания клыков. Ее голос легко скользил вверх и вниз, тон был угрожающе-прекрасным и в то же время утонченно-проникновенным. Виктор был очарован, и он что-то быстро шептал Кузену Что по-болгарски, плавно жестикулируя. Кузен Что наклонился ближе, волосы согласно покачивались. – О чем она поет? – прошептал Драко Гарри, забывая, что он немного сердит на своего друга. – Der Holle Rache kocht in meinem Herzen. Ее любимая песня, – улыбнулся Гарри. – Это значит «В моей душе пылает жажда мести». ***