С чем покончено, к тому не возвращайся

Давно они не чувствовали себя такими бодрыми, пускай совсем недавно оба в прямом смысле валились с ног от усталости и были готовы заснуть прямо на минном поле, не обращая внимания на разворачивающиеся боевые действия. Вот только теперь у них, определённо, было то, на что стоило незамедлительно обратить внимание. — Что будем делать? — поинтересовался Реохей. — Я ведь правильно сейчас понял, что мы теперь тоже в этом замешаны в некоторой степени? Мы должны вмешаться. — Ты всё правильно понял, — наконец, ответил Тсунаёши ровным тоном, хотя ему казалось, что голос может предательски дрогнуть после увиденного. — Я считаю, что нам необходимо разделиться на группы, — вполне возможно, тот принимал сейчас поспешные решения, но он никак не мог упустить ни единой минуты из отведённого им времени, пускай он и не знал, сколько у них было в запасе. Гокудера проглотил вставший в горле ком, после чего сказал то, что крутилось у каждого из присутствующих хранителей в голове: — Готовы принять приказ, босс. У Тсунаёши тряслись пальцы рук, когда он взял телефон в руки и набрал номер Шоичи. Непонятно, были то нервы или вероятность того, что его организм на данный момент работал словно на износ. — Ты поедешь с нами, — сказал Тсунаёши, не глядя на конкретного человека, а буравя затуманенным взглядом стену, на которой висела картина. — Думаю, нам с Ямамото пригодится поддержка и взгляд со стороны, когда мы навестим героинь дня, — его слова были слишком резкими и хлёсткими, словно тот был куклой, которая говорила чужим голосом, но именно такой босс им всем был сейчас нужен. — Будь объективным и постарайся не вспылить, Гокудера. — Я вас не подведу, — взгляды Гокудеры и Ямамото пересеклись, словно они поняли друг друга без лишних слов и мысленно о чём-то договорились. — Прости, что вновь беспокою тебя, — Тсунаёши виновато улыбнулся, пускай Шоичи и не мог увидеть его лица. — Если ты позволишь, я сейчас обойдусь без всяких предисловий, об этом немного позже, а пока что… нам понадобится твоя помощь и поддержка CEDEF. Пожалуйста, оставайся постоянно на связи, чуть позже с тобой свяжется Реборн, он будет координировать вашу работу… Как только Тсунаёши окончил недолгий телефонный разговор фразой «конец связи», Реборн растянул губы в улыбке и сказал: — Ты растёшь прямо на глазах, глупый ученик. Пускай его слова были произнесены, как обычно, с долей усмешки, Тсунаёши прекрасно понимал, что Реборн им отчасти даже гордился и наблюдал за всеми его действиями, как довольный насытившийся кот. — Прости, что втянул тебя в это, но… ты мне сейчас нужен. — У меня сложилось впечатление, что я нужен тебе всегда, — Реборн лёгким движением поправил полы своей шляпы. Тонкая улыбка появилась на бледном лице Тсунаёши, однако так же быстро с него сошла, когда тот поднялся с дивана и произнёс: — Реохей, немедленно свяжись с Хибари Кёей и выдвигайся к нему; в Японии точно должны быть ещё зацепки по этому делу, наверняка всё куда сложнее, чем кажется, хотя… куда ещё сложнее, — он, наконец, посмотрел на Ямамото и Гокудеру, — будьте готовы выезжать через полчаса. — Что же, детишки, — Реборн подмигнул им, — всем удачи. Постарайтесь на этот раз оплошать не так сильно, как это бывает с вами всегда. Тсунаёши укоризненно посмотрел на Реборна исподлобья и почти улыбнулся: «почти» — это когда уголки губ едва дрогнули, но всё-таки не поднялись. Его интуиция буквально билась в истерике внутри, взбеленилась, закричала, почти что заорала, взвыла неким раненым зверем: казалось, что надвигается нечто неминуемо плохое, что-то, что перевернёт их мир в очередной раз вверх дном или разрушит дотла; что-то, что… Тсунаёши всегда знал, что его интуиция никогда не обманывает, однако в то же время он никогда не хотел ей доверять. Никогда не хотел, однако доверял, потому что… да просто потому что. Кровь Вонголы стала его крестом. Способности, которые вместе с ней передавались и причитались — тоже. Тсунаёши качнул головой и направился к выходу из комнаты. — По правде сказать, вы никогда не плошали, — тихо прошептал Реборн самому себе под нос, когда Тсунаёши скрылся в коридорах, и опустил голову так, что поля его шляпы полностью затенили верхнюю часть лица. Он обернулся, засунул руки в карманы и подошёл к огромному французскому окну, всматриваясь в подъездные дорожки и раскинутые сады. Наступал абсолютно новый период в жизни Вонголы.

***

Тсунаёши одним широким движением уселся в поданный ко входу Мерседес и рукой дал знак водителю трогать. Ямамото уже сидел рядом, сосредоточенный и так непохожий на себя обычного. Меж его бровями залегла глубокая складка задумчивости, а в глазах затаился недобрый огонек. Никто не обмолвились и словом, каждый погружённый в свои мысли и разбирающийся со своими тараканами, однако так долго продолжаться не могло. — Я вот иногда думаю, — тихо начал Ямамото, — есть ли в нашей жизни хоть что-то, что не норовит каждый раз, как только заявит о своём существовании, превратить эту самую жизнь в хаос. Ямамото бросил взгляд на водителя, который прекрасно запомнил адрес в прошлый раз, ибо это была его непосредственная работа, и вновь вернулся к созерцанию дороги. Тсунаёши не ответил ему, ибо молчание говорило лучше любых других слов. — Может, это всё какой-то странный розыгрыш. Если даже и нет, то они ничем не угрожают… «Не угрожают» стало в их кругах лучшей характеристикой любого человека. Тсунаёши кивнул, его взгляд тоже стал невообразимо сосредоточенным и… тяжёлым. Точно тот постарел на сорок лет за каких-то полчаса. — Никому не верь и полагайся только на себя — это первое, чему меня учил Реборн. За столько лет в мафии я понял, что это главное. Наверное, ему нужно было сказать спасибо этим девчонкам хотя бы за то, что именно после этого инцидента он безумно возжелал отдыха в объятиях Киоко, а не вот этого вот всего. Когда водитель свернул на уже знакомую улицу, сердца обоих словно сжали ледяные тиски. Если придется их убить, это точно будет нелегко. В том, что их придётся убить, и Тсунаёши, и Ямамото, почти не сомневались. Любой, кто угрожает Вонголе, любой, кто грозит привычному мироустройству, должен быть незамедлительно уничтожен. И неважно, какими помыслами действует человек. — Не по-джентельменски поступаем, — хохотнул Ямамото, и им на некоторое время показалось, что они словно вернулись в уже такое далёкое десятилетнее прошлое, когда они были не обременены обязанностями, громкими титулами и наслаивавшимися друг на друга последствиями совершённых действий. — Думаешь, стоило позвонить и предупредить о незапланированном визите? Никакого сарказма или злости, что было так непохоже на Гокудеру, но эта пара дней измучила и его тоже, что неудивительно. Вонгола сейчас находилась под каким-то диким прессингом, который затрагивал даже мелких солдатов, а что стоило говорить про босса и его хранителей… — Высадите нас напротив цветочного магазина, — попросил Тсунаёши, но он почувствовал некую иронию в этом, потому что они приехали с намерениями поговорить о случившимся и вывести их на чистую воду, а не пригласить на свидание с букетом в руках и розой в зубах. — И припаркуйтесь на соседней улице рядом с букмекерской конторой. Если через два часа мы не подойдём, то незамедлительно возвращайтесь обратно к особняку и сообщите Ламбо, он уже должен будет быть на месте. — Да, босс. На улице, по сравнению с душным салоном автомобиля, было прохладно, хотя воздух был не таким влажным, как прогнозировали. — Надеюсь, дамы не против поздних визитов в гости, — Гокудера попытался разгладить складки рубашки. — Надеюсь, — начал осторожно Ямамото, — что им есть, что нам сказать. — Пускай они и не обязаны, — Тсунаёши начал чувствовать свою вину, пусть пока что ничего и не произошло. Но они словно вмешивались в то, во что не должны были совать свой нос ни при каких обстоятельствах. Впрочем, безопасность Вонголы — семьи во всех смыслах — для них превыше всего, а всё остальное никак не должно было их волновать. Вот только это не отменяло того факта, что Тсунаёши и Ямамото понадобилось какое-то время, чтобы собраться с силами и постучать в нужную дверь с надеждой на… На что? Чтобы они были дома? Или же напротив — чтобы они в этот момент срочно оказались в другом месте, где они не смогли бы их достать. «Надо быть рациональным и думать головой, а не другим местом», — про себя думал Тсунаёши. Если он самолично дал такое указание своей правой руке и верном другу, то сам должен был соблюдать его. Тсунаёши постучал в дверь еще раз, но ответа так и не последовало. Он поднял голову и посмотрел на окна: они были темнее ночи, что означало только одно: либо они спали, либо… сбежали? Какие ещё могли быть варианты? Тсунаёши переглянулся с Гокудерой и Ямамото и вновь постучал. Натренированный слух только спустя несколько мучительно долгих секунд уловил неспешные неосторожные шаги по внутренней лестнице, достаточно тихие и опасливые, но вполне громкие для того, чтобы и услышать. Их спускалось сразу двое. В окне прихожей загорелся тусклый свет, а затем дверь резко распахнулась. Взгляды Рей и Тсунаёши пересеклись, и тогда почему-то — он и сам не знал, по какой такой причине, — но ему показалось, что он всё знает и знал ещё до этого. Не понимал, что именно знал, однако какое-то — тайное? — знание его преследовало. Вперёд вышла Минако, её голова была чуть приподнята, словно она взирала на них свысока, но взгляд её был невообразимо проницательный. Вовсе не таким, каким его запомнил Тсунаёши в их первую и последнюю встречу. Не таким, какой подобало бы иметь — кому? — убийце? Засланному разведчику? Дезертиру? Перебежчику другой семьи? Её рука невольно потянулась к левому бедру, но дрогнула и опустилась: Ямамото зацепился за это взглядом; он знал этот жест — знал его прекрасно, потому что часто им сам пользовался: жест мечника, когда он готов достать из ножен свой меч и начать сражение. Этот жест постепенно срастался с самим человеком, становился его визитной карточкой, непроизвольно выдавал своего исполнителя. — Доброй ночи, — произнёс Гокудера, успев оценить обстановку и самих девушек, мысленно поставив галочки в своём воображаемом списке-табличке с перечислением качеств напротив их имен. Рей вскинула бровь и протянула с издевкой: — Доброй. В Италии так принято, простите? Тсунаёши проигнорировал её резкий выпад, полагая, что так будет гораздо лучше. Как бы иронично это ни звучало, накалять ситуацию ещё больше, когда она и без того накалена, ему не хотелось. — Мы же говорили: работа у нас такая, что и секунды лишней нет, а тут прям целая ночь свободной выдалась, вот мы и решили заскочить. — Заскочить? — выдавила с нажимом Минако, осторожно облокачиваясь на дверной косяк. Гокудера, бывший особым любителем женщин, а также знавший их привычки и повадки, сразу же обратил внимание на накрашенные ресницы и не совсем растрёпанные волосы: он отлично знал, что ни одна уважающая себя девушка не ложится спать с накрашенными глазами, а уж такие девушки и подавно… Тсунаёши хмыкнул и сделал уверенный шаг навстречу к порогу, давая таким образом намёк, что он не против войти. Ни одна из них не тронулась с места. Ямамото напряг спину. — Мальчики, — кокетливо произнесла Минако, — думаю, нам с вами как раз стоит перейти на более откровенные разговоры и поставить все точки над «i». Её взгляд при этом оставался ледяным и спокойным — непроницаемым. Точно её ничто не могло взять и пошатнуть внутренний нерушимый баланс. Минако напоминала древнегреческую статую: одновременно прекрасную, но при этом такую холодную и неживую, пускай она и выглядела одновременно невинной и… вызывающей. Тсунаёши словно был сбит с толку, но переборол некое наваждение и ровным голосом произнёс: — Как раз ради этого мы и прибыли в столь поздний час. — Надеемся дорога вас не утомила, — Рей поправила пояс атласного халата и заправила прядь волос за ухо. Честное слово, если бы слова могли ранить или же отравить, то они все уже давно были бы мертвы или бились бы болезненном припадке, сопровождающемся судорогами. — Нет, благодарим за беспокойство, — каждого из них уже начинало тошнить от натянутых любезностей, которые оттягивали неминуемый разговор. — В таком случае, — медленно начала Рей, после чего внезапным движением перехватила руку Ямамото, когда тот попытался незаметно придержать дверь, но он крепкой хваткой сжал её ладонь, — что вы здесь забыли? — она не была похожа на саму себя, настолько её разозлил этот жест. — И не стоит повторять свою заевшую пластинку. — Здесь явно что-то не так, — одновременно произнесли Тсунаёши и Минако, после чего повисло ещё большее напряжение, чем было до этого. — Я закричу, — бросила Рей, обращаясь не ко всем присутствующим здесь, а исключительно к Ямамото, который не отпускал её руку. — Не стоит, — попросил Тсунаёши. — Я предлагаю разрешить дело мирно. — Не понимаю, о каком мире может идти речь, когда вы все вдруг заявляетесь посреди ночи и… — Агрессия здесь исходит только от вас, — Гокудера пытался сдерживаться и не вспылить, контролируя свои эмоции и не позволяя им взять верх. — Никто не собирался причинять вам неудобства. — Но причинили, — Рей усмехнулась, — мне, например, ужасно неудобно. — Но мы можем пройти внутрь, вы заварите нам чай, и мы просто побеседуем, например, расскажите, как прошёл ваш день, что нового произошло и как вам торговые центры в Италии? Наверное, сильно отличаются от японских… Или где вы ещё успели побывать? Кстати, Минако, прости, что так сразу перешёл на «ты», у тебя синяк на ноге, — Гокудера склонил голову немного набок, но при этом продолжал неотрывно следить за тем, как напряглось её лицо. — Ах, Рей, ты тоже меня прости, но тональный крем немного стёрся, синяк на скуле не красит даже мужчин, так что не стоит даже говорить о женщинах… — Вас манерам учили на улице, я ведь правильно поняла? — Рей оставалась внешне абсолютно спокойной, лишь нахмуренные брови выдавали её. — Ещё ваши родители явно не занимались вашим воспитанием, иначе я никак не могу объяснить это дерзкое поведение, произнесённые слова… Гокудера прикусил губу изнутри и сжал кулаки, стараясь подавить всю злость, которая внезапно вспыхнула в нём: эта наглая девчонка затронула запретную и болезненную для него тему, которую могла завести разве что Бьянки. — Не стоит, — не понимая, кому конкретно это говорит, процедил Ямамото. Пока тот был отвлечён на друга и несильно ослабил хватку, Рей вырвалась, но не стала ничего делать. Даже если они быстро побегут наверх, запрутся на все замки и заставят проход всей мебелью, так просто они от них не отстанут. — Давай же, Савада Тсунаёши, — Минако скрестила руки на груди и подошла к нему совсем близко, что он спокойно мог почувствовать её дыхание на своей коже, — установи и покажи мне тот мир, с которым ты к нам пришёл. Тсунаёши внутри вздрогнул, однако тот не показал виду. Боковым зрением он заприметил, как напряглись Ямамото и Гокудера, а ещё он почувствовал, как повисла тишина: звенящая, давящая, ультразвуковая. Он не знал, чем бить её метко оброненную фразу: прямо в цель, на поражение, без шанса увернуться, но знал, что брошена она была неспроста. Не мог сказать наверняка, что они понимали и сознавали, насколько точно подметили, но он знал точно: они все поняли. Тсунаёши поднял голову, и их взгляды сцепились: он утопал в их небесной голубизне и, погружаясь всё дальше на глубину, всё равно старался стряхнуть с себя наваждение. Была бы его воля, он бы позволил себе слабость, позволил бы себе тонуть и тонуть, но… Так прошла минута, прежде чем Гокудера посмотрел на босса и тем самым невольно заставил его «проснуться». — Именно для того, чтобы ничего не устанавливать, я сюда и пришёл, — тихим хриплым голосом проговорил он, не отводя взгляда, лишь неглубокая складка напряжения залегла меж его бровей. Минако внимательно изучала его, как когда-то привыкла изучать каждого человека, каждого демона, каждого врага: она невольно задумалась над тем, как настолько чистая аура может быть усеяна, словно бы заражена, настолько тёмными «пятнами» совершённых злодеяний. Как будто бы они творили нечто ужасное во всеобщее благо… прямо как и сами Минако с Рей когда-то. Да, они видели их ауры — ауры, не совсем обычные для людей, но не такие, как у демонов или них самих. Их с Рей ауры были золотистыми, чистейшими, аурами Сенши, аурами тех, кто некогда был голубой кровью и белой костью, кто когда-то держал весь мир в своих ладонях, в чьих венах вместе с кровью стремилась магия, бывшая частью них самих. На их Ауре было лишь одно тёмное пятно, как напоминание о том, что они когда-то потеряли и какую цену пришлось им заплатить за свою ошибку. — Я всё-таки считаю, что нам не стоит нам продолжать разговор на улице, — осторожно прервал Гокудера мысленную борьбу между Минако и Тсуной, как будто ступал по первому льду, после чего опасливо покосился на босса и затем взглядом дал понять Ямамото, чтобы он был наготове, однако произошло то, чего никто из них никак не ожидал: Рей, заметив утвердительный кивок Минако, молча отошла в сторону, едва слышно выдохнув. Её взгляд был почти отсутствующим, однако она держала маску невозмутимости, как могла. Что именно довело её до состояния коллапса, сказать было весьма трудно, тем не менее, самому Гокудере казалось, что Ямамото единственный понял, потому что тот всем своим видом старался показать, что он извиняется, хотя его взгляд был таким же, каким стал десять лет назад: взгляд убийцы, киллера, готового исполнить приказ по первому требованию. Гокудера зашёл первым, оценивая обстановку, всегда готовый в любой момент принять первый удар на себя; затем уже сам Тсунаёши, с трудом оторвавшись от Минако; замыкающим был Ямамото, который прежде, чем пройти внутрь, перед этим осмотрелся по сторонам. Дверь захлопнулась. — Проходите на кухню и ждите нас там. Мы переоденемся и спустимся. Обувь можете не снимать, — чеканила каждое слово Минако, проходя к лестнице, ведущей наверх. Рей оглянулась. — Я знаю, какой вопрос вы можете задать: нет, мы не сбежим. «Потому что бежать некуда». Они скользнули наверх, и мужчины услышали, как они заходят в комнату на втором этаже. Несмотря на то, что они часто оказывались в чужих квартирах, офисах, домах и гаражах, они чувствовали себя неловко, точно нашкодили, как непослушные мальчишки. Даже Гокудера был на нервах, хотя он намного проще переживал подобные ситуации, пускай не сразу можно было заприметить несвойственное поведение. — Вдруг они выбросятся в окно? — резонно, как ему казалось, предположил Гокудера, с неподдельным любопытством рассматривая книжную полку. Ему вовсе не было стыдно, когда он заметил яблоко на верхнем ярусе фруктовницы и преспокойно взял его в руки. Аккуратно протёр красный бочок белоснежным платком, который он достал из внутреннего кармана пиджака, и сделал первый укус, похрустев сочной мякотью. — Вдруг оно отравлено? — по-доброму передразнил того Ямамото, присев на мягкий пуфик, стоящий рядом с журнальным столиком. — Запущен обратный отсчёт: до начала предсмертных конвульсий — пять, четыре, три… — Пошёл ты, придурок, — огрызнулся Гокудера, но продолжать есть яблоко он явно передумал. — Каждый день тренинги и спарринги, а вот дурь из твоей башки всё никак не выбьют. Просто поразительно, как они могли в любой — абсолютно любой — ситуации начать докапываться друг для друга, точно напрочь позабыв о первоначальном плане. Честно говоря, не так часто они продумывали свои действия от начала и до конца — данная ситуация была тому подтверждением. Между ними всеми нечто накалялось: эти девушки явно что-то скрывали, однако не пытались утаить, да они и сами хороши, если быть откровенными. У каждого из них есть скелеты в шкафу, но другое дело — насколько древние их скелеты. — Задерживаются, — единственное, что сказал Тсунаёши. — Действительно, — Гокудера зевнул, — наводят боевую раскраску, видимо. В ответ Тсунаёши лишь смерил своего хранителя укоризненно-насмешливым взглядом и осмотрелся по сторонам: вообще он был против того, чтобы чего-нибудь касаться в отсутствие девушек, но любопытство, сгубившее никогда жену Лота, пересилило его, и он подошёл к рамке с фотографией, стоявшей на журнальном столике. На ней были изображены сами Минако и Рей, широко улыбавшиеся, на фоне Токийской Башни. Фотография была чуть выцветшая, но всё ещё хорошо сохранившаяся. Тсунаёши сел на диван и, дотянувшись до фоторамки, схватил её и поднёс поближе, вглядываясь в лица. Ему показалось, что за фотографией была ещё одна, однако удостовериться он не успел, так как послышался приближающийся стук каблуков. Девушки вошли в гостиную полностью одетые и причесанные, словно не было до этого момента никакого спектакля с ночными сорочками. Достаточно было всего одного взгляда на их лица было, чтобы понять: предстоял тяжёлый, если не сказать, что убийственный, разговор. Мужчины тут же окинули их взглядом и мысленно сглотнули: если и было что-то человеческое, что осталось в них, так это то самое мужское начало, которое заставляет каждый раз нервничать, когда взгляд натыкается на красивых девушек. Минако и Рей подошли поближе — чуть опасливо, чуть настороженно, но всё-таки подошли. Тсунаёши встал с дивана, уступая им место, но Минако качнула головой и уселась в мягкое кресло по левую руку от него. Рей же устроилась на подлокотнике. Повисло молчание, однако длилось оно недолго. Первым его нарушил Тсунаёши: ибо он был Дечимо — ему и нести этот крест до конца и во всём. — Мы, действительно, очень извиняемся за такое вторжение, но после всего произошедшего не могли оставить подобное без внимания. Вы засветились. Гокудера опасливо покосился на своего босса: на секунду ему показалось, что тот вновь принимает сторону «плохого себя», но это была всего лишь секунда. Минако вскинула бровь своим коронным движением. В тот самый момент она не казалось ни Ямамото, ни Тсунаёши, ни даже Гокудере, у которого когда-то «глупая дура», произнесённое в сторону девушки, считалось самым мягким оскорблением, невинной и наивной дурочкой, какой она могла показаться при первом встрече. Мина вместе со своей сестрой всем своим видом показывала, что как раз таки не является ни глупой дурой, ни невинной и наивной овечкой. В ней не было черни, но было что-то: какая-то вселенская печаль, тоска, боль, которую улавливал каждый в этой комнате, но понять не мог. Минако словно сожалела, что всё вышло вот так и никак иначе. — Засветиться — не значит совершить что-то непоправимое, — произнесла Рей. — И я, если честно, вообще не понимаю, о чём идёт речь. — Вам никто не хочет причинять вреда. Конечно же, он солгал. И эту ложь можно было прочувствовать: она была лита белыми нитками, прозрачна настолько, насколько прозрачно мутное озеро. Минако взглянула на него так, что у Тсунаёши сердце сжало ледяной рукой, а самому ему хотелось кинуться к ней и начать заверять, что он не хотел ничего такого. Она смотрела на него и на Ямамото с Гокудерой с таким пониманием, что ему подумалось, что та когда-то как будто была на его месте и понимала, какой выбор ему приходилось сейчас совершать. — Трое взрослых мужчин заявляются посреди ночи к тебе домой ни с того, ни с сего. Похоже на начало фильма ужасов, — хмыкнула Минако, и уголки губ, на секунду приподнявшиеся, мигом опустились. Ночь за окном ждала. — Я всегда мечтала стать актрисой, — увильнула Минако и положила ногу на ногу. — Появление на телевидении было лишь вопросом времени, но внезапно такое везение: сразу центральные каналы и многочисленные повторы… — Минако Айно, ты… — процедил сквозь стиснутые зубы Гокудера. — Вы мне только честно скажите, я хорошо выглядела в кадре? Мне казалось, что у нас с Рей были немного растрёпанные причёски; ещё эта проклятая тушь потекла в уголках глаз, но вы, мужчины, такие мелочи уже не замечаете. — Если мы тебе скажем, что всё было нормально, ты перестанешь соскакивать с темы? — Ямамото издал короткий смешок, однако ничего издевательского в его словах и действиях не было. — Вы же понимаете: чем раньше мы начнём, тем раньше закончим. — Закончим с разговором… или с нами? — Минако облизнула нижнюю губу. — Что именно вас смущает? — наконец, нарушила своё молчание Рей. — Или вас так сильно удивляет, что девушки не нуждаются в помощи мужчин и могут самостоятельно устранить опасность? Кстати, — она повернула голову, — так теперь лучше видно, — Гокудера, недолго думая, понял, что она намекала на синяк, который он заприметил ещё недавно: она смыла тональный крем, чтобы показать им, что… что именно? Что они не боялись? Что они так сильно любят рисковать? Рей явно наслаждалась, что теперь его терзали навязчивые мысли и многочисленные догадки. — Давайте делиться секретами, — Тсунаёши скрестил пальцы рук. — Минако, Рей, помните, как вы удивились, что Ямамото назвал меня «Дечимо»? — К чему ты клонишь? — Рей склонила голову немного вбок, опасливо сузив глаза. — В некоторой степени я действительно являюсь владельцем одной компании в десятом поколении, — он окидывал их взглядом по очереди, как будто таким образом пытался зацепиться за что-то важное. — Но дело в том, что выразился немного некорректно. Поделюсь небольшой деталью к раскрытию этой тайны, но взамен я хотел бы получить то же. — Я люблю секреты, — заинтересованно произнесла Минако. — Но ненавижу тайны. Катастрофический парадокс лично для меня самой и моего терпеливого окружения. — Я тоже, — он осторожно кивнул. — Рей, помнится, в прошлый раз особенно сильно это взволновало именно тебя, поэтому в данный момент я буду пускай и не предельно честен с тобой, но куда более откровенен: «Дечимо» — это моё кодовое имя, если позволите мне так выразиться. Несравнимо, конечно, с тем же самым Бэтменом, Агентом 007 или же Сейлор Марс, но всё же… Минако и Рей всё прекрасно поняли и осознавали, что тот следил за ними: за их мимикой, телодвижениями, поведением — за их реакцией. И теперь он, как самый настоящий хищник, заприметивший жертву, выжидал. Тем не менее, Рей не повела и бровью, ровно как и Минако, проигнорировала этот выпад с такой лёгкостью, как будто бы действительно не знала, о чём шла речь. Или делала вид, что не знала — Тсуна не мог сказать наверняка, было ли это игрой или данностью. Вполне вероятно, что они не знали по-настоящему, к чему он их подводил, точно так же, как и вполне вероятно, что они прекрасно исполняли свою роль. Минако была права: актрисы из них что надо. Говоря по правде, Тсунаёши уже заранее начинало тошнить ото лжи, которую ему хочешь не хочешь, но всё-таки придётся озвучить. Ложь была их вторым лицом, срослась с их существованием, стала ими самими. Рей наклонилась чуть вперёд, вглядываясь в его лицо: её взгляд был хмурым, отдающим неверием, однако достаточно спокойным. Гокудера дёрнулся на её движение, но Тсуна покровительственным жестом руки показал, что всё более, чем в порядке. Тсунаёши оставался таким спокойным и невозмутимым, что невероятно контрастировало с его некогда десятилетним прошлым «я». Хранители привыкли, что он изменился. Все привыкли. Но Гокудера всё равно иногда в глубине души содрогался, когда видел перед собой того, кем стал его босс. — И? — выдавила она, наконец, после недолгого молчания. Тсунаёши ничего не успел ей ответить на это, его неожиданно тихо перебила Минако, чей серьёзный голос точно так же контрастировал и как будто бы не подходил её внешнему виду. — Он ждёт шаг с нашей стороны, — сказала она. — Мы так и будем ходить по тонкому льду? — тихо продолжила Минако, сжимая подлокотник кресла. Ей безумно не хотелось продолжать этот разговор и при этом столь же безумно хотелось перестать ощущать, что всё висит на волоске. — Зависит от вас, — так же тихо ответил им Ямамото: ему начинало претить нахождение в этой комнате. Ему начинало претить, что они будут их сейчас выводить на чистую воду, мучить расспросами, доставать правду клещами. И в зависимости от правды, будет принято решение без возможного оправдания: одного едва заметного взмаха указательного пальца Дечимо будет достаточно, чтобы руки Гокудеры и Ямамото объяло пламя и всё быстро закончилось. — Ладно, хорошо. Что же именно вы хотите знать? — Минако откинулась на спинку. — Почему мы так быстро бегаем? В школе всегда были первыми. Как научились драться? Ну, мы с Рей ходили на курсы борьбы. Почему именно мы оказались на месте всего произошедшего? Поверьте, мы и сами не знаем. Мы никому не причинили вреда и ни в чём не виноваты. Мы помогли спасти людей и больше ничего. «Мы ни в чём не виноваты», — Тсунаёши знал, как обычно произносится эта фраза. Каким тоном и с какой мольбой. В тоне Минако не было ни мольбы, ни жалости. Минако называла простые факты: рубила, как мясник. И этого было достаточно, чтобы прибегнуть к последнему способу мирно решить проблему. Тсуна взглянул на Гокудеру: обыкновенный сигнал, которого хватило, чтобы на стол упала та самая злополучная газета, принесённая Реборном. Едва только бумажные страницы куснулись деревянной поверхности стола, Минако и Рей поняли, что теперь шансов отвертеться у них нет. Были ли они до этого вообще? — Может, мы всё-таким начнём говорить? — выдал, наконец, Тсуна, который заприметил их едва заметное вздрагивание, когда они ещё даже не посмотрели на пожелтевшие страницы, но словно уже знали наперёд, что там обнаружат. — По сути, ты сам поставил все точки над «i», — она хотела взять Рей за руку, чтобы найти поддержку, но остановилась, — поэтому я не понимаю, зачем вы здесь, если сами нашли ответы на свои вопросы? — Нам нужно понять, опасны вы для общества или нет, — вставил своё слово Ямамото, однако это больше выглядело как оправдание. — Мне всегда казалось, что опасны для общества преступники, а не те, кто их ловит и наказывает, — Рей отвернулась, не выдерживая напряжения. — Разве я неправа? Поправьте меня в таком случае, ведь я, получается, всю свою жизнь провела в неведении. Верно. По крайней мере, именно такими принципами руководствовалась Вонгола. Те, кто управляли ей, кто работали на неё, кто принадлежали ей, кто поклялись ей и кто защищали её. Кто забирали и даровали жизни, кто решали за других и за себя. Потому что другого выхода они не видели. Никто не видел. — Мы получили ответы, но не на все. — Задавайте свои вопросы, — Рей начинало это раздражать, — говорите же, а не ходите вокруг да около. — Не знаю, насколько неприятны вам вопросы о возрасте, — издалека начал Гокудера, словно нарочно играясь с ними, — но сколько вам лет? Правда, мне бы больше хотелось взглянуть на ваши паспорта. — Разве обыски устраивают не полицейские? — хохотнула Минако. — И для чего вам наши паспорта? Посмотрите на нас внимательно и заметьте, что у нас на лице ни единой морщинке, нам нет смысла краснеть и скрывать настоящий возраст. Нам… — Не пудри мне мозги и взгляни на дату выхода в свет статей газеты; честное слово, женщины — самые настоящие манипуляторы, которые говорят одно, а делают совершенно другое. — Я отказываюсь говорить, — прервала Рей свою подругу, когда та хотела им что-то ответить, — и Минако тоже. Имеем на это полное право, зато врываться в чужую квартиру и устраивать допросы с пристрастием уж точно не является законной деятельностью даже в Италии. — Рей, подожди, давай… — Нет, — категорично ответила она. — Я попрошу вас уйти. Тсунаёши проверил время по своим наручным часам: два часа, отведённых им самим на выяснение деталей дела, практически истекло, а они толком ничего не добились. Девушки не предприняли никаких опасных действий, поэтому не было смысла поднимать шумиху и отпускать водителя в штаб-квартиру, как и им самим находиться здесь дальше. Впрочем… — Не переживайте, — мягко произнёс Тсунаёши, — мы уйдём. Вот только вам придётся проехать вместе с нами. Девушки опешили на секунду, однако первой пришла в себя Минако, которая до этого больше всех остальных собравшихся тут надеялась мирно разрешить относительно беспочвенный конфликт. — Что? — бесцеремонно спросила она, резко вскакивая. Волосы за её спиной взвились; Минако посмотрела на каждого из мужчин и сощурилась: её взгляд описал дугу и прошёлся по каждому, затем бросила предупреждающий взгляд на Рей, чтобы попытаться остановить её агрессию: сестра заметила и покорно опустила голову. Пусть их осталось всего лишь две, пусть сил не осталось совсем, пусть у них не осталось ничего, кроме имени и, возможно, свободы, всё-таки иерархия при даже пусть таком спонтанном «военном положении» оставалась иерархией. А Минако была когда-то Верховной. Да и сама Рей, по правде, понимала, что её пылкостью, порывистостью и враждебностью проблему не решишь, а только усугубишь, да ещё и спровоцируешь появление новых. Рей когда-то управляла огнём, но сейчас она стала им — непостоянной, сжигающей всё на своём пути абсолютной силой. Или думала, что стала. Кожа её нежных рук не ощущала более той теплоты — той самой, которая появлялась, когда Рей взывала к силе своей планеты, к своему родителю и истоку. Потому что взывать было не к чему. В глазах Минако мелькнуло золото, что не укрылось от внимательных взоров мужчин. Те ожидали от них чего угодно: истерики, паники, неразберихи, но только не… спокойного снисхождения? Минако взглянула на них так, словно бы… прощала? Гокудера мотнул головой, Ямамото поднялся с дивана вслед за Тсуной, Мина и Рей синхронно сделали шаг назад. — И с какой же целью, простите? — отозвалась Минако, вскидывая голову. — С такой, что продолжать наш разговор здесь нецелесообразно, — произнёс Тсунаёши, поворачивая голову: — Ямамото, Гокудера. Это был уже приказ. Рей и Мина переглянулись и одновременно бросились из комнаты, проклиная всё на свете: свою жизнь, эту планету, люди которой некогда уничтожили их собственные, и самих землян. Не было у них спокойной жизни ни в одном из миров и ни в одном из времён. Не была она им ни предназначена, ни предначертана. И если раньше было что-то, что могло их защитить, сейчас не осталось даже этого. Бывшие венценосными, они стали никем. Имевшие имя — остались без имени. И ведь когда-то у них был дом, который уже давно неживой. Ещё когда-то они спали беспробудным сном, но нечто заставило их проснуться и снова стоять насмерть. Тсунаёши с малой толикой сожаления взглянул на них и выдохнул. Тот точно так же ненавидел свою треклятую жизнь, к которой уже привык, ненавидел то бремя, которое стало его крестом и в то же время благом, и он ненавидел мир, который тоже — отчасти — по-своему, но должен был защищать. В коридоре что-то с треском упало. Ни один из них ненавидел применять силу по отношению к женщинам. Женщины стали для них чем-то… странным. Это то, что всегда будет под мужчиной, но и то, что всегда останется родным и близким. В мафии женщин не считали за людей, но Вонгола была королём. А именно король устанавливает правила. Тсунаёши вышел в узкий коридор и взглянул на них всех. Ямамото и Гокудера держали их руки за спинами, а сами пойманные девушки сейчас выглядели неимоверно уставшими. Тсунаёши никогда не видел такого усталого взгляда: словно в глубине их глаз пролегли тысячелетия. — Какое гостеприимство, — как будто выплюнула эти слова Рей, — в первую нашу встречу, правда, мне понравилось намного больше, как жаль, что былого не воротишь. — Неловки и даже отчаянные попытки вырваться не увенчались успехом; Рей лишь обернулась на Ямамото и сказала: — Первая и вторая наша встреча. На эти слова скорее отозвалась Минако: на глазах наворачивались слёзы, и так больно кололо в груди, пускай и приглушённо, ведь боль Рей — её боль тоже. Ямамото замер на долю секунды, а потом отвёл свой взгляд от неё: приказ его босса должен быть выполнен беспрекословно, даже если он сам того не желает делать. Ямамото и все остальные доверили свои судьбы ему, он распоряжался ими так, как считал нужным и заставляли того обстоятельства. Дверь в их квартиру запер Тсунаёши, после чего они двинулись в сторону, где их ожидал личный водитель. Впереди шёл Гокудера, разведывая обстановку и удерживая незатихающую Минако, которая хотя бы не кричала, но шипела и извивалась, как самая настоящая змея. Посередине шёл Тсунаёши, а Ямамото замыкал их небольшую колонну и вёл Рей под руку, как будто она была сейчас не пленницей, а деловым партнёром по бизнесу. Водитель, как тому приказал Тсунаёши, ждал напротив букмекерской конторы и курил внутри салона автомобиля, приоткрыв окно. Нервы сдавали не только у вышестоящих членов Вонголы, но рабочего персонала: причиной тому были неспокойные времена, — хотя когда в Вонголе были поистине мирные дни? — Прошу прощения, что заставили так долго ждать, — произнёс Тсунаёши на итальянском, после чего обмолвился с водителем ещё парой слов. Водитель открыл им двери и помог посадить девушек на заднее сидение, к ним с каждой стороны, словно окружая и преграждая все пути к отступлению, сели Гокудера и Ямамото; Тсунаёши занял место спереди и позволил себе немного отпить из бутылки, которую достал из бардачка. Было тесно, несмотря на просторный салон. Девушек начинало тошнить то ли от нервов, то ли от того, что их укачивало в машине во время езды, пускай они и любили ездить в транспорте. Невзирая на открытая окна и лёгкую прохладу, им всем было очень душно; девушки вспотели и также заметили, как по вискам Ямамото и Гокудеры стекали капельки пота. — Неужели вы даже не наденете нам вонючие мешки на головы? Не так много поворотов и извилистых путей, чтобы не запомнить дорогу, — Рей нахмурила брови. — Не стоит нарываться, вы и так не в выгодном положении находитесь. — Заметно. Гокудера напряжённо наблюдал сначала за водителем, затем перевел взгляд на босса: его психическое состояние волновало того гораздо больше, чем своё собственное, хотя оно так и грозилось перейти в состояние «нестабильное». Девушки молчали — и в молчании был их разговор: они не переглядывались, не шептались, но всем в машине почему-то казалось, что каким-то неведомым образом они всё-таки умудрялись общаться. Как будто бы разговор шёл у них в головах, словно действительно была телепатическая связь… …как будто бы в это можно было действительно поверить? Тсуна отвернулся от окна и посмотрел в зеркало заднего вида на лицо Минако: она, как и Рей, сидела с идеально прямой спиной, точно была на званом приеме у самой английской королевы, но никак не зажатой между двумя мужчинами, которые могли ежесекундно свернуть ей шею. Та неожиданно резко обратила на него взор: их взгляды пересеклись в зеркале, и Тсунаёши вновь показалось, что в этой ясной голубизне мерцает золото. Минако не рыдала, не плакала, не билась в истерике, а просто молча задавала вопросы. И точно так же молча сносила отсутствие ответов. Рей наблюдала за быстро сменяющимися видами через окно, поскольку ночь постепенно уступала своё место утру с его рассветами: проносящийся пейзаж ей казался гораздо интереснее, чем всё, что происходило в машине. Рей словно в какой-то момент отрешилась от мира и ушла в себя: Тсунаёши не знал, о чём она думала, ему казалось, что она не думала вовсе, — настолько пустыми были её глаза; как будто бы Бьякуран вынул из неё душу. Ещё он смотрел на своих Хранителей и проклинал себя вместе с ними. Всё должно было быть не так. Вот вообще не так. Но вышло всё как всегда. У него складывалось впечатление, что эти девушки были не от мира сего, как будто бы… лишними? Были похожими, словно сестры-близняшки, но в то же время они были различны, как два полюса. И это пугало. Кто же они на самом деле? И кем были эти девочки, сидящие на заднем сидении с таким видом, словно знали, что подобное могло произойти? Тсунаёши взглянул на Кольцо Вонголы и мысленно чертыхнулся. Это стало его проклятием. — Ну, давай, Тсуна. Расскажи же нам, кто ты и кто твои друзья? — их взгляды снова пересеклись в зеркале заднего вида. Минако смотрела на него в упор, а на её пухлых губах расцвела насмешка. — В гостиной ты не договорил, так, может, здесь поведаешь? Рей обернулась и сокрушённо покачала головой — весь её запал исчез, внутри она чувствовала какое-то дикое опустошение, какое бывает сразу после того, как человек испытает слишком сильное эмоциональное потрясение. Чувствовать пустоту — всё равно что стать ею. — Если что, я унесу твою тайну с собой в могилу, — продолжила Минако, всё ещё не сводя с него взгляда. — Ты не в том положении, чтобы так разговаривать, — цыкнул Гокудера, ему явно надоело с ними церемониться, но сил почти ни на что не оставалось. — Все карты будут выложены на стол, как только мы приедем на место, а пока что я позволю себе не выдавать своих секретов, — пообещал он; спорить с ней или с кем-то другим ему совершенно не хотелось. Даже тысячи прожитых дней казались девушкам не такими долгими, как путь в неизвестность. Негатив — и ничего больше; им было неприятно находиться здесь больше в эмоциональном плане, нежели в физическом. Не было никакой ненависти, хотя запястье Рей пульсировало после прикосновений Ямамото, но она пыталась выкинуть это из головы. Девушки умели прощать причинённую им боль, но, увы, никогда ничего не забывали, как бы они того ни хотели. То ли обязанность воительниц, то ли банальная женская сущность. — Двадцать минут, — послышалось со стороны водителя, точно любые звуки теперь были противоестественны в установившейся тишине. — Мне доложить о вашем прибытии господину Ламбо? Рей заприметила, как улыбнулся Ямамото и как старательно пытался сдержать рвущийся смешок Гокудера. Что такого смешного или забавного было в этом вопросе? — Да, пожалуйста, — отозвался Тсунаёши. — Заодно попроси его подготовить мой кабинет. «Какой важный», — подумала про себя Минако, стараясь не показывать своих эмоций и не выдать ироничную улыбку. Ровно через двадцать минут машина остановилась прямо напротив раскрытых высоких кованых ворот — просто поразительная пунктуальность, которой им стоило поучиться, особенно Минако. Навстречу им вышло несколько мужчин в дорогих чёрных костюмах, девушки смогли заметить гарнитуру для рации и наушника у каждого. Им очень давно не приходилось испытывать настоящего страха, да и сейчас это напоминало скорее неудобство. Все мужчины подошли и переговорили с Тсунаёши, а с Ямамото и Гокудерой они поздоровались лишь осторожными кивками головы. Девушек они как будто не замечали — взгляды словно проходили сквозь них. Как только тихие разговоры окончательно сошли на нет, они вновь поехали по ровной дороге, ведущей к огромному особняку. Минако возмутилась подобной наглости: их воспринимали всегда по-разному, кто с восхищением, кто с опаской, кто с преклонением, однако никогда — как пустое место. Никогда не было такого, чтобы мужчины обращались с ними… так. И она не могла подобрать нужное слово, хотя оно вертелось на языке. Девушки вновь перебросились короткими взглядами, и каждая уставилась в своё окно: впереди их ждала неизвестность, и на этот раз она была настолько призрачной, что даже Сецуна, будь она здесь, не отважилась бы предполагать, что именно их настигнет. Дочери Хроноса известно было многое, однако даже Рей сомневалась, что, окажись она в подобной ситуации, та бы знала, как себя вести. Все они защищали людей ценой собственной жизни не раз. Умирали и вновь воскресали. Сбивали руки в кровь, налетали грудью на копья, ложились костьми, сгорали и восставали из пепла, лишь бы у Земли было хоть какое-то будущее и её не постигла судьба остальных девяти планет. Они когда-то защищали Землю, хотя и не были обязаны. Но земляне отняли у них всё и продолжали требовать ещё больше. И сейчас история вновь повторялась. Рей подумалось, что им очень не хватает всех остальных: они бы вместе могли справиться с любыми настигшими их трудностями. Вот только остальных не было. И вряд ли бы в ближайшие девятьсот лет они дали бы о себе знать. Впрочем, даже когда они были плечом к плечу, на помощь со стороны никогда рассчитывать не приходилось. В конечном итоге именно Мина и Рей оказались какими-то дефектными. Почему не Макото с Ами? Или Харука с Мичиру? Про Хотару говорить не приходилось, ибо её бремя и сущность выходили за рамки обычных даже в их понимании и в их критериях «необычности». «Я — Венера». «Я — Марс». Это были единственные мысли, которые была в их головах, когда они наконец-то вышли из машины и поднялись по ступеням ко входу в огромный особняк. В конечном счёте, когда-то, тысячелетия назад, перед ними склонила колени вся Галактика. Уж с кучкой зажравшихся мужчин-землян рано или же поздно случится если и не то же самое, но они обязательно пожалеют, если причинят им хоть какую-то боль. Внутри больно сжалось сердце, а глаза вновь защипало, когда Мина услышала шум, доносящийся от фонтанов, а прохладный воздух был наполнен ароматом цветов и выпечки. Ей вспомнились те далёкие времена на её родной планете и на Луне; все те торжественные приёмы, танцы на балах, фигурное катание на величественном Юпитере и чувственная песнь оркестра Нептуна. Её как будто разрывало от нахлынувших эмоций и обрывков памяти, которые захлестнули с новой силой и не желали выпускать из металлических тисков. И пускай этот особняк был далёк от роскоши венерианского и лунного дворцов, но её всё же впечатлили развешенные полотна знаменитых художников, искусная роспись и мраморные плиты на полу. Раньше в подобных местах они были хозяйками или же желанными гостьями, но никак не приволоченными и насильно затащенными пленницами. Девушки держались гордо и важно, несмотря на сложившуюся ситуацию: никто из них никогда не увидит их сломленными, запуганными и загнанными. И этот страх, опутавший их сознание, плоть и кости и растёкшийся по всему телу вместе с кровью, станет для Минако и Рей неким стимулом, подпиткой, а не насмешкой судьбы и поводом прекратить борьбу и отдаться воле случая. Для людей, встретившимся им на пути, было совершенно нормальным то, что их силком волочили на верхний этаж по извилистой лестнице. Как будто такое происходило каждый день: никакого удивления и никакого сочувствия; никто не проявил инициативы, чтобы помочь им, — все проходили мимо, замедляя шаг лишь для того, чтобы поздороваться и поговорить с мужчинами, особенно с Тсунаёши. Девушек, обессиленных, но не смирившихся со своим положением, завели в просторный кабинет, усадили каждую на стул с высокой спинкой; руки и ноги им решили не связывать. Тсунаёши присел в кресло за стол из красного дерева, Гокудера встал по правую сторону от него, а Ямамото — по левую. — Пятеро на двоих, — ухмыльнулась Мина, положив ногу на ногу и стрельнув глазами сначала на флегматичного подростка, стоявшего напротив открытого окна со скрещёнными на груди руками, а потом на мускулистого мужчину со сломанным носом, который держал в руках книгу, но уж явно не зачитывался ею, а следил за происходящим исподлобья. — Ламбо, Реохей, — позвал тех Тсунаёши, — вы смущаете наших гостей. Где сейчас находится Реборн? — более серьёзным тоном поинтересовался он. — Час назад уехал на такси к Ирие Шоичи, босс, просил передать, что вернётся ближе к обеду, — Ламбо потёр правый глаза и тяжело вздохнул. — Всё готово, как ты видишь, так что можем начинать.