Концерты на рояле по заявкам

*** Честно говоря, мешки под глазами можно было уже считать деталью внешности, а не досадным приобретением. Появление их оставалось для контрактора Сони такой же неразрешимой загадкой, как и то, как на свете выживают такие наивные дурочки, как Безариус. Вспомнив о последней, Винсент поморщился. Он уже успел позабыть, ради чего вообще завел с ней отношения, но продолжал их поддерживать. Двигал им своеобразный спортивный интерес с уклоном в садистскую сторону: испортить, использовать, выжечь душу, а в финале — выбросить ненужную куклу. Зачем так мучить? Глупый вопрос для него, но Винсент бы улыбнулся и все же ответил: «Ничего. Просто же нужно на ком-то отыграться.» Отыграться. Чтобы глупая девчонка перестала улыбаться так, будто все хорошо. Этот мир несправедлив, и Винсент знал это с детства. Им с братом пришлось пройти через многое, прежде чем обрести хоть какую-то почву под ногами. Потому, всякий раз, когда он видел очередного полного напыщенностью аристократа, который получил все блага жизни лишь за то, что родился в знатной семье, в душе Винсента вскипала злость, а рука тянулась увечить плюшевые игрушки. Сон все не шел, а размышления вызвали всплеск негативных чувств. Ножницы с педантичной аккуратностью лишали очередного кролика всех лишних, по мнению Найтрея, конечностей. Винсенту нравилось играть с болью. Получать ее, множить и отправлять в ответ. Было в этом нечто… закономерное, постоянное и черноте человеческой натуры соответствующее. Неизменно, куда не ступал, он привносил с собой мучение, словно кружась с ним в вихре безумного танца и отказываясь сменить партнера. Винсент привык к боли. Пусть другие тоже привыкнут к ней. *** Погода была до отвратительного чудесной. При таком раскладе прогулки с дамой сердца ему точно не избежать. Что и произошло — за порогом уже переминалась ожидающая его девушка. Винсент вздохнул и отправился навстречу неумолимой судьбе. Идти под руку, среди щебечущих птичек было подобно книжной картинке, а потому весьма мучительно. Но Винсент улыбался. Он всегда хорошо играл свою роль. — Прекрасная погода, не правда ли? — робко заметила девушка, чтобы хоть как-то прервать затянувшееся молчание. Винсент мысленно обругал себя. Не стоит выпадать из образа, отвлекаясь на мысли. Найтрей изящно приподнял бровь. — В самом деле? Все это время я любовался вами, мисс Ада, потому и не заметил очарования весеннего пейзажа. Девушка залилась смущенным румянцем. Винсент слегка прикрыл глаза. Скучно и предсказуемо, все женщины легко ведутся на красивые слова. Нестерпимо хотелось спать, но он замаскировал зевок под очаровательнейшую из улыбок. Увы, можно обмануть девушку, но никак не свой организм. Ноги заплетались от усталости и он споткнулся, почти упав, но в последний момент успел выставить перед собой ладони. Иногда Винсент сильно сомневался в том, что его внезапные «отключки» были причудами Цепи, а не собственного недосыпа. — Господин Винсент! Встревоженный голос. Да тебе плевать на самом деле. Все вы испорчены, прогнили до сердцевины… — Все в порядке, мисс Ада. Он поднялся, старательно отряхивая выходной костюм. Бросил взгляд на Безариус — та зачем-то шарила руками по земле. Э? — Вы обронили. Ох нет… Ада протягивала ему одну из жертв — плюшевого кролика с распоротым животом. Винсент почти чувствовал, как горит мозг, придумывая очередную ложь… собаки Дома Найтрей? Но вспоротое место выглядело слишком аккуратно и мало напоминало след от зубов… Девушка нежно улыбнулась. — Испытывать привязанность к своим детским игрушкам это очень мило, господин Винсент. Должно быть, вам было очень больно, раз вы решили поделиться этой болью со своим плюшевым другом. — Я не… — Можно зашить, — мягко добавила Ада и ее рука коснулась плеча блондина, — И он будет, как прежний. На лице Винсента застыла гримаса. Честно говоря, он хотел ударить ее. За то, что девчонка пытается пройти туда, куда доступ и ей, и даже брату закрыт. В закулисье его души, где живет бесконечный страх… собственного существования. Найтрей смерил ее долгим взглядом, сдерживаясь, чтобы не выпалить неприкрытую грубость. — Не лезьте… не в свое дело, моя дорогая Ада Безариус. Но Ада не откликнулась на резкость собеседника, не отвела глаз, пряча обиду. Она жила в своем, особенном ритме жизни, на первый взгляд — наивная, но на самом деле — замечающая не сами слова, а то, что стоит за ними. Она лишь слегка улыбнулась и одернула изобилующий рюшами рукав платья. — Господин Винсент, ведь все можно починить. И не только игрушки. — Её маленькие пальчики разгладили примятую ткань, вправили кусочек почти выпавшего плюша, — Я зашью и верну вам его через несколько дней. Мы должны помогать друг другу, ведь поодиночке очень трудно жить, а я чувствую, что вы одиноки. Не хочу, чтобы закрывались от меня. Хочу видеть вас настоящего. Разве можно покинуть человека, даже не попытавшись его понять? Слабая улыбка коснулась губ Найтрея, взгляд был ехидно-колючим. — Конечно… нет. *** Через несколько дней кролика ему вернули. Он неверящими глазами смотрел на него — глупая девчонка и впрямь это сделала. Ровные стежки пересекали живот кролика, собирая ткань воедино. Руки Винсента потянулись к ножницам, но затем он одернул себя. Этот кролик останется цел. Не потому, что Найтрею есть хоть какое-то дело до Безариус. Просто он будет чувствовать себя… невероятно глупо. Он знал, что боль сопровождает жизнь. Он не боялся причинять ее. Поэтому через неделю Винсент решился вернуть долг, повторив девчонке ее же слова: «Я хочу узнать вас настоящую». Того, что последовало дальше, он совсем не ожидал… Одно было ясно — Винсент Найтрей ходит во тьме, а Ада Безариус ступает по сияющей тропинке, сплетенной из солнечных нитей, источником которых служит её собственное сердце. Впервые он потянулся к свету, но этот свет для него тоже был болью — ослепляющей, режущей глаза. Винсент привык к боли. Винсент привык к боли. Винсент привык к б… Безариус Аде. ***