теплый свитер

полночи смеялся полночи плакал полночи ловил стрекоз я так испугался что ты исчезнешь и снова к тебе приполз @ананасова

Он не верил. Не хотел просто верить тогда, что его Марина — та самая, которую он до дрожи в коленях обожал, может вонзить в сердце нож. Со своей красивой мягкой улыбкой, подкрашенными глазами и кудряшками, которые он всегда любил перебирать. Егор действительно смотрел и не верил, когда она оправдывалась, когда Кисляк уговаривал его все забыть и простить, когда Димон советовал выкинуть из головы, а мама — двигаться дальше. Просто не получалось верить, думал что какой-то первоапрельский розыгрыш. Но Марина не просто предала и обманула, она сделала какой-то чертов аборт, да так просто, что уже и непонятно — а что она может выкинуть в следующий раз? Он тяжело вздыхал, когда она обнимала Смирнова, когда Костер толкал какие-то умные вещи, хотя сам остался у разбитого корыта с тем же Кисляком, когда Назаров разносил какие-то тупые сплетни в раздевалке. Егор все понимал, осознавал и даже принимал уже. Но верить в это не хотел. — Блять, — говорил он, глядя на выпавшие из книги фотографии, где они счастливы и довольны жизнью. — Тупой слепошарый дебил. Он не мог верить в это, даже когда Кисляк оттаскивал его от Смирного, во всю оравшего, как он развлекался с ней прошлой ночью, когда Даша звонила и орала что-то про вены, придурка и последнего урода, когда она сама сжимала ладони в кулаки, кутаясь в больничное покрывало — маленькая, беззащитная и все еще его. Не мог он в это поверить. — Ты же ее любишь, — как-то сказал Кисляк, застав его в раздевалке, склонившегося над раковиной. — Может вам просто все…обсудить? — Вот ты последний, кто может что-то мне советовать, понял? Он приносил ей цветы, провожал до дома, сам предложил все забыть, но все еще не мог поверить — а что они должны забыть? Ты же всегда была моей, скажи. Всегда моей и останешься. Когда она смотрела взволнованными глазами на его последний матч, потому что знала. Или чувствовала, кто их любящих женщин поймет? Когда его оперировали и приговаривали к вечному существованию лежа, — он все еще не мог поверить. — Теперь верю, — прошептал он, когда впервые смог встать на ноги, и пошел к ней — обнять, утереть слезы и просто поцеловать. Он поверил только в этот момент. Потому что она была рядом, потому что она заставила встать и пойти, потому что она пела ему по ночам, успокаивающе целуя в щеки. Поверил, а вспомнить во что именно…так и не смог. Наверно, это настоящая любовь, о которой в детстве говорилось в сказках?