xXx
Луи звонит Зейну, потому что он делает так всегда, когда ситуация становится критической. Если, конечно, парень сам не по уши в дерьме. Тогда Луи звонит Найлу. К счастью, в этот раз с Маликом все в порядке. – Быть может, от меня сейчас было бы больше толку, если бы я лучше знал твоего бойфренда, – отвечает Зейн, когда Луи сообщает, что у него появились некоторые, как их окрестил Малик, «проблемы в раю» с Гарри. – Первое, я не уверен, мой ли он бойфренд, и… – Вы расстались? – спрашивает Зейн, обеспокоенный, осознавая, что это важный звонок, а не просто Луи, снова о чем-нибудь ноющий. Томлинсон усмехается. – Нет. Мы никогда не уточняли статус наших отношений. – Но вы встречаетесь. Мы с Перри тоже это не обсуждали. – Это потому, что вы вечно на одной волне. Жутко. Зейн хихикает, но не отвечает. – Так в чем проблема? Если только это не было всей твоей бедой. – Поверь мне, дела гораздо хуже. – Ох. Звучит отстойно, Лу. – Это на самом деле так, – вздыхает мужчина. – Ты должен пообещать мне, что не скажешь просто бросить его, потому что он так глубоко засел во мне, что я не смогу выкинуть его из своей жизни. Я влюблен в него и хочу, чтобы из этого что-то вышло. Я сбит с толку, и он рассказал мне кое-что, только усугубившее ситуацию. И мне нужно кому-то выговориться, – он проболтался о своих чувствах, но желания вернуть свои слова обратно нет. – О господи, – Зейн очень сочувствует Луи сегодня. – Он не хочет называть тебя «Папочка», да? Когда Перри однажды выдала нечто подобное, я сказал… – Фу, ужасно. Можешь хоть на секунду замолчать, м? – Ты ведешь себя как подросток. Вера Луи в то, что позвонить Зейну было хорошей идеей немного меркнет. – Да. Каждый раз, когда Найл рядом. А теперь ты заткнешься и дашь мне высказаться, или мне все же стоит обратиться к Хорану? – Иисусе. Выкладывай, пока от напряжения у тебя не лопнула артерия или не случилось что-нибудь столь же опасное. Луи вздыхает и стонет, и старается не заплакать, перекатываясь на другую сторону кровати. – Я никогда еще не чувствовал себя настолько опустошенным, прости. И я не знаю, что делать. Он сказал мне, что… – Томлинсон делает глубокий вдох. Кажется, в последние несколько дней только это и помогает ему не сойти с ума. – О боже. Лиам – его, блять, надсмотрщик. Пару секунд Зейн не произносит ни звука. – Понятия не имею, кто это, но звучит отнюдь не хорошо. – Он отбывает свой срок вне тюрьмы. Он чертов преступник, Зейн! – Луи накрывает ладонью лицо. – Я так заебался, боже мой. И в довершение всего, из всех, мать их, офицеров полиции, им должен был оказаться именно Лиам! – Да, но как ты узнал, что это Лиам? И как он узнал, что ты знаком с Пейном? Луи мотает головой из стороны в сторону, пытаясь придумать лучший способ все объяснить. – Как-то Лиам пришел, когда у меня был Гарри, и тот спрятался в другой комнате, – он решает не упоминать про кладовую, чтобы не расхохотаться. То, что Гарри так легко удается делать забавные вещи, несправедливо. – Потому он и не хотел встречаться с моими друзьями, в их число ведь входит Лиам Пейн, чертов надзирающий офицер. Я даже не знал, что он занимается таким дерьмом, я думал, он участвует во всяких полицейских погонях и прочей ерунде. У Малика вырывается легкий смешок, и Луи может с уверенностью сказать, что он качает головой. – Остынь, Лу. Знаю, ты бесишься, когда я говорю это. Но ты даже не знаешь, хотел ли он порвать с тобой, или вы в настоящих взрослых отношениях, а, может, он просто не для тебя. Томлинсон стонет и пару раз ударяет себя телефоном по голове, прежде чем вернуться к разговору. – Я не могу, Зейн. Моя дочь назвала его «папа». Я теряю от него голову, и все будет только хуже, если он уйдет. – Повтори? – Что именно? – Эмма назвала его «папа»? В том самом смысле? – кажется, Зейн удивлен даже больше, чем был в свое время Луи. – Он сказал ей сделать так? – Господи, нет. Он не садист. Она сказала это сама. Он был удивлен не меньше моего. – Это… – Малик вздыхает. – Это очень сложно, Луи. – Я знаю, но… – мужчина хочет изложить все предельно ясно, но ему все больше кажется, что он спятил. – Он один из приятнейших людей, что мне довелось встретить. Сам увидишь, когда познакомишься с ним. – Представить не можешь, как я этого хочу, чтобы посмотреть, стоит ли он всех проблем, через которые тебе приходится проходить ради него, – трудно найти такого друга как Зейн, способного на столь колоссальную поддержку. – Только, пожалуйста, не бей его. Он гораздо больше тебя. – Ладно, – посмеивается Зейн. – Сейчас тебе лучше поспать, м? Мы поговорим позже. Но, я думаю, тебе стоит хорошо подумать над этим. Возможно, обсудить это с Лиамом тоже не повредит. И, если он не навешает тебе лапшу на уши… – Зейн, – хныкает Луи. – Знаю, знаю, он кажется самым замечательным человеком на планете, но все же. Подумай над этим, – он молчит пару секунд и, когда Томлинсон не отвечает, продолжает: – Мне нужно идти. Пезза вернулась домой впервые за всю неделю, и уже поздно. – Хорошо, – он чувствует себя таким маленьким. – Доброй ночи. – Отдохни, Луи. Он не стоит твоих бессонных ночей. Томлинсон вешает трубку и бубнит: – Нет, как раз-таки стоит. Но все равно засыпает через десять минут.xXx
Когда Луи наконец заводит разговор с Гарри, все оборачивается неожиданно странно. Он находит нестандартное решение: решает подкараулить Стайлса у дома. Подкараулить – не совсем правильное определение, но мужчина не предупреждает о своем приходе, только скидывает ему Snapchat фасада его дома и спрашивает, можно ли войти. Гарри в ответ отправляет фото ног на кровати, предупреждая, что выглядит дерьмово. Луи отвечает фотографией его входной двери и говорит, что это невозможно ни при каких обстоятельствах. Томлинсон медлит пару минут, ожидая, пока Snapchat будет отправлен и доставлен, и затем стучит в дверь. Гарри открывает, одетый в поношенные штаны и белую футболку. Луи не было недостаточно долго, чтобы парень проспал недели напролет, но его волосы в абсолютном беспорядке, и он совсем не выглядит счастливейшим человеком в мире. – Привет, – пищит Томлинсон. Гарри вздыхает и улыбается. Он выглядит уютным и уставшим. – Привет. – Ты не выглядишь дерьмово, – выпаливает Луи. Он дурак и надеется, Стайлс уже это понял. С губ Гарри срывается смешок, будто он не до конца уверен в реальности Томлинсона, с порога выдающего именно эту фразу. – Ты не должен водить машину с таким плохим зрением, это опасно ведь. Забыл очки дома или как? – Заткнись, – хихикает Луи и легко толкает Гарри в плечо, но после не отступает назад. – Я могу войти? – Никогда не смог бы отказать тебе, – выражение лица Стайлса нежное. Луи думает, парень рад видеть его точно так же, как и он сам рад видеть Гарри. Мужчина кивает, входя. – Да, кажется, у меня та же проблема. – Нам стоит… эм, – Гарри выкручивает руки, стоя посреди собственной квартиры в полнейшей неловкости. Луи не может сообразить, о чем именно думает, не может согласовать слова с мыслями. Он не знает. – Как насчет душа? Стайлс кидает на него непонимающий взгляд. – Да, думаю, нам стоит… да. – Окей. Тогда хорошо, – произносит Луи. С минуту он стоит на месте, они с Гарри не спускают друг с друга взгляда, и затем решительно кивает и направляется к ванной. Стайлс бредет следом. Мужчина отрывает взгляд от раздевающегося парня, стараясь стянуть собственную одежду дрожащими пальцами. Спустя пару минут они все же начинают разговор, стоя под горячими струями воды. Луи настаивает на том, чтобы вымыть волосы Гарри, просьба сама срывается с губ. Становится проще, когда Стайлс закрывает глаза, выглядя таким умиротворенным и податливым под прикосновениями мужчины. – Я отреагировал слишком остро. Гарри гудит что-то, будто в согласие, но затем качает головой. Он не открывает рта, не желая, по-видимому, отведать мыла. – Я только… Ты не можешь поступать так со мной, Гарри. Знаю, мы не… ты не можешь просто… – он тянет парня под струи воды, чтобы смыть пену с волос, опускаясь с носков на пятки, предоставляя возможность воде сделать все за него. – Знаю, ты ничего мне не должен, но я… Гарри хватает Луи за запястье, делая шаг вперед, чтобы вода не застилала глаза. – И что же заставило тебя думать, что я тебе ничего не должен? Захват не силен; Томлинсон думает, парень таким образом старается сфокусироваться, что из-за прикосновений Луи довольно сложно. Во всяком случае, мужчина надеется, что это так. – В смысле, мы же не вместе, не так ли? Только мимолетный роман. Я – лишь тот, кто заполняет пустое место в твоей кровати, да? Гарри отпускает его руку. – Ты не… – Прости, – обрывает его Луи, не желая знать ответ. – Я хочу быть для тебя тем самым человеком. Тем, с кем ты будешь отрываться на выходных, пить и заниматься сексом, путешествовать, делать то, что твоей душе будет угодно, быть юным и сумасшедшим, но я не могу. Но я не могу дать тебе этого. – Я никогда тебя об этом не просил! – они оба вздрагивают. Луи никогда не слышал, чтобы Гарри говорил громче; никогда не слышал, чтобы он кричал. – Боже мой, – бурчит он, отдергивает шторку и выходит из душевой кабины, хватает полотенце и оборачивает вокруг бедер. – Я думал, мы поговорим по-взрослому, но, очевидно, я не единственный подросток в этой комнате. – Ты не давал мне причин думать иначе, – Томлинсон старается не повысить голос. Очень сильно старается. Он разрывается между тем, чтобы остаться в душе и выйти. Комната крохотная, и для него просто нет места, пока Гарри вытирается. Он определенно завел себя в трудную ситуацию. Стайлс выдыхает и трет ребрами ладоней глаза. – Черт побери, Луи, – полотенце соскальзывает на пол, и он начинает нервно натягивать одежду. Кожа парня все еще влажная, а с волос скатываются капли воды. – Прости, что не хочу выйти за тебя замуж, – произносит он, и Луи наконец выключает воду и тянется за полотенцем. – Господи Иисусе, но я думал, что моё желание быть в твоей жизни очевидно. – По-видимому, все не так уж очевидно для меня, – отвечает мужчина и чувствует себя слегка потерянно. – И поэтому ты не захотел знакомить меня со своей матерью? – Гарри все еще кричит. Луи хочет остановить его, но они уже зашли слишком далеко. – Потому что думал, я играю с тобой? Господи, Луи, я не могу, блять, поверить… – До недавнего времени ты не сказал мне ни слова о всем том багаже прошлого, так каково же черта я должен думать? – прерывает он Стайлса, пытаясь одеться, потому что он, очевидно, очень любит высказывать свои аргументы в самых неподходящих местах. – Я не хотел говорить тебе, потому что, знаешь, это не лучшая тема для разговора на первом свидании. Я боялся отпугнуть тебя, потому что мечтал, что ты останешься в моей жизни дольше, чем на пару недель, – он стонет, потерянный, и тянет себя за волосы. – Если бы ты был мимолетным романом, я бы не парился. Если бы ты был мимолетным романом, мне было бы плевать на тебя, но знаешь что? Мне не все равно. Я чертовски сильно беспокоюсь о тебе, и то, что ты можешь так говорить, – дерьмово, – он разворачивается и, уходя, хлопает дверью. Слова застревают у Луи в горле, и он думает, что испортил все больше, чем ожидалось. Намного больше. Ему следовало прислушаться к Зейну и подождать. Он натягивает футболку, вытирает волосы и с глухим стоном опирается спиной о стену, стараясь успокоиться и взять себя в руки. Если речь Гарри искренна, он не прав, но не знает, как это исправить. Мужчина знает только, что уход ничего не изменит, но он не хочет подливать масла в огонь, снова поднимая эту тему. Луи прислоняется лбом к стене и хныкает, пытаясь не плакать. – Какой, блять,еблан, – бормочет он сам себе. Его тянет позвонить Зейну, но знает, что тот его осудит. Единственный вариант – выйти и встретиться лицо к лицу с тем, что уготовлено. Гарри меряет шагами кухню и трет ладонями глаза, будто вытирая слезы. У Томлинсона спирает в груди. Он часто портит все своей импульсивностью. Он опирается на дверной косяк, наблюдая и думая, что бы сказать, если вообще стоит открывать рот. Когда Гарри замечает его, он немного пугается. – Я, эм… – он вытирает глаза. – Я делал чай. Будешь? Луи прочищает горло. Кажется, будто он не произносил ни слова несколько лет. – Да, было бы неплохо. Стайлс моргает несколько раз и, кажется, хочет сказать что-то, но отворачивается и открывает один из шкафчиков, чтобы достать коробочку чая. Луи следует взглядом за его движениями. Он чувствует себя уставшим, словно крик Гарри лишил его всяких жизненных сил. Так и было, возможно. Мужчина все еще раздумывает над тем, что сказать, когда Гарри произносит: – Слушай, – его голос звучит хрипло. Луи рад, что парень уже не кричит. – Я понял, – Стайлс опускает руки и опирается на угол столешницы. Он не поднимает взгляда. – Прости, что я довел тебя до этого, Луи. Но… – он снова трет глаза, тихо шмыгая носом. – Но ты не можешь так просто списать меня со счетов. Я бы понял, если бы я действительно… ну, ты знаешь. Но это только твои беспочвенные опасения. Я молод, да, но это не значит, что я хочу шляться по вечеринкам и прочего дерьма в этом роде, или что ты там еще придумал. И ты не старый зануда только потому, что у тебя ребенок и сложное прошлое. Мы смогли бы пройти через это, и я был в силах… Блять, Луи. Я был в силах изменить свою жизнь ради тебя, если бы ты не был таким ебанным мудаком. Луи… Луи потерялся в словах, не до конца осознавая, что Стайлс имеет в виду. – А теперь ты не в силах? Гарри вытирает нос, прочищает горло. Он наконец смотрит на Луи. – Конечно же, в силах. Только в этот раз мне нужно, чтобы ты знал. – Да. Да, я знаю. Прости… Последние мои серьезные отношения были с людьми, которые не собирались задерживаться со мной надолго и не воспринимали меня как постоянного партнера. Я думал, что… Я не хотел, чтобы то же самое произошло с нами, но, кажется, в своей голове уже решил, что ты – как они. Гарри делает шаг к нему навстречу. – Тогда, – вздыхает он и еще более сокращает дистанцию, – не позволяй большей своей глупой головушке вставать у нас на пути, – парень закусывает губу и протягивает руку, касаясь ладонью груди Томлинсона, с левой стороны, прямо над сердцем. – Просто… слушай свое сердце. – Твоя речь изобилует романтическими клише, – произносит Луи, когда вспоминает, как дышать. – Значит ли это, что ты не прочь пообниматься и посмотреть стереотипную мелодраму? – отвечает Гарри. Они вернулись в привычное русло. Разговор еще далек от завершения, и им все еще нужно обговорить сотни моментов, но Луи думает, что, если Гарри предлагает ему объятия и сделать чай, все остальное может подождать. – И мечтать не могу о чем-то ином, – отзывается мужчина.