Я никогда тебе не покорюсь

В том, как упрямо Павил пытался сломать меня, превратив в животное, было что-то ненормальное, почти демоническое. Сколько я себя помнил, Таргаса всегда воевала, и одним из главных военных трофеев были пленники, так что рабы имелись в столице почти у всех, и не только у знати. Мужчин чаще всего оскопляли, но на этом физические издевательства над ними заканчивались. Они выполняли тяжелые работы по дому и в поле, некоторые хозяева использовали рабов мужского пола и для более легких занятий - уборки, готовки и стирки, если не могли позволить себе купить женщину, которые стоили на рынке в два раза дороже. Очень редко, если между рабом и хозяином возникало доверие, невольник мог стать телохранителем господина или его личным оруженосцем. Рабы не носили ни цепей, ни ошейников, а только браслет на руке, на котором было выбито два имени - хозяина и невольника. Браслет нельзя было снять без посторонней помощи, и ни один кузнец в городе никогда не согласился бы на подобную работу, будучи в твердом уме и здравой памяти. Были, конечно, случаи попытки побегов среди рабов, но в основном они быстро смирялись со своей участью и подчинялись обстоятельствам. Их не стерегли, они имели возможность свободно передвигаться в пределах хозяйского дома и окрестностей, ходить на рынок за покупками и общаться друг с другом. Наказывали рабов только за серьезные проступки и никогда без причины, по прихоти или для развлечения. Труднее и печальнее была участь рабынь, в большинстве своем вынужденных удовлетворять еще и похоть хозяев, однако и их никто не унижал просто так, от безделья или по злобности натуры и не хлестал плетьми, как это сделал со мной Павил. Своими поступками он напоминал мне безумца, поглощенного своей местью. Я никогда не испытывал любви к женщине и не знал страданий потери любимой, поэтому мне было сложно понять столь сильную одержимость чувств в другом человеке, тем более в таком жестком и безжалостном наемнике. По сути Павил был для меня незнакомцем, и вот теперь, несмотря на свое зависимое положение, я с изрядной долей любопытства наблюдал за ним, удивляясь, что и в таком безжалостном кровавом полководце, прошедшем с мечом и огнем через семь королевств, осталось место человеческим чувствам. Прошло три дня в неволе, и все они были одинаковы. Ранним утром меня поднимали пинками с жесткого ложа и вели в комнаты к генералу. Я хорошо знал, что входит в обязанности личного раба знатного господина, и поначалу был уверен, что мне придется делать что-нибудь подобное, однако этого не случилось. Меня просто швыряли в угол возле стола и ставили там на колени. Похоже, ему доставляло какое-то извращенное удовольствие видеть меня униженным и подчиненным, пускай даже и только внешне. Мне запрещалось на него смотреть и что-то говорить, я должен был стоять, согнувшись, а еду брать только ртом. Все это убедительно доказывало, что раб ему не нужен - он собирался сделать из меня скулящую покорную собаку, с благодарным гавканьем бросающуюся на брошенные его рукой кости. Я чувствовал, что долго так не протяну. Почти без пищи и без сна, с постоянно вывернутыми за спиной руками и сбитыми в кровь коленями - я сам не знал, чего хотел сильнее. То ли скорее умереть, избавившись от постоянных унижений, то ли назло врагу все вынести и не сломаться, а после, улучив момент, вцепиться в его горло зубами. Тело ломило от усталости, вызванной долгим стоянием в неудобной позе, шею и щиколотки нещадно саднило, а он еще и бил меня по икрам тонким гибким прутом, наказывая за отказ хватать зубами пищу или лакать из корытца теплую мутную жижу, именуемую водой, уподобляясь скотине. Иной раз, стоя возле него на коленях, я засыпал от усталости и падал на пол, но меня тут же поднимали и возвращали в прежнюю позу. Только ночью я получал несколько часов относительного покоя, но и тогда муки голода не давали мне по-настоящему забыться, мой сон был тревожным и зыбким, его могли в любой миг прервать и снова потащить меня исполнять новые абсурдные приказания генерала. Единственные минуты блаженства в рабской беспросветности - утреннее мытье. Павил не желал нюхать вонь грязного раба, поэтому меня ежедневно опускали в чуть теплую воду, бросали жесткую губку и заставляли тщательно смывать с себя пот и пыль. Мыльный раствор щипал царапины и мелкие порезы на моем теле, но все равно я наслаждался ванной, ощущая, как вода мягко струится вокруг меня, обволакивая уставшие мышцы и даря обманчивое ощущение успокоения. Но длилось оно недолго. Не успевал я расслабиться и отдаться приятной нирване, меня уже грубо ставили на ноги, выливали на голову ведро чистой воды и швыряли грубые рабские одежды, которые тут же намокали на теле, причиняя мне дополнительные страдания. - Ну что, Або, проголодался? - с издевательским смешком спросил Павил на четвертое утро, когда меня приволокли и поставили перед его повелительным взором. - Скажи об этом вслух и попроси о милости, тогда мы будем вместе наслаждаться пищей! Смотри, какое нынче аппетитное на завтрак мясо! Да и овощи неплохи. - Каких ты ждешь от меня слов, генерал? - исходя слюной от восхитительного запаха хорошей еды, промычал я. - Человеческой речи или собачьего воя? А может, мне уж сразу и похрюкать по-свинячьи? - Ну что же, дерзкий идиот, я достаточно тебя терпел, - с тихой угрозой прорычал он, сморщившись, словно от зубной боли, - но ты не оценил моих усилий. Ты сам сделал свой выбор и отныне лишен моего покровительства и особого отношения! - Особого отношения? - с горькой иронией хмыкнул я. - Ты сумасшедший ублюдок, если называешь свое стремление сделать из человека мерзкое животное покровительством! Я повторю тебе, раз ты глухой, что никогда не опущусь до свинского состояния, продав честь и достоинство за кусок мяса, так что не трать на эти глупые выходки свое время, которое сможешь использовать на другие цели. Отправь меня на рудники или прикажи забить плетьми на площади, как тебе больше нравится. Может, тогда насытишь наконец-то душу местью... - Заткнись, урод! - лицо Павила исказила жуткая злоба, причины которой я не понимал. Чего он бесится так, словно вся его чудовищная ненависть к целому миру сосредоточилась на мне одном? - Ты будешь делать то, что прикажу, иначе я действительно тебя убью. Ну а сейчас пожри, я не хочу, чтоб ты сдох от голода, пока я не увижу тебя сломленным и жалким! - он ткнул меня ногой в плечо, и я упал, а вслед за мной об пол шарахнулась и миска с мясом. - Жри, я сказал! Можешь руками брать, сегодня руки у тебя свободны. Я чуть заметно усмехнулся - это была хоть мизерная, но уступка. Что же, пусть с пола, я возьму. Руками же позволено, не ртом, как гнусная собака. Вкус у еды отменный, баранина отлично прожарена и сдобрена специями. Божественно, сто лет не ел такого сочного и свежего кушанья! - Набил пустое брюхо, гордый идиот? - глядя на меня со зловещей усмешкой, спросил мой личный тиран. - Отлично, с этого утра ты в самом деле превращаешься в презренного раба, которого все будут сторониться, таким он сделается омерзительным и жалким! Отныне ты сполна вкусишь все прелести жизни отверженных, все испытаешь на себе, Або! Эй, кто там есть за дверью? Вошел евнух Сувон, чуть глянул на меня и низко поклонился генералу. - Этот вот раб, он совершенно бесполезен! - ткнув в меня пальцем, заявил Павил. - Немедленно отдать его на самые тяжелые и грязные работы и научить всему! Не вздумать делать для него поблажки. Если будет работать плохо, останется без ужина и получит плетей, - он говорил, словно плевался, жестко и категорично. - Все, уберите с глаз моих ублюдка, я больше не желаю видеть это ничтожество! - Простите мою дерзость, господин, - Сувон упал перед наемником на колени. - Цепи у Або на ногах, они будут ему мешать. У нас никто в цепях... ни разу не работал. Простите, господин. - Ладно, пусть на день снимут, - буркнул Павил, - но ночью снова заковать! Этот раб дерзок. Непокорен. Его надо учить повиноваться господину! - Слушаюсь, - склонился евнух до земли, - и повинуюсь. - Куда угодно, лишь бы от тебя подальше! - пробормотал я, следом за Сувоном выходя из комнат генерала. *** Я рано радовался, ибо оказался в еще более жестоких путах несвободы. Цепи с ног сняли, но взамен ко мне приставили двух дюжих надзирателей из числа людей Павила, встретивших меня бранью и зуботычинами. - Ну что, твое высочество, готов служить на благо своего двора? - с издевкой усмехнулся мне в лицо один из них, вручая два поганых ведра и такой же ковш. - Или привык лишь гадить, оставляя убирать свое дерьмо другим? Сегодня мы тебя научим жизни! Станешь как шелковый после такой работы! Я не был неженкой, избалованным роскошью и праздным времяпрепровождением, много тренировался, в походах спал на жестком складном ложе, знал тяготы военных будней наравне с простыми воинами, но никогда не выполнял тяжелую и нудную работу по хозяйству. Не знал, как изнурителен бывает труд раба, который целый день таскает ведрами дерьмо из нужника, и как он задыхается от смрада испарений, как ноют руки и болит спина... Поначалу вид этой зловонной жижи буквально согнул меня напополам, и все съеденное за "завтраком" у Павила внутри не удержалось. Я задыхался, кашлял, тяжело дышал, и предстоящая работа представлялась адом. Вот эту вот немыслимую вонь черпать ковшом, потом нести куда-то далеко в ужасно грязных ведрах? - Ну, проблевался? - ласково осведомился надзиратель. - Какие нежные бывают господа, и кто бы мог подумать? На, завяжи свой чуткий нос, высочество, и приступай к работе! И помни, с нашей стороны это последняя тебе поблажка. Повязка пахла чем-то терпким и слащавым, но запах нечистот через нее почти не ощущался. Я с облегчением вздохнул, зажмурился и начерпал из ямы первое ведро... - Так не пойдет, высочество, ты половину пролил мимо! - ткнув меня палкой вниз, зловеще прорычал тюремщик. Я ткнулся в мерзкую бурую лужицу обеими коленями и снова чуть не захлебнулся в собственной слюне. - Гляди своими зенками, куда льешь ковш, паскуда, иначе мы сейчас тебя засунем в эту яму целиком! День показался бесконечным. Я черпал и таскал дерьмо, и каждый раз, когда смотрел вниз в нужник, мне казалось, что сейчас умру - настолько отвратителен был вид того, что там плескалось... Руки ломило, с головы ручьями лился пот, но главное - я весь пропах, насквозь, мне не отмыться никогда от этой жуткой вони, а этим негодяям ни в одном глазу! Они еще и умудрялись делать пакости и насмехаться. Один из них поставил мне подножку - в момент, когда я этого совсем не ожидал. Оба ведра я расплескал и вывозился с ног до головы, под злобный хохот обоих наемников. - Хаха, ты наконец-то выглядишь, как надо, принц, - издевался надсмотрщик, - но вот боюсь, другие рабы не оценят столь изысканной дорогой отдушки и за стол тебя не пустят. А впрочем, сегодня ты работал из рук вон плохо, так что ужин тебе все равно не положен. Но где ты будешь спать? Наверное в свинячьем хлеве, хахаха! Вот только опасаюсь, как бы породистый хряк не зажрал ночью вонючего замарашку! Ему точно не понравится такой сосед в хлеву! - Иди помойся, говновоз, - брезгливо тыча меня ногой, добавил второй. - На заднем дворе есть бочка. Натаскай в нее воды с пруда, только не забудь заткнуть внизу пробку. Пошарь на полочке, если повезет, то и мыла немного найдешь. Куда рванул? Сначала убери здесь все, чтоб не воняло так невыносимо! Вода в пруду за день нагрелась, став почти теплой, и ванна получилась довольно приятной. А впрочем, мне сейчас наверняка понравилась бы даже ледяная купель, я рад был окунуть свое истерзанное вонью тело в относительно чистую среду и насладиться запахом воды, которого раньше никогда не замечал. Кусочек мыла оказался крошечным, а мне предстояло еще постирать свою испачканную нечистотами одежду, лежавшую сейчас в ведре, так что я вынужден был расходовать его очень бережно, едва намыливая тело и руки. Солнце садилось, где-то близко раздавались голоса - рабы, скорей всего, садились ужинать, а я сидел по шею в бочке с водой и чувствовал, как ледяной змеей вползает в мою опустошенную страданиями душу черная тьма отчаянья. Зачем цепляться за такую жизнь? Не лучше ли нырнуть сейчас на дно и обрести покой? Рука наткнулась на ошейник, это придало мне смелости... Так, просто вниз... это не будет больно или долго... - Эй, раб, ты там уснул? Тебе здесь не бассейн, где красотки мойщицы ублажают господина, так что выныривай давай! - оказывается, и здесь за мной следили. - Считаю до пяти. Не вылезешь, получить пять плетей. Я вылез, выстирал одежду, насухо отжал и нацепил штаны. Рубаху надевать не стал, решив развесить на просушку в том хлеву, куда меня, наверно, отведут на эту ночь. Черт, Павил оказался прав, еще день-два такой невыносимой жизни, и я сломаюсь, сдамся, буду умолять вернуть меня на место личной генеральской собачонки. Или повешусь на своих штанах в хлеву, и никого не будет в это время рядом, кроме свиньи, которой все равно, что сделает с собой униженный и ослабевший человек... - Чего застыл? - спросил меня все тот же голос. - Иди вон в тот барак, получишь миску еды, потом тебе покажут место для спанья. Рабы сидели все вместе за общим длинным столом и ели что-то наподобие каши с мясом. Я остановился на пороге - свободных мест на лавках не было. Что ж, следовало ожидать, что ужина меня лишат. Завтра я точно упаду без сил и утону в том нужнике, навек избавившись от рабской доли, которую и жизнью-то назвать нельзя. - Чего опять застыл? - меня грубо подтолкнули сзади. - Райт, я привел Або. Ты знаешь про него. - Да, знаю, - щуплый мужичонка в белом колпаке кивнул мне в угол на полу, - садись сюда, Або. Так, даже за столом рабов мне места не нашлось, куда уж изощренней унижение! Я усмехнулся и прошел, куда сказали, ничего не возразив. Какая разница, с рабами рядом или на полу? Плевать на все, хотя бы посижу, дав отдых утомленным до предела мышцам. Я был уверен, что еды не получу, но вскоре кашевар поставил передо мной миску с густым желтым варевом, весьма напоминавшим пойло для свиньи, к которому прилагались два куска совершенно несъедобного на вид хлеба. Ни ложки, ни какого-то прибора - ничего... - Жри, говновоз, чего глядишь? Не нравится еда? Уж извини, но осетра в подливке и бараньих ребрышек сегодня для тебя не натушили, - на пороге показались мои надзиратели. - Что заработал, то и будешь жрать! Руками жри, тебе здесь не роскошные пиршественные залы короля! Если откажешься, накормим силой, потом отведаешь плетей! Они прошли через всю комнату в мой угол и махнули рукой - рабы мгновенно потеснились и освободили им место на лавке, потом слуга с поклоном подал им восхитительно пахнувшее мясное кушанье. Они довольно ухмыльнулись и принялись за еду, запихивая в свои пасти огромные куски баранины. Я ничего не смог с собой поделать, желудок больно сжался и заныл, и я уже не помнил, как давился своей жалкой грубой пищей, глотая желтую кашу напополам со злыми и бессильными слезами... - Тебе лишь стоит нам сказать, - провожая меня в убогий барак на ночевку, вкрадчиво шепнул мне на ухо один из надзирателей, - Его Превосходительство отходчив, он немедленно вернет наследному принцу свою безграничную милость и снова возьмет под особое покровительство. - Пускай он катится в свой ад, ваш генерал! - упрямо прохрипел я, пока на меня надевали мои рабские цепи. - Лучше умру, но никогда ему не покорюсь! *** Потом я потерял счет дням, похожим друг на друга удивительно и страшно. Я вычистил все нужники, все скотные дворы, таскал помои с кухни и стирал вонючее армейское белье, грузил песок и кирпичи для ремонта пострадавшего от огня левого крыла дворца, замешивал раствор и подавал его рабочим, вытаскивал сгоревшие подпоры и балки... Так день за днем, с утра до ночи. Ладони огрубели и покрылись мозолями, ноги стер в кровь, одежду изодрал, а новой мне не полагалось. В прорехи виделось голое тело, я ел теперь уже без всяких колебаний все, что давали, и неважно что. Просто не чувствовал, чего я ем, лишь бы набить пустой живот... Павила я эти дни ни разу не видел, но однако чувствовал, что он следит за мной, нетерпеливо ожидая, когда я сломаюсь и запрошу пощады. Мои надзиратели ежедневно повторяли перед сном одни и те же слова о том, что мне стоит лишь покориться, и моя участь полностью изменится. Вот только сделать этого я не хотел. Не мог и не хотел! Первоначальный ужас перед рабской жизнью притупился и потерял остроту, сменившись упрямством, и я ожесточился, став еще больше непреклонным. Пусть лучше я умру, не выдержав непосильной работы, пусть надорвусь и упаду с лесов, но никогда не стану умолять его о милости, он не дождется от меня покорности, ублюдочный мерзавец! - ... Ваше Высочество, не оборачивайтесь, - чуть слышный шепот за моей спиной шел из больших щелей в стене барака, - не спрашиваю, как вы, все и так понятно. Но не отчаивайтесь, мы готовим вам побег. - Нет, Сет, не надо рисковать. За мной следят, вы только пострадаете напрасно. Лучше, как вы? Как с вами обращаются враги? - Нормально, принц. Павил отпетый негодяй, он держит в черном теле только вас, все остальные не испытывают унижений. Мы просто делаем свою работу, но к вам относятся как с самому последнему на свете смерду! Если бы мог, то выдрал бы собственноручно Павилу глаза! Нам всем запрещено к вам подходить и разговаривать, под страхом смерти. - Сет, ты рискуешь, уходи... - Здесь безопасно, принц, никто и не подумает, что я так рядом, возле вас. Послушайте меня, шанс есть, мы все облазили здесь во дворце, очень помог евнух Сувон. Оказывается, есть такие ответвления подземного хода, о которых мы и не знали! Только Его Величество и некоторые доверенные слуги. Мы убежим, мой принц, только дождемся случая! - А что потом? Страна покорена, а армия разбита! Скажи, что в городе, и почему Павил до сих пор не вернулся в свою резиденцию, а торчит в Таргасе? Что он тут делает так долго? - Ищет чего-то во дворце покойной королевы. Сувон сказал, что до него из главного дворца тоже есть тайный подземный ход, но входа в подземелье Павил не нашел. Там очень хитрый спуск, его не обнаружить просто так, если не знаешь, где искать. Евнух нам также сообщил, что знает ответвление, ведущее наружу. Это наш шанс, оттуда мы и думаем бежать, когда прекратятся поиски. Но очень странно - что Павил там ищет? Может, какие-то сокровища? Да и еще, он приказал по камешкам разобрать руины артиллерийского склада, взорванного за день до взятия города... Вы слышите, мой принц? Что вы об этом думаете? - Так значит, до дворца моей несчастной матушки тоже есть тайный ход? Мерзавец, как он мог до этого дойти? - Вы про Павила, принц? - Нет. Но неважно. Сет, я бы хотел, конечно, выйти на свободу, но думаю, что это непомерный риск. Ты так и не сказал, что в городе? Как настроение народа? - Предатель Витор стал наместником. Он злится, что не королем. Его смертельно ненавидят все. Может случиться все, даже восстание. Хотя все понимают, что победа невозможна. Если мы сможем выйти, то возглавим бунт. Уж лучше умереть в сражении, чем в рабстве! Все, ухожу, кто-то идет. Будьте готовы, принц, мы вас предупредим! *** Через неделю, в предназначенную для побега ночь за мной пришли. Я поначалу глупо понадеялся, что это Сет, но подняли меня пинками люди генерала. Один из них продел в кольцо ошейника цепочку и потащил меня, как собачонку, в королевские покои главного дворца. Я ни о чем не спрашивал, мне все равно никто бы не ответил, но весь сжимался от снедающего душу страха. Наш план раскрыт? Сета и всех моих товарищей схватили? И что теперь нас ждет? Пытки и казнь? Тогда зачем меня ведут не в пыточную, а в покои короля? - Тебя и не узнать, Або! Ну до чего ж грязен, как вшивый драный кот! Я вижу, что тебе пошло на пользу рабское житье! Теперь готов служить Его Превосходительству душой и телом? - ханайская принцесса, собственной персоной. Я отвернулся, не желая отвечать продажной девке. Чего еще они придумали насчет меня? Зачем вернули в королевские покои? - Молчишь? Ну ничего, сегодня наконец смиришь гордыню! - зловеще хмыкнула она. - Но прежде тебя надо подготовить. Тащите в ванную эту свинью и отмойте до блеска! Ее слова привели меня в полнейшее недоумение, потом под кожу липким щупальцем проник вселенский страх. Я не боялся так даже в пылу сражений, где смерть витала рядом каждое мгновение. Что значит "подготовить"? Для чего? Трое отцовских евнухов сняли с меня лохмотья, жестом показав на наполненный водой бассейн в центре зала. Они хотят, чтобы я влез туда? Что это значит, черт возьми? Я осторожно встал одной ногой в чистейшую, благоухающую воду и даже зажмурился от удовольствия. Неважно, для чего меня готовят, но сейчас - полузабытое блаженство! Горячая вода и лучшая ханайская отдушка! Пытаясь не стонать, я опустился в ванну целиком... Я тоже человек и иногда могу быть слабым. Только бы Сет и остальные не попались!