Швед, который смог

      — Рикки, стой! – Юнатан догнал его уже на выходе из отеля. – Эм, ты прости меня. Я идиот – мне, правда, нужна твоя помощь, – блондин взглянул на него своим самым жалобным взглядом, а потом и вовсе опустил глаза в пол.       — Что с тобой произошло? Или он все-таки соизволил с тобой поговорить? – Рикки слишком любил своего друга, чтобы разыгрывать сцену обиженной принцессы.       — Что? О ком ты? – Юнатан не понял, про кого он говорил. С ним действительно побеседовали, но не тот человек, о котором думал его друг. – Ты готов разнести Федерацию, мой суперадвокат?       — Пф, что они против меня? Веди! – и они с Юнатаном двинулись в сторону лифта, чтобы дать настоящий бой.       Даже грозная Федерация сборной Швеции во главе Гунде Сваном не смогла выстоять против Патрика Маллоу. В ход пошли все аргументы: отсутствие толерантности и угроза иска, но главным было «мы уйдем, но не рыдать дома в подушку, а в сборную звездно-полосатых». Патрик просчитал, что если чиновники еще готовы смириться с тем фактом, что теряют молодую звезду лыжных гонок, то с перспективой его перехода в другую сборную, а следовательно, возможностью получить грозного соперника, они не были готовы согласиться. Да и шведские болельщики не простили бы им, если бы некогда их парень, которого они выгнали из сборной «за право быть тем, кем он есть», как сказал Патрик, теперь добывает медали для других. Сам Юнатан не задумывался о переходе в сборную второй своей родины, но Патрик быстро убедил его в необходимости загнать их в угол. К концу словесных баталий Юнатан боялся за шведскую делегацию и здоровье Гунде Свана.       — Фух, какие они упрямые! Час назад было понятно, что у них нет шансов, так еще ломались, – Рикки на самом деле был вымотан, когда Федерация сказала свое «да». Он смог спокойно выдохнуть, все-таки, на нем была ответственность за Юнатана.       — Ты их просто втоптал в землю, – Юнатан улыбался от уха до уха, только сейчас поняв, что хотел остаться частью этого мира. – Спасибо! – он благодарно улыбнулся ему и обнял своего защитника.       — Эй, парень, а нас обнять? – в комнату вслед за Эмилем появились ребята из сборной, которые сразу же окружили его.       — Бессовестный! - Лотта сразу пошла в наступление. – Никогда больше не попадай в такие истории! Мы переживали за тебя, - тут же смягчилась она, обнимая его, словно мишку.       — Прости, – против его улыбки невозможно было устоять. – Я так рад снова быть с вами, ребята! – он был абсолютно искренен: что бы ни творилось с его личной жизнью, он не имел права бросать тех, кто стал ему друзьями, когда им так нужен.       — И мы! – сборная Швеции, определенно, могла выступать в синхронном виде спорта. Даже Патрик не смог избежать «щенячих объятий», который в какой-то оказавшись в самом эпицентре радости команды. Но на этом мучения Юнатана не закончились – ему необходимо было выдержать последний бой журналистами. Пресс-служба сборной была обязана дать официальные заявления по данной ситуации, дабы избежать слухов и домыслов.       — Почему вы скрывали свою ориентацию, господин Крунвалль? – он уже около часа находился под обстрелом корреспондентов вместе с членами Федерации и своим тренером.       — С чего вы взяли? – Юнатан мягко улыбнулся, хотя был готов опрокинуть стол и сбежать из зала. – Если бы кто-то у меня спросил, я бы ответил. А так… не считал нужным ходить с табличкой. Вы же не говорите всем, какое нижнее белье предпочитаете, ведь так? Кого это касается – тот узнает о нем, а для других это лишняя информация.       — Юнатан, США является для вас второй родиной. Вы рассматриваете перспективу перейти в сборную Штатов? – видимо, информация о переговорах по поводу перехода Юнатана не осталась за закрытыми дверями.       — Да, вы правы, обе страны для меня родные. У меня прекрасные отношения с ребятами из США, но я сейчас в сборной Швеции, я с ней на все сто процентов, – чиновники за столом в первый раз улыбнулись. – А дальше… кто знает, может, я женюсь и решу защищать цвета флага своего супруга? – Юнатан не удержался: хотелось сбросить градус напряжения.       — Я надеюсь, что в Швеции есть достойные парни, которые смогут удержать Юнатана здесь, – не удержался Рикард Грип.       — Или вам придется подстраховать парней и самому решить данную стратегическую задачу, – комментарий норвежского журналиста вызвал смех в зале.       — Это будет жертва во имя страны, – не остался в долгу тренер.       — Немного обидно, босс. Почему жертва-то? – искренне оскорбился Юнатан.       На такой позитивной ноте закончилась пресс-конференция и вместе с ней вся история, которая заставила понервничать не только членов сборной Швеции.       — А-ха-ха, ты слышал это?! – Петтер вытирал слезы. – Это прекрасно! – он давно был фанатом Юнатана, но теперь был почти готов признать это публично.       — Он неисправим, – Маркус лежал рядом с Петтером, на животе которого стоял планшет. – Он даже не дает нашей Федерации дух перевести, – его тоже подкупала харизма парня, хотя многие его поступки он не мог понять и принять.       — Правильно! Я ухожу, и кто-то должен держать их в тонусе, – Маркус возвел глаза к потолку. – А то расслабятся с отличником Калле и компанией.       — Это Эван? – Маркус уже несколько часов хотел задать этот вопрос. – Он с ним говорил?       — Нет, – устало выдохнул Петтер. – Как бы мне ни хотелось, чтобы это был мой тугодумный братец, но это не он. В это время я как раз с ним говорил, пытаясь достучаться до его здравого смысла, – пожаловался Нортуг.       — Ага, докричаться, скорее, – отметил Маркус, чем вызвал грозный взгляд злой лисы. – Ладно, ладно, – ему всё-таки хотелось жить: увидеть свадьбу дочери, внуков и так далее.       — Интересно, кто, если не Эван? – упс, зря Маркус спросил об этом. Он даже слышал, как начинал закипать мозг Петтера, который пытался понять, кто смог убедить Юнатана остаться.       — Слава богу, это закончилось, – Рикард Грип считал, что он слишком стар для таких переживаний. Давление со стороны Федерации его мало волновало, он готов был биться за члена своей команды до самого конца. Но то, с каким настроением приехал Юнатан из Штатов, буквально выбивало землю из-под его ног. Крунвалль был абсолютно апатичен ко всему происходящему и мог улететь на первом же самолете обратно. – У меня прибавилось седых волос от этого парня, – мужчина притянул к себе Калле и поцеловал в затылок. Рядом с ним он готов был переждать любую бурю, даже Гунде Свана с Федерацией и журналистами.       — Ага, – ответил Калле, не отрываясь от телефона.       — Что случилось? – Калле был не из тех, кто находится мыслями где-то далеко, когда на деле был рядом с тобой. Рикарда напрягло такое настроение парня.       — Ты же всё бы сделал, чтобы Юнатан остался в сборной, – будто сам с собой рассуждал Калле. – Почему? Потому что он перспективный лыжник и может принести золото Швеции? Или потому, что он нравится тебе?       — Конечно, он мне нравится, он хороший парень, – ой-ой, тренер, где твоя проницательность? Сейчас будет бо-бо. Видимо, Грип реально очень устал, иначе бы заметил, как напрягся Калле и как нехорошо сверкнули его глаза. – О чем ты вообще?       — О том, что Крунвалль нравится тебе настолько, что ты публично в этом признаешься! – тычок в грудь. – Ты! – еще один: Грип, соображай быстрее, иначе тебя изрешетят. – Человек, который не позволяет мне задержаться рядом с собой дольше дозволенного. А сегодня публично признаешься в… - Калле не хватило или слов закончить свою речь, или же эмоции переполнили. Он вскочил с кровати, направляясь к выходу.       — Халварссон! Что за бред ты несешь? – все-таки тренер начал соображать. – Калле? – он развернул злого парня к себе. На самом деле он не привык видеть его таким. Такой взрыв эмоций, злости, обращенный на кого-то другого, Рикард видел в первый раз. – Ты… ревнуешь? – он сам был в шоке от своей догадки.       — Нет, – твердо ответил Калле. И он был честен: это была не ревность, а зависть и доля безысходности. В последние месяцы, наблюдая за тем, как его друг счастлив с Петтером, практически не скрываясь ни от кого, он завидовал. Завидовал тому, что они могут смотреть, касаться друг друга без всяких оглядок. А тот факт, что Рикард Грип может открыто признаться в симпатии к кому-то другому, его добил. – Я… Ох, прости, – Калле не умел злиться на других, особенно на тех, кого любил. Он устало рухнул в объятья Рикарда, который обнял его, позволяя уткнуться себе в шею.       — Ты же все понимаешь, Калле, – он отстранил его от себя, заставив посмотреть на себя.       — А ты этим пользуешься, – устало улыбнулся Калле.       — Я хочу тебе дать все, но могу только себя, – он зарылся в густую шевелюру парня, которая была его пунктиком. – Это так мало, прости…       — Это очень много! Просто… – Калле снова устало оперся его плечо. – Нервный денек выдался, вот и взорвался, – милый Калле, всегда думающий больше о тех, кто рядом, чем о себе. Что он мог требовать от Рикарда? Тот отдавал всего себя, когда они были наедине – весь мир заключен для него в Калле. А то, что он не может его обнимать при всех – и ладно, это не делало их любовь слабее.       — Спасибо, что ты такой, – нежный поцелуй, которым он говорил «прости». Любовь бывает разная, а их чувство было надежной опорой для обоих, а не сумасшествием, которое сшибает с ног, то поднимая высоко вверх, то скидывая на самое дно.       — Что происходит? – Юнатан спокойно спал, никого не трогая, но тут его начали тормошить.       — Кто? – Петтер стоял на коленях у его кровати, направляя на Юнатана фонарь в телефоне.       — Ты совсем чокнулся? – швед пытался скрыться от слепящего света.       — Кто тебя убедил остаться? – продолжал свой допрос Петтер. – С кем ты говорил?       — Ты псих Петтер, – Юнатан, правда, начал сомневаться в психическом здоровье Нортуга. – Свали, умоляю!       — Я не могу уснуть! – Петтер бросил телефон и сел на кровать шведа. – Скажи-и-и мне-е-е!!!       — Отвали!       — Калле? Грипп? Тео? – перечислял Петтер.       — Нет, – Юнатан повернулся спиной к норвежскому психу.       — А кто? – Петтер перегнулся через него, пытаясь продолжить разговор.       — Никогда не догадаешься, – зевнул Юнатан. – Я сам был в шоке… – вымотавшийся швед уснул, а Петтер еще минут пять пытался разбудить его. Потом еще десять перебирал в уме всех возможных претендентов, а через пятнадцать уснул рядом с Крунваллем.       — Ты спать? – Рикки сидел в самолете рядом с Юнатаном, который сразу же принял удобную позу после того, как они взлетели, чтобы уснуть.       — Угу, вчера мне не дал поспать один норвежский псих, – пожаловался Крунвалль. – Мне искренне жаль Маркуса. Как он его терпит?       — Ваш король довольно забавный, – Рикки умел быстро оценивать людей. – Чего не скажешь о его младшем братце. Хорошо, что ему хватило мозгов с тобой поговорить, иначе бы я совсем в нем разочаровался, – Рикки улыбнулся проходящей мимо стюардессе.       — Это был не он, – просопел Юнатан, который практически уснул, восполняя прошлую ночь. Рикки хотел было устроить допрос с пристрастием прямо сейчас, а потом развернуть самолет, чтобы дать подзатыльник или пинок Эвану, но понял, что у него больше шансов разговорить Юнатана дома, поэтому всего лишь глубокомысленно хмыкнул. Прикрывая глаза, он откинулся в своем сидении, чтобы с комфортом провести этот длительный перелет, а через несколько секунд он почувствовал, как ему на плечо легла голова шведа, и он засопел ему в шею. Рикки поерзал, занимая удобное положение, чтобы Юнатану было комфортно.       Он только сейчас начал понимать, как скучал по нему.       Каждый из них перелетал океан и думал о своем: у каждого из них был свой разговор с Нортугом.       — О, Томас, привет! – Юнатан был немного удивлен, увидев в своем номере именно этого Нортуга. – Ты, прости, я немного занят… – он сделал виноватое лицо, кивая на свой чемодан.       — Я не отниму у тебя много времени, – Томас прошел вглубь номера и уселся на кровать рядом с раскрытым чемоданом. Юнатан даже растерялся на несколько секунд, не ожидая такого напора от Нортуга, именно этого Нортуга.       — Тебе не стоит этого делать, – Томас словно говорил сам собой или с чемоданом, ибо смотрел как раз на этот предмет, поэтому Юнатан не сразу понял, что это ему. – Не делай это ради Эвана, – он все-таки поднял глаза на Юнатана. – И ради себя.       — Томас… – Юнатан, правда, был растерян. Средний брат для всех был загадкой, а если не загадкой, то крайне забавным персонажем. Нортугом, которого все считали подкидышем, столь другим он был.       — Петтер думает, что знает его, но это не так, – он усмехнулся и покачал головой. – Он свалил из дома в поисках славы и шведов, когда Эван был совсем мелким. Эван рос и взрослел на моих глазах, и в отличие от Петтера, я вижу его таким, какой он есть, а не таким, каким он хочет казаться для него. И я видел, каким был Эван после вашей поездки – он влюблен, он первый раз был таким. И сейчас это никуда не делось: он отслеживает твои результаты, ищет тебя в протоколе, наблюдает за тобой, когда имеет такую возможность, – Томас не позволял себя перебивать, показывая жестами, что ему нужно договорить. – Проблема не в тебе, а в нем, в том, что этот мальчик взвалил на себя непосильную ношу – корону Петтера. Петтер всегда его любил и видел своим наследником – он объективно так же хорош, но для молодого парня это слишком большая ответственность. Вот он и боится разочаровать своего небожителя, ведь для Эвана Петтер им и является, – Томас посмотрел на шведа, надеясь увидеть в его глазах понимание.       — Это все слишком… – но Юнатану не дали договорить.       — Дай ему шанс, Юнатан. Он ему очень нужен, – Томас встал, направляясь к выходу. Он считал своим долгом рассказать об Эване, ибо тот бы не стал бы раскрываться, не сказал бы, как швед ему необходим. – И потом, ты круто целуешься, – улыбнулся Томас той хитрой улыбкой, какой улыбаются только Нортуги. Юнатан еще пару минут стоял в растерянности, пытаясь переварить все, что услышал, и тот факт, от кого он это услышал.       — Да твою мать, – он вылетел из комнаты, надеясь, что Рикки еще не уехал.       — Что-то не так? – Эвана начал напрягать пристальный взгляд парня, который сидел напротив.       — Да так, – Рикки, занявший место за одним столом с Эваном, отставил свою чашку с кофе. – Думаю.       — А нельзя думать в другом месте? – Эван начинал злиться: он оглядел почти пустой зал, в котором было много свободных столов. О Патрике Маллоу он знал со слов Юнатана – росли вместе, вечно вместе, настоящий друг. Но за то время, что он следил за ним, что-то не состыковывалось, и это можно было назвать интуицией. – Как минимум, это не очень вежливо, – оскалился младший Нортуг.       — Поперек горла не становится? – Рикки кивнул на тарелку. – Юнатан в шаге от того, чтобы уйти из лыж, а ты наслаждаешься обедом. У него всегда был паршивый вкус, – в отличие от молодого лыжника, тот держал себя в руках, сидя в расслабленной позе и наслаждаясь напитком.       — Паршивый, потому что никогда не выбирал тебя? – пробный удар наотмашь оказался нокаутирующим. Рикки дернулся, проливая кофе, а для Эвана это попадание оказалось небольшим шоком. Когда ревнивые догадки становятся реальностью, это выбивает из колеи.       — Не зря он тебя называет лисом – хитрый и с зубками, а с виду милашка, – Рикки быстро взял себя в руки, словно не минутой назад была раскрыта его самая страшная тайна, тайна длинною в жизнь. Рикки не помнил, когда полюбил Юнатана: для него это было само собой разумеющимся – любить открытого, искреннего, любящего Юнатана, который всегда был рядом. – И что? Ты знаешь мой маленький секретик, что дальше? Шантаж? – этот парень умел выбивать почву.       — Мне это не нужно. Я не имею отношения ни к нему, ни уж тем более к тебе. Шантаж? Думаю, что ты уже наказан – быть так близко к объекту своей любви и не иметь возможности открыто об этом говорить, – Эван долго носил в себе негатив, и ему нужен был выход.       — Возможно, – Рикки начинал нравится этот парень. – Но я хотя бы рядом, – он переправил мяч на территорию соперника, ожидая теперь его хода.       — Я не намерен пикироваться с тобой. Ты, вроде, должен помогать своему другу собирать чемодан, нет?       — Эван, если он сейчас соберет чемодан и уйдет, то ты не сможешь вернуть его…       — Потому что ты потом его не отпустишь? – ухмыльнулся Нортуг.       — Нет, дело не во мне или ком-то другом, а в самом Юнатане. Он не вернется потом, не вернется к тому, кто не стал его удерживать. Тот, кто любит…       — Тот, кто любит, не уходит, – Эвана начал раздражать этот разговор, и он встал, намереваясь покинуть своего собеседника. — Странный ты – радовался бы, а ты сидишь и уговариваешь меня.       — Потому что я хочу, чтобы он был счастлив. Жаль, конечно, выбрал он настоящего мелкого засранца, но ты делал его счастливым, – Рикки встал, заглядывая норвежцу в глаза. – Не будь настоящим мудлом, о'кей? – все-таки он оставил последнее слово за собой, уйдя, не дожидаясь ответа.