теплый свитер

каково это — знать, что ты чей-то нательный шрам, сгусток памяти, вызывающий столько драм? против воли поставленное клеймо или метка. эпицентр любого взрыва — один твой взгляд. расскажи, тебе это льстит ? ты этому рад ? по ночам ты спокойно спишь ? просыпаешься редко ?

У Стрельцова с Макеевым не вражда давняя, а дружба — та, что за семью замками спрятана, глубоко в сердце, её бы на волю давно отпустить. Да сидит она очень прочно, как кленовый канадский сироп — обволакивает внутренности, да сладкой тягучестью отдает. Такая то дружба, невыносимо-восхитительная, от чего у Стрельцова глаза злостью наливаются, стоит только вспомнить. Он ведь не хотел ломать Серегу тогда. Не хотел, не желал ни стрункой своей души, но все получилось так: глупо, больно, со шрамами — у одного в душе, у другого под коленом. Услышал он тогда пару простых слов, что на языке до сих пор коверкаются: — Макс, все кончено. Я женюсь. Прими это как данность, и давай оставим все в прошлом. Стрельцов чисто физически не мог думать тогда. У него в голове набатом — месть.месть.месть. В Канаду летел ведь за ним, в клуб устроился, показатели себе чудом и восьмым потом поднимал. А тут раз — «я ж е н ю с ь, Макс, женюсь, понимаешь? оставь, забудь, отпусти. Не д е р ж и меня, Макс» А потом то, что? Невыносимая тяжесть и накатывающий отходняк — ну, отомстил, молодец какой. Дальше как жить будем? Одиночкой прожил все эти годы. Ну не смог найти такого, в каждом втором искал, невест перебирал, на кого-то рычал, что-то требовал, а его найти — не смог. — Мне Макеев в сборной нужен. Как данность говорит, ему ведь никто другой по сей день не нужен. Изгаляется, какие-то выебоны подростковые крутит, только чтобы заметил, только чтобы вспомнил, — не все плохо в той Канаде было, Серёг, не все. И счастье было, которые ты так быстро свернул. Жена теперь у него, сыновья, видите ли, счастлив он, до седьмого неба прыгает, все ввысь поднимается — и по карьере, и в жизни. А про Макса, у которого все наспех перемотано внутри, и думать не смеет, будто не было его никогда. Будто их не было. Про такую дружбу думает Стрельцов, — напиваясь где-то в Москве, тренируя королей, вытаскивая бедового Антипова, в котором себя узнает, из передряг. Думает, думает и еще раз думает. А потом, когда сил уже не остается, вспоминает. И годы незаметно летят, будто и не было ничего. А может и действительно? Не было…