С чем покончено, к тому не возвращайся

Бой вышел выматывающим — точнее, практически ежедневный спарринг. Ему приходилось поддерживать отличную физическую форму, выплёскивать накапливающиеся негативные эмоции и сбрасывать напряжение с помощью нескончаемых тренировок, больше похожих на реальный бой. Его соперниками обычно выступали друзья и товарищи, его Хранители — Хранители его семьи во всех смыслах этого слова. Но предпочтение Тсунаёши обычно отдавал нестандартным «урокам» совместно с Реборном: тот наставлял его, делился советами, показывал новые приёмы, играл, как говорится, не по правилам, находя слабые точки и нанося по ним болезненные удары. И всегда оставался совершенно равнодушным и непробиваемым, словно каменная глыба, при этом умудряясь рассказывать о поставке оружия, распространении наркотиков, новинках в области науки и военной техники и одновременно отчитываться по поводу выполненной миссии. Реборн был незаменимым и необходимым звеном цепи под названием «Вонгола». Но сегодня Тсунаёши схватывался с Ямамото, недавно вернувшимся со своего недельного задания в Японии; тот выглядел измотанным и уставшим, однако его отточенные движения были твёрдыми и просчитанными, а взгляд грозен и угрожающ. Тсунаёши догадывался: отношения с оставшимся на родине отцом портились с каждым годом, семейные встречи становились реже (именно по этой причине Ямамото вызвался раньше, чем успели назвать имя человека, который был обязан отправиться в Японию по важному делу), и они приносили неизгладимую печаль и боль. Его плечи и спина были напряжены, он по-прежнему крепко держал руками боккэн, будто готовясь нанести очередной неуловимый удар. — Честно признаться, я немного устал, — признался Ямамото, беззаботно усмехнувшись и вытирая тыльной стороной ладони невысохшую струйку крови под нижней губой. — И, знаешь, теперь хочется только одного: принять душ. А, нет, ещё зайти в недавно открывшийся китайский ресторанчик, там подают просто обалденную лапшу со свининой и вкусный чай. Что думаешь? — Да, отличная идея, можно заглянуть туда после того, как разберёмся с оставшимися делами: документы и прочие бумаги… — Тсунаёши улыбнулся, после чего вытер тканью футболки выступившие капли пота на лбу и висках; его изрядно потрепали сегодня, он был чрезвычайно самонадеян и невнимателен. — Я смотрю: ты любишь развлекаться. На самом деле никто уже не любил развлекаться в полном смысле этого слова. Они забыли о прежней жизни так, будто бы её никогда и не было. Если честно, они были этому даже в каком-то смысле благодарны. Когда не знаешь, что такое действительно счастливая жизнь — во всех смыслах — тебе как-то легче принимать то, что у тебя уже есть в сухом остатке. Знавший весну ранее человек никогда не оценит её в полной мере, когда она придёт. Познавший осень, а затем весну, будет радоваться, словно младенец. Однако они не знали ни весны, ни осени. У них просто что-то было. И они уже были счастливы, что это есть. Убивать очередной список людей и не сломаться окончательно — вот, что уже было для них счастьем. Счастье стать неуязвимыми, счастье стать в этом смысле бесчувственными, чтобы не утонуть в океане собственной совести. Они были рады этому. Вонгола стала не частью их судьбы, она стала этой судьбой. И они смирились. — Честно говоря, — сказал Тсунаеши, уворачиваясь вновь от града нахлынувших ударов, — я немного устал от итальянской кухни. Нам нужно взять на работу ещё одного повара. Ямамото усмехнулся и вскинул брови от неожиданности, когда рука Тсунаёши, затянутая в стальную перчатку, перехватила лезвие его меча. — Я бы тоже был не против этого. Как и Хибари. Мне кажется, что он скучает по всему азиатскому. Тсунаёши очень хотелось бы сказать, что он не планировал брать с собой Хибари, однако это и не понадобилось: Ямамото сам не горел желанием с ним сегодня общаться. Они стали друг другу братьями. Все. Без исключения. Но это не опровергало тот факт, что кто-то с кем-то был всё ещё ближе, кто-то чуть дальше. Но то, что они стали семьей, было очевидно. Когда убиваешь на регулярной основе, тебе нужен кто-то, кто сможет молча принять твои самобичевания и не сказать и слова упрека. Они все, конечно, повзрослели, стали носить преимущественно костюмы и таскать в особняк девиц (кроме Тсунаёши, но это уже — другая история), однако это не отменяло, что они были ещё молоды. Двадцать пять не приговор. И почему-то им вечно хотелось оставаться двадцатипятилетними. Другой вопрос, что это невозможно. Когда они закончили тренировку и вышли из зала, выпотрошенные и опустошённые, им понадобились считанные минуты, чтобы принять душ и привести себя в более или менее товарный вид. Они слишком хотели выбраться на свободу. Тсуна за себя не беспокоился: с ним был Ямамото. Да и покушения стали обычным делом, настолько, что он перестал обращать внимание на это. Ямамото решил подождать в кабинете Тсунаёши, пока тот просматривал отчёты, разговаривал на ломаном английском с секретарями прочих мафиозных боссов, договаривался о деловых встречах и ставил размашистые подписи в документах. Данная ситуация несколько смешила и даже вызывала лукавую улыбку на губах, хотя ничего забавного в этом совершенно не было — лишь выполнение неотложной важной работы и чёртова взрослая жизнь. Их настоящая жизнь. В помещении было довольно уютно и спокойно, точно слово «безопасность» физически пронизывало выкрашенные стены, мерно тикающие часы над закрытой дверью, кожаный диван да кресло, а также деревянный письменный стол. Из общей картины выбивалось страшное, вызывающее неподдельное отвращение чучело ворона, взгромождённое на длинный комод. Ямамото аккуратно провёл шершавыми пальцами по расправленным крыльям, твёрдому клюву и неживым бусинкам желтушных глаз, после чего резко отдёрнул руку, словно ошпарился или обжёгся разогретым маслом. — Ты скоро? — поинтересовался Ямамото. — Никогда, наверное, — попытался пошутить Тсунаёши. — Ещё несколько минут: думаю, пять или, в крайнем случае, десять. Ты прекрасно понимаешь, что мне тоже надоело этим заниматься. Нужно нанять человека, который клонирует меня, а потом мы заставим этот биологический объект выполнять часть моей унылой работы. — Размечтался. Время казалось вечностью и одновременно жалкой песчинкой: Ямамото сначала терзался мыслями и ненавистным ожиданием, а потом вовсе не заметил, каким образом они оказались на оживлённой улице. Было довольно тепло, и Ямамото пришлось снять накинутую поверх лёгкую ветровку. Ему ужасно хотелось подставить лицо дождевым каплям и растворяться на краткий миг, чтобы восстановить баланс моральных и физических сил, но вместо этого он попросту двинулся вслед за удаляющейся фигурой Тсунаёши и мотнул головой. Осматривать территорию на наличие подозрительных лиц и невидимых мин вошло в привычку. Они все без исключения делали это так же, как, например, моргали глазами. Это стало их жизненно необходимым рефлексом. Ямамото знал, что несёт за Дечимо ответственность. И хотя второй был способен сам обеспечить себе безопасность, Такеши не отставал. Они были Хранителями семьи. Хранителями благополучия друг друга. И это сыграло с ними в своём роде странную шутку. Они были Хранителями всего, но только не своей судьбы. Они двигались медленно: наслаждались секундами, проведёнными вне старинных стен особняка. Наслаждались истинно, словно люди, всё-таки познавшие неведомую до этого весну. Порой они пропадали совсем: скрывались в своей резиденции, словно в коконе, а потом возникали заново. Обновлённые, восстановившиеся и готовые на новые свершения и подвиги — читай: убийства. Выход в ресторан — это действительно событие мирового масштаба. Бал, устраиваемый Вонголой — обычное дело. Дело, включённое в расписание. В их мире всё оказалось искажено, перевернуто вверх дном, переставлено местами, сделано наоборот. Не снизу вверх, а сверху вниз. И понимания этого было достаточно, чтобы окончательно не сойти с ума. Через пятнадцать минут они всё-таки дошли. Без приключений и эксцессов. Хотя Ямамото знал, знал стопроцентно, что вслед за ними наверняка выслали ещё десяток человек Вонголы, которые умело прятались средь сонма лиц, готовые в любой момент отразить атаку неожиданного противника. Уголки губ Ямамото приподнялись: смешно было. Он не понял от чего. — Ты чего застыл? — голос Тсунаёши разрезал материю, скрывавшую его в своих мыслях. — Пойдём уже внутрь... Он стоял чуть поодаль, шагах в десяти-пятнадцати, но не так далеко, чтобы Ямамото не услышал его голос. — А... Я уже иду, Тсуна. И они вместе вошли внутрь. Тсуне подумалось, что его Хранитель в последнее время чрезмерно много копался в себе и находился в своих мыслях. В Италии знали, что если молодые люди хорошо выглядят, то они либо в мафии, либо работают на мафию, либо ещё хоть как-то с ней связаны. Просто потому что другого места работы с золотым прииском в Италии тут не существует. Потому и было немудрено, что хостес, моментально подошедшая к ним, изо всех сил старалась общаться с Тсуной и Ямамото чуточку более учтивее, чем с остальными клиентами. «Чуточку» в данном случае значит «слишком». Тсуна сунул руки в карманы брюк и, даже не слушая половину того, что ему вещала девушка, в конечном итоге поплёлся вместе с Ямамото за ней к самому лучшему столику. К счастью, он был свободен. Хотя Тсуне показалось, что если бы за ним кто-либо сидел, то благодаря этой даме этих посетителей бы вышвырнули отсюда со скоростью звука. И никто и глазом моргнуть не успел бы. Людей было слишком много этим вечером, парочки и компании весело щебетали, потягивали разноцветные коктейли из своих стаканчиков и бокалов, наслаждались музыкой и приятной атмосферой. Видимо, все официанты были задействованы: лавировали между столиками, улыбались посетителям и терроризировали бармена. Именно поэтому хостес рассказывала им, Ямамото и Тсунаёши, о появившихся за короткий период новых блюдах в меню, советовала различные закуски и напитки, а также предлагала принести и разжечь кальян. Эта девушка, хостес, выглядела немного испуганной и взволнованной, они моментально поняли, что она устроилась на эту должность недавно, не было в ней необходимой уверенности в себе и коммуникабельности; она некоторое время пыталась незаметно разгладить длинную скатерть и наперон, а также поправляла тканевые салфетки. Но она была обаятельна и невообразимо красива: аккуратные и мягкие черты лица, естественный макияж, стройная фигура и идеально отглаженный костюм — этого вполне хватало; по крайней мере, сейчас, когда они выбрались из особняка только ради китайской еды и отвлечённой беседы. — М-да, — шёпотом произнёс Ямамото, — миссия «почувствовать себя простолюдином обыкновенным и незаметным» провалилась, толком не начавшись, — и, подперев голову кулаком и повернувшись непосредственно к хостес, попросил: — Принесите нам просто две миски лапши на ваш вкус, мы вам полностью вверяем наши желудки; а также чай «Улун». Ямамото тепло улыбнулся, Тсунаёши заранее поблагодарил и следом повторил жест друга — хостес ответила им тем же, заметно расслабившись и приободрившись, и твёрдой походкой направилась в сторону кухни. Они проводили вечер за незамысловатой беседой, говоря обо всём подряд. Что вижу, то пою — это было про них. Периодически мобильные телефоны обоих издавали нудные трели, на экранах высвечивались знакомые номера, а они, беря трубку, просто говорили «не могу сейчас», и этого оказывалось достаточно, чтобы люди сразу же от них отставали. Блюда приносили быстро, с точным интервалом в пятнадцать-двадцать минут. Не нужно было быть заядлым любителем походов в рестораны, чтобы понять, что обслуживание велось по высшему разряду. Тут были люди всех лиц и мастей, разные выходцы одной и той же когорты: дипломаты и жены дипломатов, обычные бизнесмены и деловые леди или просто выходцы из богатых семей. Когда Ямамото обернулся, он совсем не ожидал увидеть то, что увидел в следующий момент. За дальним столиком сидели они и улыбались. Их губы быстро двигались, что свидетельствовало о весёлом разговоре. Через секунду девушки начали смеяться, но так, чтобы это не выходило за рамки принятых здесь правил этикета. — Ямамото, ты чего? — Тсуна одёрнул его. В его глазах плескалось искреннее беспокойство о своём друге. Он помолчал с мгновение. — Помнишь, я вчера обмолвился о двух необычных девушках, которых встретил, возвращаясь со своего задания? Так вот, — выдержав вынужденную паузу, он продолжил: — Они за тем столиком, — и сделал неопределённый жест рукой. Однако Тсуне не нужно было точное направление: он сам всё увидел и почувствовал. Девушки практически не выбивались своим внешним видом: они были одеты довольно просто, но одновременно с изысканным вкусом, минимум аксессуаров, — только возраст подвергал мысли сомнениям, настолько юными и невинными они выглядели. Их движения казались сдержанными и при этом плавными и лёгкими, словно отрепетированными задолго до их совершения. Внезапно блондинка повернулась в их сторону и ненадолго задержала встревоженный и настораживающий взгляд, словно почувствовала, что неизвестный практически просверливал глазами невидимую дыру в их спинах. Тсунаёши встрепенулся и едва удержал выпадающую из разомкнутой руки пиалу. — Нас заметили, — металлическим голосом сказал Ямамото, повернувшись вполоборота, чтобы та девушка не смогла разглядеть его лицо, — немного глуповатой выглядит ситуация. — Да, пожалуй, — пробормотал Тсунаёши. — Эй, ты чего? Ямамото пожал напряжёнными плечами и потёр забинтованной ладонью шею, он явно нервничал и пытался проанализировать неловкое положение, в котором они на данный момент оказались. Именно неловкое и забавное, как посчитал Тсунаёши, — иначе бы Ямамото не повёл себя подобным образом. — Кто они? — после длительной паузы поинтересовался Тсунаёши. — Не знаю, — честно признался Ямамото. — Я чувствую себя маньяком, который выслеживает жертву и в скоро времени попытается напасть на неё. — На них, — весело поправил Тсунаёши. — Знаешь, а давай действительно «нападём». Лучше подсесть к ним и попытаться заговорить вместо того, чтобы обмениваться взглядами и сомнительными подозрениями. — …почему не я это предложил? — Ямамото рефлекторно запустил длинные пальцы в волосы и несильно потрепал их. — Эх, Тсуна, женатый ты человек, но вновь втягиваешь меня в авантюру. В глазах Тсунаёши промелькнуло то, к чему большинство из них уже привыкли. Тсуна мог сколь угодно смеяться и строить из себя простого человека, однако он давно уже перестал быть таковым, и об этом знали все. Тсунаёши был главой сильнейшей мафиозной семьи. И когда говорят киллер — это именно то и значит. Они все — каждый из них — всё-таки склонили головы перед неминуемой судьбой и приняли всё, как есть. Уничтожить Вонголу невозможно. Можно лишь только продолжить дела, начатые её предыдущими поколениями. — Ты себе даже представить не можешь, как мне претит этот факт... — Что, замужество? — Да. Они встали одновременно, отодвигая стулья и оставляя на столе приличные чаевые: хватит для того, чтобы покрыть расходы двух официанток и хостес, и медленно стали продвигаться через вереницу разных столиков к тому единственному, который их действительно заинтересовал. Девушки, казалось, ничего не боялись и ничего не видели — или делали вид, что ничего не видели, но даже если и делали, то играли настолько мастерски, что у любого непросвещённого человека не возникло бы и толики сомнения. Тсунаёши шёл к столику, а в голове крутилась некогда сказанная Реборном фраза: «Ты уже достаточно приобрёл влияния, чтобы завести себе не только жену, но и любовницу. Тебе же не десять лет». Он частенько повторял эту фразу в разных вариациях, когда замечал взгляд Тсуны, невольно брошенный на красивые стройные ноги или аккуратную грудь. Однако тут было всё по-другому. Они обе были необыкновенные: хватило и двух секунд это понять, едва они вскинули свои головы и посмотрели на подошедших к ним молодых людей. — И… а, что?.. — Брюнетка заметно напряглась и вцепилась тонкими пальцами в подлокотники кресла; блондинка, напротив, не совершала никаких резких движений, только неотрывно вглядывалась в их лица и словно пыталась таким образом прочитать их мысли и предугадать последующие шаги. — Извините, — лишь выговорил Тсунаёши и запнулся, потому что впервые за многие месяцы не представлял, что именно нужно делать дальше и как начать разговор правильно. Не спугнуть, наверное, попытаться расположить к себе и показаться… мирными? Решения принимались ими мгновенно, но детальное планирование частенько оставалось их слабейшим местом; да, «горячие головы», как любила подмечать Бьянки. — Привет, — спокойно сказал Ямамото. И Тсунаёши удивился и даже вздрогнул, потому что слишком просто и обыкновенно — так по-человечески, что ли. — Ты… о, я помню тебя… ну, вас, — прощебетала блондинка. — Да, точно помню; только друга твоего… вашего, да, вашего — нет. И спасибо большое за тот случай, когда вы подсказали нам дорогу, без вашей помощи нам пришлось бы плутать ещё несколько часов под дождём. — Да, спасибо вам, — сдержанно сказала брюнетка. — «Тебе», — поправил Ямамото. — Позволите присоединиться? Не дожидаясь утвердительного (или отрицательного, но какая разница?) ответа, Ямамото пододвинул ближайшее кресло и присел рядышком с опешившей от такой наглости брюнеткой. Тсунаёши виновато улыбнулся, но повторил действия друга. И, наверное, им пришлось наслаждаться лишь стуком каблуков официанток, посторонними разговорчиками и шумной музыкой, но все шумы и звуки отошли на второй план, когда… — Я Минако, если вам интересно. Интересно ведь?.. — бросила блондинка и подмигнула подруге, после чего принялась пить молочный коктейль. Тсунаёши хотелось искренне захохотать, увидев её взгляд: настолько он был непосредственным. Тсуна мог бы в любой момент свести тему, тактично замяв столь прямолинейный вопрос, но он этого не сделал. Просто не смог. — Да, очень. — Он едва приподнял уголки губ и по-доброму, почти по-отечески взглянул на неё, изучая красивые черты лица. Ему казалось, по крайней мере, что сделал он это действительно по-доброму, а не так, как делал последние десять лет. Однако их собеседницы, кажется, обладали чересчур глубокой проницательностью, чтобы не заметить подвоха. Даже в их прекрасной игре. Девушка, которую звали Рей, моментально напрягалась: они оба заметили это ежесекундно. Они знали, когда так делают. Они знали, как это делают. И знали, что обычно за этим пойдет дальше. Однако привычного смертельного броска с намерением убить не последовало: Рей расслабилась, словно море, отливающее от берегов, что недавно бушевало и омывало бескрайние дали. — Вы переехали в Италию, верно? Мне мой друг рассказал... — Да, переехали. — А с чем это связано? — Устали от родной страны. «Дзинь!..» — раздалось в голове у них обеих. Ложь номер один. С этого момента начинается целая вереница бесконечного вранья. Потому что по-другому — никак. Они переезжали из города в город, пытались уйти от своего прошлого раз за разом и раз за разом терпели поражение. Прошлое преследовало их, наступало на пятки, дышало в затылок, подгоняло со всей своей силой. Они старались стереть все воспоминания о себе, и им помогли это сделать: отец Плутон впервые в жизни проявил грамм милосердия и смог хотя бы немного исправить историю, которая была написана ими же. Их имена были стёрты, но сами они оставались собой: в здравом уме и трезвой память. Земляне — странные люди. Подходят к незнакомкам и пытаются затеять разговор, наверное, и сами подсознательно понимая, что не узнают истину. Или что подсознательно эти люди ждут? Того, что они скажут правду? «Эй, привет, меня зовут Миана, и, на самом деле, я бессмертная наследная Королева планеты Венеры, принцесса-воительница, которая борется за этот опостылевший мир. Мы сейчас убьём с моей сестрой тут пару-тройку демонов, спасём планету, а потом пойдём и выпьем по баночке содовой». Да как такое вообще можно было сказать?! И именно поэтому Рей не моргнула и глазом: она не терпела ложь, но за столько лет смогла к ней привыкнуть и даже... сродниться, что ли? А Тсунаёши сидел и молча сверлил их (что было не слишком заметно) взглядом. Его интуиция вопила и металась, словно бешеная. Тсуна чувствовал, что они врали. И так же он чувствовал, что дальше они будут тоже врать. Впрочем, он понимал, что и сами они — вместе с Ямамото — не проронят и правдивого слова. Кто знает их, тот смотрит с опаской. Кто не знает — тому и не надо знать. — Вам понравится Италия... — Тсунаёши взял с лежащей перед ним тарелки непонятного рода нарезку и отправил себе в рот. — Спасибо. Ваш друг сказал нам то же самое. Напряжение осталось висеть над ними невидимкой. Однако все четверо было достаточно научены, чтобы мастерски делать вид, что не замечают этого. Игра шла во все ворота. И пока их это устраивало. — Кстати, что насчёт вас? — Рей перешла на вкрадчивый полушёпот и облизнула кончиком языка пересохшие губы. — Вы — тоже нездешние. Почему именно Италия? «В некоторой степени вы похожи на нас; перелётные птицы, как и мы», — вертелось у неё на языке. По неизвестной причине внезапно захотелось сказать ей, однако она пересилила себя, подавила желание поделиться возникающими мыслями, отогнала посещающие дурную голову идеи. Глупости какие, никакие они не «такие же»… просто мужчины… просто люди, исправленные и искажённые временем. Грустные сильные люди. — Еда вкусная, — ответил Ямамото, — любим пиццу, маскарпоне и эти длинные… спагетти… да, пасту. — …и именно поэтому мы сидим в китайском ресторанчике, конечно, — неуверенно подытожил Тсунаёши раньше, чем девушки успели отшутиться по этому поводу. — Ещё Италия — очень красивая страна: восхитительные просторы, удивительная архитектура, пленительная природа, язык приятный, романтичный такой... Действительно — романтичный; и рассказывал он порой сбивчиво, подбирал подходящие слова, посмеивался иногда над собственной вполне складной речью; не знал, куда именно девать руки: продолжать активно жестикулировать или зафиксировать. На одном определённом месте, на одном определённом объекте, на... Минако быстро моргнула несколько раз подряд, потом несильно тряхнула головой, словно отгоняла некое наваждение. Нужно было сконцентрировать внимание на них, постараться изучить их, понять их — этих двоих: уж больно они подозрительные и капельку обаятельные. Неправильные и расколотые пополам — вот они какие; как будто пытаются одновременно сыграть две роли. И, наверное, поэтому они видят собственные отражения в их печальных, но ещё живых глазах, произнесённых словах, вынужденной лжи и наигранно-правдивых поступках. Ей мерещилось, что такое уже когда-то было, случалось, существовало, — она не могла подобрать правильное слово, но точно знала: с ними уже это было. «С ними» — она имела в виду… их всех. Четверых. — А что заставило вас бросить Японию и переехать сюда? Минако и Рей не переглядывались: им не нужно было сговариваться, чтобы лгать одно и то же. У них уже давно существовала давно выверенная схема, пережившая не одну ложь. — Захотели просто сменить обстановку, — Рей сделала неопределённое движение рукой и нечаянно смахнула салфетку со стола, что была моментально поднята официантом. — Ну, знаете, иногда нужно. Слишком сильно начинает давить на тебя родной город. А у нас сейчас мир такой, что только собери чемоданы — и поезжай. Смысл мучиться? Вопрос был задан скорее просто так для красоты высказанной тирады, однако для всех был… больше, чем просто вопросом. Смысл мучиться? Смысл есть, когда там близкие люди. А когда их нет, то и нет резона. У них ни у кого не осталось близких, поэтому переезжать с места на место, словно играть в чехарду было скорее обыденным делом, чем нечто из ряда вон выходящим или событием мирового масштаба. Тсуна примирительно улыбнулся, хотя в голове уже активно работала память: запоминать каждую черту лица, пластику движения и всякое сказанное слово вошло в привычку. Вполне возможно, что завтра этих девчонок найдут мёртвыми просто потому, что они общались с ним и что-то могли знать. Тсуну передёрнуло от собственных мыслей, но отречься от них не мог. Слишком часто такое уже случалось, и не стоило строить заранее иллюзорных надежд, что в этот раз может быть как-то по-другому. Его интуиция подсказывала ему, что дело нечисто; конкретно в данный момент он был одновременно расслаблен в столь приятной обстановке, насколько это вообще возможно в его нынешней жизни, и возбуждён. В голове словно работала некая система со слаженно работающими механизмами, передающими через каждый нерв накапливающееся напряжение и жалкую пародию на панику. Изредка гадкое предчувствие, приносящее ему дискомфорт, утихало, но в скором времени подступало вновь подобно тошноте. Честное слово, он искренне желал откинуть тревожащие его мысли в сторону хотя бы на столь краткий миг и насладиться обществом хорошего давнего друга и новых знакомых, однако всё казалось… подозрительным? Нет, подозрительным казался вышедший несколько минут назад на задний двор американец размером с платяной шкаф в дорогущем костюме с запачканным галстуком и треснувшей линзой в очках. Подозрительным казался нервно оглядывающийся по сторонам охранник. Подозрительной казалась официантка, которая подрагивающими руками записывала под диктовку заказ парочки за дальним столиком, а потом спокойными и размеренными движениями вытаскивала — конечно, находила, никакого преступления, что вы — наличные деньги и расстегнувшиеся украшения. Но не они. Эти Рей и Минако просто вызывали странные, несравнимые ни с чем чувства и эмоции. Закрадывалась в сознание мысль, что они раньше встречались, их лица казались знакомыми, но воспоминания были размазанными и, вполне вероятно, обманчивыми и приукрашенными. Последние несколько лет он помнил настолько хорошо, что его могли разбудить посреди ночи и расспросить о конкретном случае: гражданин N — время смерти, способ убийства, причина нападения, уничтоженные улики, отданные приказы; гражданка M… Дева Мария, он ненавидел себя так искренне и так яростно, но продолжал выполнять свой долг, потому что окончательно принял предначертанную ему судьбу. Тсунаёши никак не мог их видеть в ближайшие несколько лет, а тогда… Что тогда? Времени утекло достаточно.