***
— Мэтт, что ты делаешь? — спросил я в недоумении, ощущая на своих губах губы Мэтта. — Целую тебя, — он ответил так спокойно, словно это было в порядке вещей. Вычерпывая лимит наглости, он с силой запустил свой язык ко мне в рот, а руку засунул под ткань рубашки и принялся мучить мой сосок. Я же не сопротивлялся, а наоборот поддавался ласкам. Язык в моем рту творил чудеса, рука с моей груди опустилась к низу живота, дразнящими движениями пальцы Мэтта чуть проникли под ткань моих брюк, а затем резко вернулись обратно к груди. — Ты знаешь, что это неправильно? — выдыхая, поинтересовался я. Одновременно он сжал мой сосок, а второй рукой, которая все это время ерзала по моей спине, он с силой обхватил мой пах, на что я рефлекторно подался вперед. — Блять, да! — Так ты ли мне будешь говорить о том, что правильно, Доминик Ховард? Что ж, стоит признать, что я сам, а точнее мое тело, было только «за». Когда тощие, но крепкие руки достигали новой точки моего тела, я всхлипывал, если не стонал, одобряя действия; кода после очередного секундного перерыва, который мы делали, чтобы хоть как-то пополнить запасы кислорода, Мэтт вновь приближался, желая возобновить нашу связь, я податливо открывал свой рот, впуская внутрь неустанный язык. Все происходило нереально быстро: кажется, секунду назад Мэтт поцеловал меня, мы пытались разместиться на неудобном диване, а вот я уже в спальне лежу под ним, ожидая, когда с меня стянут рубашку. Сам Беллами не спешил раздеваться. Если я уже лежал полураздетый, то он был всё ещё в свитере и джинсах, что немножко смущало меня. — Что такое? — спросил он, наверное, завидев морщинку на моем лбу: в такие моменты я обычно плохо скрываю свои эмоции, поэтому малейшее сомнение тут же отражается на моем лице, и я никак не могу побороть это. — Я не уверен, что действительно хочу этого, — честно признался я. — Ну, — Мэттью в успокаивающей манере приложил подушечку пальца к моей губе, вынуждая меня перестать кусать ее, — мне кажется, что… Он собирался продолжить, но что-то очень громкое прервало его. Настолько громкое и неожиданное, что на мгновение я зажмурился, а когда открыл глаза, Мэтта уже не было. — Мэтт? — я взволнованно позвал его. — Блин, извини, — послышался голос из гостиной. Дверь почему-то была закрыта, а в комнате было светлее, чем мгновения назад. — Я случайно уронил, прости! — его голос был совершенно иным. Вдруг я понял, что джинсов на мне не было, на ноге снова появился гипс, от которого я, как мне казалось, давно избавился; дверь была захлопнута, шторы задвинуты, но через щель просачивался лучик яркого света, и лишь болезненно упирающийся в ткань боксеров стояк был единственным, что осталось от произошедшего. — Сука, — шепотом произнес я. Классно. Это был сон. Это был блядский сон о том, как я трахаюсь с гребаным Мэттом Беллами. Причем у меня встал на него. Охеренно, лучше не бывает. Что будет дальше? И это слава богу, что Мэтт что-то уронил и я проснулся, потому что, если бы сон продолжился, то я, блять, не знаю, как смог бы объяснить ему доносящиеся из моей спальни стоны или выкрики его имени. Я взглянул на часы — 8:49. Рановато для воскресения, но повторная попытка заснуть не удалась, так как мой член требовал к себе внимания. Я повернул голову на бок, уткнулся лицом в подушку и, приспустив белье, принялся надрачивать. Когда ты делаешь что-то втихаря, самое ужасное то, что ты не можешь здраво оценить, насколько много ты производишь шума. Так же и здесь: я не мог точно сказать, слышит ли Мэтт тяжелые вздохи и постанывания, которые я, конечно же, старался не издавать, или он вообще сейчас стоит на кухне и не слышит ничего, кроме собственных мыслей. Поэтому, услышав тихое «Доминик, ты спишь?», я максимально затих, давая Мэтту понять, что для меня солнце еще не взошло. Если бы я ответил ему, что я еще дремлю, он бы услышал, что мой голос не похож на голос спящего человека, и спросил бы, все ли в порядке. Когда Беллами, судя по громкости шагов, ушел в ванную, я с бешеной скоростью принялся завершать начатое. Меня не волновала сторона удовольствия, просто сейчас был не тот момент, когда стояк будет уместен. Резкими движениями я водил рукой по члену, пока моя голова пыталась справиться с происходящим. Я как всегда из крайности в крайность: сначала я, мягко говоря, негативно реагирую на поцелуй, теперь я дрочу с мыслью о том, что буквально час назад я в своем сознании наблюдал картину меня и Мэтта, занимающихся сексом. Никакой золотой середины в моей жизни не бывает. С другой стороны, думаю, моим физическим потребностям плевать, какого пола будет мой партнер. Так что стояк — это более чем нормальная реакция организма. Странно то, что мне это приснилось. В плане, неужели в моей жизни было недостаточно девушек, чтобы пихать в мои ночные фантазии парня, которого я едва знаю? Господи, блять, что со мной не так? Или дело в том, что Мэтт оказался единственным за очень долгое время, кто заинтересовал меня? Не как парень, разумеется, а как личность. После первого знакомства я не мог говорить наверняка, теперь же я с полной уверенностью могу заявить, что у Мэтта Беллами в голове происходят термоядерные взрывы, хоть с виду он не представляет из себя ничего интересного. Я уверен, что этот человек талантлив не только в игре на рояле, но и в куче других вещей. Жалко то, что обычно такие люди остаются не принятыми миром, жизнь не жалеет их, и они часто сдаются под гнетом обстоятельств. А еще такие люди обычно имеют проблемы с наркотиками или алкоголем. Может, и Мэтта это коснулось? Хотя как можно говорить про вредные привычки у человека, который прошлым вечером пил растворимую гадость, потому что так полезнее? Нет, серьезно, пытаясь понять его, можно самому сойти с ума. И вот об этом, блять, я думаю во время дрочки. Кончив, я с шумом выдохнул весь воздух из легких. Пару минут я ничего не делал, отходя от волны наслаждения и восстанавливая дыхание. Затем я потянулся к тумбе за салфетками. Вытерев с руки сперму, я метко запустил бумажный комок в урну, что стояла в углу, и, не сумев побороть негу мягкой кровати, решил полежать еще чуть-чуть. Кстати, по содержимому прикроватных тумб о человеке можно сказать очень многое. Например, у меня в тумбе лежит 64 провода от зарядных, что логично, ведь я постоянно в телефоне или ноутбуке, куча таблеток, потому что врачей я стараюсь избегать, беруши, сигареты и зажигалка — на случай чп, пачка бумажных и влажных салфеток, так как отсутствие постоянного партнера порой дает о себе знать. Жалко, что у Мэтта нет такой тумбы: было бы очень занимательно изучить ее содержимое. Провалявшись под теплым одеялом еще минут 15, я все-таки нашел в себе силы встать. Оделся, открыл окно, заправил кровать, с грустью глянул на кусочки черного винила, которые я так и не убрал со стола, и покинул спальную, которая, если не брать с собой гаджеты, оказалась отличным укромным местом. В гостиной Мэтта не было, он сидел на кухне с чашкой чая и что-то писал или рисовал в своем блокноте. Он был в наушниках, поэтому даже не заметил моего присутствия, когда я зашел, чтобы пожелать ему доброго утра, хотя оно было весьма хреновое. Следующим моим пунктом назначения была ванная. По пути я подхватил свой мобильный, который недовольно пищал о разряженной батарее. Взглянув на себя в зеркало, я ужаснулся. Мое лицо было мятым, как вещи из чемоданов. Неужели нехватка сна и самокопание на мне так отражаются? А что будет к тридцати годам? Недолго выбирая между душем и ванной — скоростью и удовольствием — я открыл кран с горячей водой, натянул на свой гипс чехол, взял телефон и залез в воду. Лежать в горячей ванне под рандомную музыку и отмокать. Прекрасное чувство. Музыка постоянно прерывалась приходящими оповещениями, поэтому я заблокировал к чертям всякие воттсапы и фейсбуки. Спасибо рандому, веселая песня Депеш Мод сменилась Радиобашкой. Это как после медитации и сеанса успокоения выпить энергетиков и ебануться головой о стенку. Не знаю, сколько времени я так пролежал, но когда всю ванну заполонило паром и дышать стало трудно, я все же решил, что пора вылазить. Умывшись, приведя в голову в порядок, я открыл дверь и чуть не сдох от испуга и неожиданности. — Блять! — Мэтт стоял под самой дверью, видимо, хотел воспользоваться ванной, и в самый неподходящий момент я собрался выйти, в результате заехал дверью ему по плечу. — И тебе доброе утро, — сказал он, вынимая из ушей наушники. — Извини, блин. Я видел тебя на кухне и не хотел беспокоить. Наверное, стоило предупредить тебя, что ванна будет занята. Я… — мне было так неловко. Я ведь мог попасть не по плечу, а по лицу. — Я просто привык, что дома только я. — Ерунда, — отмахнулся Мэтт, а затем, завидев моей руке телефон, нахмурился. — Что? — я спросил, когда меня одарили взглядом типа «он точно в себе?». — Ты, — серьезно начал он, — ты принимаешь ванны под Радиобашку? Мне вызвать скорую? Волна облегчения и смеха накатила на меня. Вероятно, он заметил виджет с плейлистом. — А, — выдохнул я, — это все рандом. Всегда так, черт его побери. Не любишь Радиохэд? — Ну, — он почесал затылок, — слушаю иногда. Когда есть желание напиться и впасть в уныние. — Ясно все с тобой, — я, наконец, ушел с прохода, давая Мэттью зайти в ванную. Я пошел на кухню, смеясь себе под нос. Реакция Мэтта на Радиохэд еще долго будет веселить меня. У всех почему-то эта группа ассоциируется с депрессией и унынием, хотя я довольно часто слушаю ее, будучи в хорошем расположении духа. Наверное, я слишком много раз за свою жизнь блокировал чувства потяжелее обычной грусти, поэтому парочкой грустных песен и голосом Йорка меня сложно заставить реветь. Но это совсем не означает, что я и вовсе не чувствую настроения музыки. Просто когда я понимаю, что сейчас накатит волна эмоций, я абстрагируюсь от данного трека и сосредотачиваю мысли на другом. Очень помогает, на самом деле. Заварив чашку чая и залив кипяток в кашу быстрого приготовления, я уселся на тумбу и собирался уткнуться в телефон, как вдруг заметил на подоконнике посторонний объект. Между декоративной безделушкой и салфетницей красовался толстый черный блокнот на хлястике в твердом переплете, листов там было как минимум двести. Именно в этот блокнот Мэтт что-то записывал. Любопытство разыгралось. Я знал, что меня никто не видит, а, если Беллами выйдет из комнаты, то он как минимум сначала щелкнет замком, и я успею все вернуть на свое место. В крайнем случае я могу сказать, что случайно задел блокнот и уронил. Моя рука автоматически потянулась за ним, но в последний момент я нашел в себе силы одернуть ее и отвести взгляд от злополучного предмета. «Это грязно» — говорил я сам себе. Конечно, я не был из тех, кто ежесекундно блюдет правила приличия, но хуже любопытства может быть только чувство, когда ты порылся в чужой жизни. Скорее всего, это было что-то вроде его дневника, хотя меня позабавила мысль о том, что Мэттью ведет дневник. Но это чувство, когда человек с тобой общается как ни в чем не бывало, а ты в этот момент анализируешь его сокровенные мысли, которые он записал лично для себя, это чувство просто отвратительно, и я честно не горел желанием его ощутить. Будет подходящий момент, поинтересуюсь блокнотом, сейчас же я должен позавтракать и посмотреть, чего мне там понаписывал народ за последние сутки. Оставшуюся часть дня мы с Мэттом почти не виделись. Я не заметил, как он ушел и как вернулся, ибо провел день за компьютером. Почта просто разрывалась. Всякий спам, рекламные рассылки, какие-то старые предложения — господи, я работник журнала или какая-то там напыщенная селебрити, что моя почта забита подобным дерьмом? Как минимум час у меня ушел на сортировку сообщений и контактов. Иногда мне кажется, что лучше уж работать шахтером: в земле до тебя не сможет докопаться такое количество людей. Я не понимаю, зачем мы держим столько работников в офисе, если реально работают лишь единицы, а остальные только массовка в большом помещении, аренда которого также в последнее время стала огромным геморроем, свалившимся на мою голову. Часть офиса принадлежит нам, часть мы арендуем, и за последние месяцы цены на аренду стали выдвигаться заоблачные, словно мы снимаем домик на луне. Моррисон, конечно, был недоволен, но помимо раздачи указов направо-налево и показушности он ничего не умел, поэтому на меня ложилась работа не только низших должностей, но и высших. Круто. Может, стоит подумать о собственном журнале? Меньше затрат и нервотрепки, а результат тот же. Ха. Вкратце, воскресенье прошло изумительно рутинно.***
С того момента как я пригласил Мэтта жить у себя, прошло около полутора месяца и ничего особо не изменилось. Я все так же разгребал кучи дерьма на работе, а на оставшееся время проводил вечера у Джейн или беседовал на разные темы с Мэттом. Три важные вещи: первая — я снял чертов гипс; вторая — мы с Беллами стали хорошо общаться (кстати, один раз разговор все-таки зашел о том случае с поцелуем, но мы быстро отошли от него, обмениваясь робким «извини за это»), пару раз вместе выбирались в город, я даже телевизор начал по вечерам смотреть с ним за компанию; третья — с Джейн я тоже сблизился. Не скажу, что мы с ней стали не разлей вода, но меня перестали бесить ее забота и учения о жизни, а она стала поменьше читать мне нотации. Кстати, именно Мэтт стал причиной налаживания отношений с сестрой. Как-то мы с ним болтали о семье и он сказал, что у него кроме мамы, с которой отношения не очень, никого нет. Последующие его рассказы о том, что родные — это круто, что за такого человека, который будет переживать за тебя всей душой и в любой обстановке называть тебя глупыми именами типа «Домми», он отдал бы многое. И мне даже стало стыдно, потому что Джейн ради меня на многое готова, а я большую часть своей жизни отворачивался или стыдился ее. Что за разногласия у Мэтта с мамой, он толком не объяснил, но старался по минимуму затрагивать эту тему, я же не стал лезть не в свое дело. В общем, с появлением в моей квартире Мэтта Беллами моя жизнь по наклонной катится в пропасть сантиментов и нормальности. Мы с Беллами хорошо общаемся, хоть я чувствую, что до стадии «близких друзей» нам еще далеко. Мы много разговариваем, изредка выпиваем вместе, подшучиваем друг над другом, словно старые общажные друзья, но в отличие от старых добрых друзей, мы максимально избегаем физического контакта друг с другом, словно от нашего соприкосновения мы погибнем. Хотя иногда случались неловкие моменты, когда, например, мы сталкивались в дверях или во время просмотра телевизора я пару раз засыпал под программы про космос, а просыпался у Мэтта на плече. За такие моменты мне особенно стыдно, потому что я знаю, что в какой-то мере нравлюсь Мэтту, а он в какой-то мере симпатизирует мне. И испытывать наше терпение не хотелось бы. Нет, я не в трескался в Беллами, но будем честны: он талантливый, красивый и абсолютно непредсказуемый. Его настроение и точка зрения меняется чаще, чем погода в Лондоне, поэтому спорить с ним бывает трудно: в какой-то момент он начинает доказывать тебе твою же точку зрения. Я до сих пор не нашел подходящего случая поинтересоваться блокнотом, но судя по тому, как незаметно Мэтт старается в нем писать, он не горит желанием делиться этой информацией. За что природа наградила человека таким любопытством? Я не раз засыпал, размышляя, о чем Беллами пишет и что он рисует. Может, он вообще там записывает слова для песен или сочиняет мелодии? Черт, от этого мой интерес становится лишь сильней. Кстати, я на Мэтта тоже повлиял. Для начала, я отучил его пить растворимый кофе, а это уже достижение. А еще я как-то ляпнул про то, что в детстве учился рисовать и потом посещал дизайнерские курсы, и Мэттью загорелся идеей того, что я просто обязан показать ему свои умения. Я, конечно же, расхохотался и отмахнулся, потому что сам не помню последний раз, когда я брал в руки бумагу и карандаш, но, походу, Беллами так этого не оставит. Еще стоит сказать, что больше мне не снились сны подобные тому. Но меня стала забавлять другая вещь. Я, как 12-летний дурачок, улыбался при мысли о том, что Мэтт тоже втихаря дрочит у меня дома. Посудите: молодой парень, девушки нет, ибо при ее наличии он не жил бы у меня, в конце концов, не импотент же он. Однажды я был не очень трезв и, ложась спать, представил себе, как ночью Мэтт стягивает белье, начинает дрочить, при этом кусая губы и тяжело дыша, и, скажу честно, от этого я сам возбудился. Да, мне 27 лет, да, у меня серьезная рабочая должность, и да, я забиваю себе голову подобным бредом. Я адекватный. Наверное. Меня веселит мысль о нашем с Мэттом романе. Я даже иногда представляю себе, каково это. Одна моя часть не против позабавиться с отношениями, а другая, которую еще можно назвать мои здравым смыслом, кричит в ужасе. Но я стал чаще отставлять здравый смысл на задний план, позволяя глупостям и непостоянству брать надо мной контроль, и, честно говоря, об этом еще ни разу не пожалел. Пятница. Пятое декабря, а холодно, как в пустыне ночью. Рабочие дни тянутся ужасно долго. Меня непрерывно клонит в сон. Я абсолютно не соображаю, что я делаю. Слава богу, что пока что нет суматохи и меня мало кто дергает. Я готов разлечься прямо на столе. Собственно, я уже почти так сделал, когда услышал громкие шаги и противный голос, который трудно перепутать с чьим-то другим. Я вмиг выпрямился и сделал рабочий вид, хотя работать было не над чем. — Добрый день, — бодро поприветствовал я начальника, вошедшего в мой кабинет. — Здравствуй, Доминик, — его голос был противнее скрежета вилкой по тарелке. Примерно полчаса он выносил мне мозг бессмысленным водопадом слов, я, слушая, параллельно представлял себе, как накручиваю его кишки на люстру или выцарапываю гвоздем хуи на его машине. — Все в порядке? — спросил он. — Выглядишь не лучшим образом, — кто бы говорил, блять. — Да, я просто… — Ты не заболел? — я хотел было ответить, но мой громкий чих сказал все за меня. — Давай ты возьмешь больничный, — боже правый, сначала строишь из себя заботливого шефа, а потом будешь лишать премии или вычитать из зарплаты за пропуски. Он так уже делал не раз. — Нет-нет, что вы? Просто тут душно, да и я как-то сегодня не с той ноги встал, — не с той ноги я тебе когда-нибудь в рожу дам. — Ну смотри, как знаешь, — Моррисон уже собирался покинуть мой кабинет, как вдруг остановился и зачитал речь о том, как ему важно здоровье его работников. Смех в зале. Неужели его не тошнит при виде в зеркало? Если он вообще в него смотрится. Наконец, изнасиловав мой слух и нервную систему, он свалил. Боже, разве он сам не понимает, насколько он никчемный? Да, как начальник, он имеет над нами власть, может рвать и метать, увольнять кого попало. Но как человек, это воплощение всего отвратительного на земле. Если раньше я его хоть как-то выносил, то за последний месяц я просто люто и откровенно ненавижу его. Хотя с виду я никак не поменялся. Я уже собирал вещи, когда в кабинет проскользнула Кейт. — Будешь праздновать? — ухмыляясь, спросила она. — Что? — спросил я, накидывая на себя пальто. — Кейт, хватит вваливаться ко мне, как к себе домой! Я могу быть занят важными делами. А могу вообще тут голым стоять, мой кабинет, в конце-то концов! — о последнем сказанном я пожалел. — М-м-м, так вот они какие — важные дела начальства. Что ж, надо почаще вваливаться к тебе. Вдруг, — она окинула меня взглядом так, чтобы я это не просто заметил, а почувствовал, и мне аж стало неловко, потому что я предполагал многое, что могут думать обо мне другие работники, но никак не это, — застану как-нибудь. — Так что ты там хотела? — Ах, да, я хотела узнать, когда ты перестанешь строить из себя скромнягу, забывающего про свой день рождения, и хоть раз позовешь меня на празднование. — Бля-я-ять, — я закрыл лицо руками. — Только этого не хватало, — я реально забыл про день рождения. Меня самого это, конечно же, вообще не волнует, зато все вокруг уверены, что я просто обожаю праздновать этот день. — Я забыл. И не хочу вспоминать. Кейт, если хочешь сделать мне подарок, то, пожалуйста, замолчи и никому не напоминай про это. Я не хочу с утра получить целое коллекционное собрание картинок и льстивых поздравлений. — Ой-ой-ой, — она закатила глаза, — какие мы все угрюмые. Войдя домой и сняв одежду, я подумывал заварить чаю или кофе и посидеть в интернете, но на полпути к кухне, голова закружилась и я на секунду присел на диван. Бывает такое иногда, что от резких движений голова может немножко заплыть, и лучше просто притормозить на секундочку. Когда в глазах картинка стала четче, я все-таки добрался до коробки с чаем, о котором я мечтал последний час. Я включил чайник, но не стал дожидаться, пока он закипит, потому что было пиздец как холодно. Уткнувшись в телефон, я расположился на диване и накрылся пледом, который я специально притащил, чтобы в качестве подушки использовать его, а не чье-то плечо. Последнее, что я помню, — я смотрел какие-то видео на ютубе.***
Запах травяного чая, приглушенный свет, убаюкивающие звуки диктора и еще какой-то шаркающий звук. Я громко вздохнул и вытянул шею. — С добрым утром, — поприветствовал меня расплывчатый силуэт, громко перелистнув страницу. Я сфокусировал зрение и попытался осознать, что я и где я. Мне было хреново. Очень хреново. Походу, я заснул и очень крепко, так как давно у меня спина так не ныла. Свет был включен в прихожей так, чтобы было светло, но не раздражало глаза. Мэтт, закинув ноги на диван, попивал чай и что-то калякал в своем блокноте, слушая включенную для фона программу про самолеты. Тут я обнаружил, что во сне я закинул на его ноги свои, но ему, видимо, это не сильно мешало. — Который час? — я подтянул свои конечности к себе. — Э-э, погоди-ка, — он дотянулся до телефона, — половина третьего ночи. Блин, ты капец сурок, я не думаю, что ты проснешься, если под твоим окном что-то взорвут. Ты… — Половина третьего? — перебил я его. — Чего ты спать не идешь? — Мэтт лишь поднял бровь. — Черт! — я чувствовал себя дебилом, ибо ответ было очевиден: а где ему спать-то? — Разбудил бы меня. — Ну, я не очень-то и хочу спать. Да и к тому же, Доминик, я тут шумел чем только мог, даже на ногу раза два тебе сел. Случайно, конечно, но тебя и это не проняло. И как прикажешь тебя будить тогда? — Что-то меня сегодня клинит, — я хотел приподняться, но в глазах снова помутнело, и я вернулся в прежнее положение. — Чего холодно-то так? — вроде, я был в одежде и под пледом, но по телу то и дело пробегали мурашки от прохлады. Я глянул на Мэтта: он сидел в гольфе, и судя по цвету его лица, он бы предпочел сейчас температуру пониже. — Мгм, — он пожал плечами, — не знаю. Мне наоборот жарко. А ты не заболел? Видок у тебя хреновее обычного. — Спасибо, — прямолинейность его конек. — А ну, дай-ка, — он протянул руку и коснулся моего лба. Бр-р-р, ненавижу, когда люди так делают. Ненавижу, когда кто-то прикасается к моему лицу, тем самым нарушая все границы личного пространства. Руки Беллами были ледяными, словно последний час он без перчаток лепил снеговика. — Ты холодный. — А у тебя температура. — Я не верю, что по касанию руки можно определить температуру, — сквозь зевок возразил я. — Ну, — Мэттью отложил свой дневник, — тогда где у тебя градусник? Новая сторона Мэтта Беллами — заботливость. Ну, или я действительно настолько паршиво выгляжу, что люди бегают мне за градусником, заваривают чай и подают подушку. — Тридцать восемь и семь, чертов иатрофоб, попробуй только тут окочуриться, — что ж, в словах его заботы было не много. — Может, это из-за того, что я под пледом все это время? — Мэтт помотал головой. — Это никак не влияет. Ладно, наверное, то, как хреново я себя чувствую, это не только из-за недосыпа. В последующие десять минут в меня впихнули штук пятнадцать различных таблеток, о наличии которых я даже не знал. Очень хотелось в туалет и лечь в кровать, но нагретое место и удобная поза не хотели меня отпускать. Мы вернулись к прежним занятиям: Мэтт расположился на диване, позволяя моим ногам залазить на его, и вернулся к записям, а я пытался слушать передачу, но, скорее, спал с открытыми глазами. — Можно поинтересоваться? — спросил я, отхлебнув горячую жидкость. — М-м-м? — Беллами даже глаз не оторвал, но сделал свой вид еще более внимательным. — Что ты там пишешь? — этот вопрос заставил его оторваться и взглянуть на меня. — Ну, — он пожал плечами, — всякое. Какие-то важные события или просто мысли, которые могут мне сослужить потом. — Это типа дневника? — Слишком пафосное слово «дневник», но да, суть примерно та же. Что? — он поднял бровь, когда я усмехнулся. — Да так. Просто впервые встречаю человека, который реально ведет дневник. — Ну, знаешь, — серьезно начал Мэтт, прикрыв свои рукописи, — это очень полезное занятие. Я помечаю там важные мысли или какие-то идеи, потому что голова у меня дырявая и забыть вещи я могу в два счета. Еще это очень хорошо ставит лексику, если так можно выразиться, ибо грамотно записать обдуманное надо еще научиться. Нет, я не пишу там: «Дорогой дневник, сегодня я встретила мальчика из параллельного класса», — если ты об этом, — с упреком добавил он, когда моя усмешка расплылась в полноценную улыбку. Я хотел отшутиться в ответ, но меня перебил кашель. — Так все, не устраивай тут инфекционку. Получив «легкий» намек на то, что мне пора убираться с дивана, я сходил умылся (и чуть не грохнулся на кафель, так как голова кружилась, как шар для диско) и пошел спать к себе в спальню. Мэтт напоследок всучил мне горстку таблеток и стакан теплой воды. А еще он попросил не закрывать дверь на ночь — на случай, если мне станет хуже. Какая забота. Я согласился не закрывать дверь, хотя это было весьма рисково, потому что, как показывает практика, я во сне и говорю, и двигаюсь много — мало ли что выкинет мое сознание ночью. Я хотел было сказать, что после такого сна я могу не спать неделю, но буквально на второй минуте, проведенной на мягком матрасе и под теплым одеялом, я был готов снова впасть в спячку.