С чем покончено, к тому не возвращайся

В повисшей давящей тишине девушки отчётливо слышали назойливое тиканье настенных часов, перелистывание страниц в архивной папке с документами и личными делами, а также то, как мужчины сглатывали слюну: они нервничали не меньше них самих, пускай всячески старались скрыть это. Никто из них не проронил ни слова, но взгляд каждого был устремлён на Минако и Рей, словно они выжидали и старались предугадать их дальнейшие действия, но они неподвижно и молча сидели на тех местах, куда их посадили, как будто были замершими навечно статуями. — Давайте начистоту, — голос Тсунаёши был хриплым, словно он только что проснулся и ещё не прочистил горло; он достал бутылку с минеральной водой и сделал большой глоток. Если честно, девушек тоже одолевала жажда, но они принципиально ни о чём их не попросят, пускай хоть глотки пересохнут. — Вы ничего не добились тогда, не добьётесь и сейчас, — насмешливо сказала Минако, — решение о смене локаций было не самым лучшим. Разве что… мне очень интересно, что вы там приготовили для нас. Когда продемонстрируешь? — Минако, — шёпотом произнесла Рей, как бы прося не нарываться. Минако не отозвалась, настойчиво буравя Тсунаёши взглядом. И они смотрели друг на друга с минуту, пока все остальные в этом кабинете безмолвно сносили их немую борьбу, однако продлилось это недолго, потому что дверь внезапно распахнулась и внутрь вошёл один из самых опасных людей в Вонголе, в мире мафии: Хранитель Тумана. Не успел он переступить порог, как напряжение в комнате достигло своей максимальной отметки. Тот молча кивнул остальным хранителям в знак приветствия и огляделся. — Что за спешка такая, Савада Тсунаёши? — издевательски протянул Мукуро Рокудо и прошёл к дивану, явно намереваясь сесть на него. — Познакомьтесь, Рокудо Мукуро, — произнёс Тсунаёши, с трудом отводя от Минако свой взгляд. Девушки не повели и бровью, лишь быстро окинули того глазами, оценивая потенциальную опасность, и продолжали молчать. — Я так предполагаю, что перед нами Минако Айно и Рей Хино, из-за которых мы в кои-то веки собрались все вместе, — подал голос Мукуро, насмешливо оглядывая каждого присутствующего: его саркастичность с годами стала ещё более явной чертой характера, чем была до этого. — Почти все. Как жаль, что Кёя не почтил нас своим визитом. Минако посмотрела на него. — Какая догадливость и поразительная проницательность, — прошипела Рей, совершенно забыв о том, что пыталась лишь какую-то минуту назад успокоить и отгородить от этого Минако. — Мы же всё равно докопаемся до правды, — устало пробормотал Ямамото. — Попробуйте, — с вызовом ответила ему Рей. — Всплывёт что-нибудь ещё, — резонно заметил Тсунаёши, заметив за собой некоторую раздражённость. — Это вряд ли, — отчеканила Минако. Было крайне непонятно, что же именно те задумали: пока что мужчины давили на них морально, но не предпринимали конкретных действий, если не считать того, что их количество постепенно увеличивалось. Пытки, изнасилование или же нечто другое, что они могли предпринять в отношении них… Минако и Рей ждали с нетерпением и при этом начинали содрогаться от собственных мыслей и предположений, возникающих у них в голове. Кто они такие и что им нужно, почему они вмешиваются и пытаются добраться до истины? Если они узнают, то сделают себе только хуже, обрекая на те знания, которые лишь покалечат и погубят их. Если так подумать, девушки таким образом даже делали им одолжение, что не раскрывали свои истинные сущности. Что им даст тот факт, что они древнее и могущественнее их, что жизнь на их треклятой планете — их заслуга и их боль, пронесённые сквозь века. Что они другие, и это никак не изменить, как бы они сами того ни хотели. — Не слишком ли ты молод для того, чтобы занимать свой титул? — внезапно задала свой вопрос Рей. — «Дон», — иронично обратилась она к Тсунаёши. Ни один мускул не дрогнул на его лице, потому что он не скрывал более своей сущности, но он и не желал самостоятельно признавать правду. Естественно, она слышала, как с ним разговаривали подчинённые, она понимала, что это не просто теневой бизнес. Рей не хотела признавать, что они попались мафии, как и они сами не хотели признавать лежащие на поверхности факты относительно девушек. Именно поэтому они устроили этот глупый допрос с пристрастием. Именно поэтому они который час мусолят одну и ту же тему, боясь сдвинуться с места. Её раскусили даже раньше, однако это ни к чему толком не привело, значит те пытались докопаться до чего-то другого. Что же именно их настолько сильно взволновало, что они стали копать под них, но при этом сами вырыли для себя могилу? Или же рыть её было не надо, потому что… потому что они все уже сами давно были мёртвыми? Мужчины переглянулись, кто-то продолжил смотреть, не поворачивая головы, на девушек, кто-то опасливо покосился на босса. — У меня не было выбора. Всё. Черты лица Мины смягчились, что не осталось ни для кого незамеченным: она словно входила в его положение и… понимала? — То есть ничего отрицать ты не будешь? — уточнила Рей, слегка удивившись тому, что он так просто отреагировал, но стараясь не показывать вида. — Это же очевидно, зачем отрицать? — сказал, грустно усмехнувшись, Тсуна, и вальяжно откинулся на спинку кресла. Минако улыбнулась. — Ты, видимо, таким образом подаёшь нам пример. Занятное зрелище. Вроде «посмотрите, я сознался, так что вы тоже сознайтесь», — она тихо хихикнула. — Как жаль, что так оно не работает. Минако резко замолкла, чем привлекла внимание каждого; затем, когда взгляд её сделался вновь серьёзным, она приоткрыла рот, чтобы что-то сказать, но не издала ни звука. Гокудера заметил это и, оживившись, нахмурился. — Говори, что хотела произнести. — Есть вещи, о которых лучше не знать. — Вы уже узнали о нашей вещи, о которой лучше не знать и незнание которой является залогом сохранности жизни, — вклинился Ямамото. — Ваш черёд. Иначе… Ямамото не договорил, а оно и не требовалось. Девушки уже догадались, что значит то самое «иначе». — Нам не привыкать, — неожиданно со смешком сказала Минако, поднимая голову: в её голубых глазах вновь блеснуло золото, а Рей резко повернулась к ней, не веря своим ушам. В её взгляде читался немой вопрос и недопонимание, во взглядах мужчин — интерес и неверие. Ни Мина, ни Рей не знали, как объяснить им, что… а что, впрочем, нужно было им объяснять? Что смерти для них фактически не существует? Что жизнь для них скорее — бремя? Что время для них остановилось? Что есть силы, которые неподвластны людскому разуму? Что есть колоссальные проблемы такого масштаба, по сравнению с которыми их собственные, — пыль? Это то, что не поддавалось объяснениям. Никаким. И то, во что никто, кроме них, никогда не верил. Их вера должна была оставаться их верой. Их надежда — их надеждой. Их клеймо — лишь их клеймом. Их. И ничьим больше. Как и память. Рассказать им — значит вновь ворошить прошлое, которое они хотели там же и оставить: сдирать незажившие болячки, нанести порез поверх затянувшихся шрамов, вскрыть вены и испить собственной крови. Голубой крови. Как им сказать об этом? И какой в этом толк? «Привет, я наследная Королева Венеры, а это моя сестра — Королева Марса. Мы относительно бессмертные воительницы с Тьмой, наши планеты давно мертвы, близкие мертвы, целые народы мертвы, Галактика, некогда бывшая живой, тоже мертва. Мы ещё поубиваем тут пару-тройку демонов, а потом пойдём и выпьем содовой». Ни в какой чёртовой газете этого не напишут. Никто им не откроет глаза на полную правду. — Почему вы медлите? — Рей напряглась, как пружина, и провела языком по нижней губы. — Вы ничего не предпринимаете, но постоянно этим угрожаете, ваше бездействие весьма утомляет. — Я смотрю, ты заскучала, девочка? — вкрадчиво произнёс Мукуро, подпирая ладонью подбородок. — Не волнуйся, я могу это исправить, однако ты сильно об этом пожалеешь, поэтому лучше не рыпайся и веди себя прилежно. — Не тебе преподавать уроки этикета и говорить о правильном поведении. — Кто-то показал зубки, и они довольно острые, — он засмеялся, — ты больно кусаешься, но недостаточно, я весьма толстокож. Её раздражал этот человек, и ответить ей было нечего, впрочем, Рей не желала более продолжать столь бессмысленную перепалку и идти у него на поводу, а она ведь почти попалась на его удочку. Мукуро как будто изводил их: девушки буквально чувствовали напряжение, словно то стало осязаемым и касалось их кожи, некий болезненный надрав, едва ощутимый, но реальный. К ним словно пытались проникнуть в голову, захватить сознание и прочитать мысли, раз они сами не идут на открытый контакт. — Не перегибай палку, — глухо послышался голос Тсунаёши. — Ты ведь меня понял, Рокудо Мукуро? — Было бы эффективнее, если бы ты позволил мне завладеть их телами, — он прикрыл глаза. Во взгляде Тсунаёши они заметили немой укор. — Завладеть телами? — хмыкнула Минако. — Теперь это так называется? Ей словно нездоровилось с тех пор, как Мукуро оказался здесь, и та не считала это поразительным совпадением и стечением обстоятельств. Понятно было то, что он вмешивался, но каким образом? Минако снова обвела взглядом каждого и попыталась раскусить их, раскрыть их план, а он, определённо, у них имелся. Почему они действительно не подвергают их пыткам, не угрожают им голыми руками или же оружием? Эти непонятные жесты, выдающие их нервозность: постоянно двигают руками и то снимают, то вновь надевают свои кольца. Кольца… Конечно. Теперь она поняла, где находился источник ауры — не магической, однако всё же сверхъявственной, — которую они ощущали всем своим естеством. Пускай едва ощутимая, но искрящаяся, словно возгоралось тихое пламя. Их… боялись? И потому были наготове применить своё оружие, заточённое в металл колец. Да. Их боялись. И это было чертовски смешно. Шестеро взрослых мужчин боялись не справиться с двумя девушками. Пусть и не столь обычными, какими они казались на первый взгляд. Рей уселась поудобнее на стуле и вальяжно закинула ногу на ногу. — Замечательно. Мы можем проторчать здесь хоть неделю, я ничего не собираюсь говорить. Она взглянула на Минако, чуть опустившую голову. Её взгляд был бегающим, но в то же время невероятно… мудрым? Та словно глубоко и тщательно и очень-очень быстро обдумывала что-то, и Рей в какой раз прокляла Хроноса за то, что у них не осталось телепатической связи. Смешно было и то, что их жизнь пока ещё держалась за обманное впечатление, что они могли бы что-то противопоставить этим мужчинам. Эти мужчины верили в то, что они очень сильны и очень опасны, и верили, хотя сами того не знали, напрасно. Быть может, лет двадцать с лишним назад, прямо перед своей смертью уже в этой Эре, они бы и могли. Их сила была почти бесконечной, способности — почти безграничными. Но не сейчас… Они просидели в полном молчании ещё десять минут, пока мужчина, очень похожий на боксёра, громко не выдохнул и так же громко не захлопнул книгу, которую он читал до этого. В тишине комнаты этот звук показался взрывом атомной бомбы. Он положил её на стол и прошёл к дивану, намереваясь сесть, когда в дверь постучались и, не дождавшись ответа, вошли двое. Рей закатила глаза: её начинало бесить такое количество людей, — и когда она взглянула на Ямамото и на Тсунаёши, у неё возникло непреодолимое желание засмеяться: те тоже были не очень довольны и явно выказывали своё раздражение, хотя и не в очень грубой форме. — Дечимо отдал приказ никому не входить, — тихо произнёс Хранитель Дождя, оглядывая посетителя с ног до головы. — Прошу прощения, господин Ямамото, однако дело срочное, — запыхавшись, скороговоркой пробормотал ещё один мужчина, облачённый в белый медицинский халат не первой свежести. — Господин Десятый, — повернулся к нему человек, по виду напоминавший врача, — дело не терпит отлагательств. Пришли результаты анализов. Это была важная информация, как поняли Рей с Минако, потому что мужчины всполошились. И не на шутку. Мукуро нахмурился, Ламбо, любопытствуя, наклонился вперёд, не сходя, впрочем, с места, а Гокудера деловито поправил очки. Врач ждал приказа Десятого. — Докладывай, — хмуро отдал распоряжение Тсунаёши, явно недовольный тем, что всё обернулось подобным образом. Подчинённый, стараясь не обращать внимания на направленные на него взгляды, выудил из-под правого плеча папку и стал осторожно продвигаться к столу: его руки чуть подрагивали, но вызвано это было не страхом, а, скорее… восторгом? Как будто бы он открыл вторую Америку и сам не верил в то, что сделал. Тот прошёл мимо Рей и Минако, посмотрев на них настолько быстро, насколько это было возможно, и раскрыл папку. В этот момент прилипшая к форзацу фотография отчёта внезапно соскользнула вниз и упала прямо им в ноги. Лишь одного взгляда на фотографию хватило, чтобы девушки встревоженно переглянулись. — Это… — Минако прищурилась. — Это… Рей сглотнула. — …ваших рук дело, — словно договорил за них Гокудера. — Или вы скажете, что я неправ и вы тут не причём? — Именно! — рассерженно воскликнула Минако, не скрывая негодования и злости, как только до неё дошёл смысл сказанных им слов. — Господи, ты ведь даже понятия не имеешь, что такое говоришь. — Так просвети меня, — выпалил он. Как же они ненавидели таких самодовольных глупцов, заблуждающихся и при этом уверенных в своей правоте, хотя не имели никаких аргументов и весомых доказательств. Ими было затрачено столько сил, они пожертвовали абсолютно всем, чтобы истребить и искоренить зло, а в благодарность их обвиняют в том, чего они никогда в жизни не совершили бы. У каждой из них бешено застучало сердце, звон в ушах стал невыносимым, на глазах наворачивались слёзы, пусть они всячески и пытались их сдерживать всё это время. — Закрой свой рот, — властно сказала Рей, — ни слова больше. Было тяжело дышать, грудь словно сдавило неподъёмным камнем, а лёгкие на каждый глоток воздуха разрывало от боли. Горькая обида — и ничего больше, кроме неё. Почему они пробудились ото сна и снова терпели пощёчины этого земного мира, а на страдания и муки их вновь обрекали земные мужчины? — Нет, Гокудера, — резко остановил того Тсунаёши, когда он, взбешённый её словами, поднялся со своего места. — Да, возможно, мы и сделали поспешные выводы, но мы всё равно приехали к вам, чтобы прояснить это дело, а не стали устранять проблему, не разобравшись, кто здесь прав, а кто виноват. Поэтому я попрошу ещё раз, но теперь уже последний: выкладывайте начистоту, кто вы такие и как с этим связаны. После этого, — он явно намекал на их бурную реакцию, — вам не отвертеться. — Мы непричастны, — голос Минако дрожал, — однако если я скажу, что мы не замешены в этом, то солгу. Кто-то играл с ними злую шутку, окуная в этот круговорот рождения и смерти, на этот раз ограничивая их в возможностях. Почему вновь пробудилась тьма, однако силы не вернулись к ним? Почему здесь только Минако и Рей, но рядом нет остальных воинов? — Лгать не надо, — тихо сказал Тсунаёши. — Достаточно просто рассказать. Минако взглянула на него, затем — на Рей, которая уже не знала, что и делать: так как если бы была в твёрдой уверенности, что ничего не надо рассказывать, обязательно качнула бы головой или дала бы хоть какой-то знак. Но Рей была неподвижна и ожидала решения Минако. Потому что именно ей нужно было решать. И от её решения зависело все. Рей встала со стула. — Вы не поверите, если расскажем, — предприняла она последнюю попытку отвертеться. — Знаете, мы уже столько повидали и услышали, что удивить нас вам вряд ли получится. Попытайтесь. Может, поверим, — резонно заметил Гокудера. Рей прыснула, однако в этой самой насмешке было столько печали, что от неё становилось плохо каждому. Она снова села, положила локоть на спинку стула и закинула ногу на ногу. — В такое не поверите даже вы, пускай я и чувствую вашу не совсем обычную сущность. Мы и сами-то первое время, — когда только-только родились в этом тысячелетии, — не особо верили... Вот оно — первый неуверенный шажок навстречу. Тсунаёши взглядом дал понять врачу, что его присутствие здесь совсем не обязательно. Рей замолчала и посмотрела на Минако, и та, едва заметно кивнув, снова повернулась лицом к мужчинам, которые готовы были внимательно слушать каждое оброненное ею слово. — Как вы успели заметить, — она вновь посмотрела на фотографию, а затем на ту злополучную вырезку, — о нас с Рей… много чего понаписано в газетах девяностых годов. Как бы странно это ни звучало, но… — она подошла к столу и взяла в руки пожелтевшие листы, — всё это — истинная правда. Я родилась в 1978 году, но умерла в 1996. Номинально мне больше тридцати, по факту — восемнадцать. Вот только если вы хотите знать точное число и ещё больше запутаться, то нам с Рей больше, чем несколько тысяч лет. Это прозвучит дико и... — Невозможно, — вклинился Гокудера, однако Тсунаёши остановил его, дав возможность продолжить. — ...дико и нереально, но это факт. Тот, кто совершил это, является демоном, против которых мы боролись, пока не погибли. Это одна из каст в иерархии порождений Тьмы. Как правило, у демона есть хозяин, существо гораздо более могущественное и сильное, однако не всегда так. Иногда это просто тёмные порождения, самостоятельные, но не особо сильные. Но то, что случилось с человеком, работа высококлассной Ёмы, — Минако взяла в руки фотографию и поднесла поближе к себе. — Я бы даже сказала, что очень... — она протянула фотографию Рей, которая схватила её и тоже быстро изучила. — Мы всегда боролись за людей и никогда — против них. Даже когда земляне пришли и разрушили наш мир, — Минако усмехнулась, — и испепелили его так, что даже памяти о нём не осталось. И безмолвен он уже многие тысячи и тысячи лет. Рей отложила фотографию в сторону и посмотрела на Минако. — Если бы это было что-то серьёзное, проснулись бы остальные, — задумчиво сказала она, обращаясь только к Минако. — Если бы это было что-то серьёзное, в первую очередь у нас проснулись бы силы, — ответила ей Мина, озабоченно поджав пересохшие губы, — но этого не случилось. — Значит всплеск Тьмы был недостаточным. — Значит недостаточным, — согласилась Минако, прикладывая руку ко рту в состоянии активного мозгового штурма. Их было двое. Когда должно было быть восемь. — Я бы посоветовал оставить все эти сказки для своих потомков, — процедил Реохей, — неужели вы, правда, думаете, что мы поверим в демонические силы и касты неких злобных существ, просочившихся в наш мир? Не дав девушкам даже слова вставить, его перебил Тсунаёши: — Неужели мне стоит напоминать тебе про Базуку Десятилетия или же Пламя Посмертной Воли? — задал наводящий вопрос Тсунаёши. — Лишь с помощью своих сил, а не современной медицины Бьякуран исцелил Ямамото и поставил его на ноги. Почему это имеет право существование, а их слова — нет? — Я тоже им не доверяю, — начал издалека Ямамото, — но давай дослушаем их. Как ты считаешь, Гокудера? — кто если не он испытывал страсть к всяким паранормальным явлениям, поэтому никто не удивился, когда тот с горящими от восторга глазами попросил продолжить. — Не знаю, что и добавить, — пожала плечами Минако. — Всё куда сложнее, чем вам может показаться, но у меня сложилось впечатление, что ваши головы и без того загружены информацией. — Нам нужно всё, — пришёл к заключению Тсунаёши. — В таком случае, — Минако откинула волосы назад, склонила голову набок, после чего посмотрела таким взглядом, что мурашки пробежали по всему его телу. — Савада Тсунаёши, слушай, запоминай и не прерывай меня ни в коем случае: номинально мне несколько тысяч лет, я потенциально бессмертна, и в моём подчинении находится мёртвая планета, которая некогда была живой, — та встала со своего места, подошла ко столу, наклонилась над ним, оказываясь не так уж близко к нему, но он всем своим естеством ощущал её присутствие и улавливал бешеный стук её сердца. — Лишь одной моей атаки хватило бы, чтобы стереть с лица Земли этот город, двух — страну; не стоит даже представлять, что будет, если в дело вступит Рей. Мы не являемся в прямом понимании людьми и... землянками. Наша судьба очень сложная и запутанная, но всё, что тебе требуется знать, это то, что не мы это сделали, но те, с кем мы боролись всю сознательную жизнь, заново переродившись. Мы всегда были на стороне Света и никогда — против него. Ещё вопросы? — Планеты? — вклинился Гокудера. — О, спасибо, что напомнил, — она утончённым движением заправила прядь за ухо и ослепительно улыбнулась, обращаясь уже непосредственно к нему, — когда-то я была всего лишь наследной принцессой Венеры. Рей наигранно прокашлялась, обращая на себя внимание. — Да вы только посмотрите на неё, — Минако указала на неё ладонью, — ведь любому ясно, что она с Марса. — Вам заказан билет в психиатрическую лечебницу, — хмыкнул Ламбо. Губы Рей разрезал грустный оскал, когда она услышала фразу, произнесённую Ламбо. — Вот именно поэтому, — Рей устало сложила руки под грудью и повернулась к нему, — мы никогда и ни при каких обстоятельствах никому ничего не рассказывали. Люди сочли бы сумасшедшими и упрятали бы в психиатрию. Ну, — нарочито резонно заметила она, — либо начали бы проводить опыты, тут уж как повезёт, — та театрально развела руками в стороны и снова вернула их в исходное положение. Минако взглянула на сестру и уловила лёгкое раздражение, исходившее от неё: Рей была подавлена и в то же время умудрялась беситься с того, что этим людям приходится объяснять прописные истины, которые они, возможно, и понимали, но словно нарочно хотели заставить их произнести все самим. Как будто бы нарочно хотели не своими руками вывернуть на изнанку, а заставить Минако и Рей самим это сделать. Точно бы боялись... чего? Возложить на свою душу ещё один грех? Их и так было столько, что не счесть. И Рей, и Минако это видели. Видели они и то, что никто не хотел, чтобы так вышло, но какими-то ведомыми и неведомыми судьбе путями всё получилось именно так. Минако также видела взгляд Тсунаёши: видела эту смертельную усталость, залёгшую на дне. Раньше она думала, что такая усталость могла бы быть лишь у них, потому что прожили немало жизней и умирали столько раз, что пальцев обеих рук не хватит сосчитать. Что потеряли они больше, чем все люди вместе взятые, и заплатили столько, сколько никогда и никто не платил. Но и Рей, и Минако поняли, что ошибались. На этом свете ещё остались люди, у которых тоска и боль были не меньше, пусть те не совсем понимали причину и их природу. — Вам сложно поверить, но это правда. Мы не требуем ни веры, ни признания. Память о нас была стёрта нарочно и специально. У нас есть предначертанное будущее, и мы к нему идём. В это тоже сложно поверить, однако всё так, как оно есть. Не зависит, убьёте вы нас или нет. Если убьёте, ну, значит так тому и быть, только разбираться вот с этим, — Минако взяла в руки фотографию и демонстративно помахала ею, — вы будете тоже сами. Если нет, тогда нам придётся работать вместе. Либо по отдельности, хотите вы этого или нет. Та закончила свою речь и чуть ссутулилась, словно бы до этого она говорила на последнем издыхании. Её руки устало опустились, и она взглянула на Рей, которая была чуть ли не зеркальным отражением. Девушки глядели друг на друга, и свидетели их безмолвного разговора не признали вслух, но каждый у себя в уме, что не было им смысла врать и всё сказанное ими — чистой воды правда. Пусть сумасшедшая, фантасмагорическая в своём безумии, но правда. Потому что Тсунаёши угрюмо молчал, потому что он верил, потому что его интуиция сказала ему, чему верить, а чему — нет. И не было в этой чертовщине ничего, чему не надо было доверять. Гокудера прочистил горло, чтобы как-то нарушить воцарившуюся тишину. — Безумие какое-то, — сказал он, не отрицая, впрочем, правду. Рей кивнула: — Да. Для нас это тоже безумие. И в этом безумии мы живём. Нам фактически восемнадцать, а... — ...а взгляд у вас древних старух, — закончил за неё Тсунаёши, поворачивая на пальце кольцо. Он видел. Потому что у самого взгляд был такой же. — Но у вас, — деланно произнесла Минако, поправляя волосы, — скелеты в шкафу не менее страшные, чем наши. Мы это видим. И чувствуем. — В любом случае, — подводил итоги он, — нам придётся вынести всё это на общий совет завтра вечером, чтобы принять окончательное решение. — Что будет с нами? — всполошилась Рей. — Я ведь правильно понимаю: вы нас так просто не отпустите? — Как бы мне ни хотелось, — Тсунаёши поджал губы и отвернулся от них, — я не могу допустить, чтобы вы покидали территорию особняка, пока вся семья не придёт к согласию. Надеюсь, что вы не будете сопротивляться и останетесь здесь в качестве наших гостей, в противном случае нам придётся удерживать вас силой. Рей прикусила десну практически до крови, стараясь привести себя в чувство, она всё не могла поверить в реальность и правильность происходящего. Было поразительно то, что они вот так просто открыли свои души незнакомцам, хоть с некоторыми они уже и имели дело… Её нисколько не прельщали его слова и предложения, но другого выбора у них явно не было. Мина правильно сказала: их силы не пробудились, — а значит они никак себе не смогут помочь, если на них объявит охоту мафиозный клан. Но спокойно соглашаться с условиями ей тоже не хотелось, она противилась, как непослушный ребёнок с этими своими глупыми капризами: на действие найти противодействие. — Никто не причинит вам вреда здесь, — начал успокаивать Тсунаёши, — вам будет обеспечено всё самое лучшее, чего вы только можете пожелать, но лишь одно правило: не покидать пределы территории Вонголы, быть на виду у всего персонала и не пытаться скрывать от нас что-либо. — Три, — цокнула языком Минако, — не одно, а три правила. Я хороша в этой дурацкой математике ещё с незапамятных времён, — она обворожительно ему улыбнулась. — Что же… пожмём друг другу руки в знак согласия? — Ты рискуешь, — сказал Мукуро, проходя мимо Минако и невесомо касаясь её обнажённого плеча, но не было понятно, эти слова он говорил ей или своему боссу, предупреждая об опасности и угрозе, надвигающейся с той или же иной стороны. Не дожидаясь реакции, он быстрым шагом покинул кабинет, оставив сквозняк, не закрыв за собой деревянную дверь. — Проходной двор, — раздражённо буркнул Гокудера. Невпопад сказанная Гокудерой фраза вызвала наилучший эффект из всех возможных: разрядила напряжённую до предела обстановку. Мафиози всполошились и тайно обрадовались возможности прекратить этот странный до невозможности разговор, который у многих присутствующих породил в голове такое количество вопросов, что у девочек не хватило бы и ночи, чтобы всё объяснить. — Чувствую себя собачкой на привязи, — задумчиво пробормотала Рей, внимательно изучая носки туфель. Тсунаёши сочувственно взглянул на неё, приподнялся с места и протянул руку. — Я не понял, кому это было адресовано, вам или нам, но могу заверить, что с вашей стороны риска нет ни единого. Вы — наша единственная ниточка, которая может привести к преступнику. Мы не можем вас потерять. Его слова звучали жёстко, даже жестоко, словно он говорил не о двух хрупких на вид девушках, стоящих перед ним и чуть ли не слёзно доказывающих свою «невиновность», а о бездушных вещах. Безделушках. — Ты всё-таки забыл, Тсунаеши, о том, что мы тебе говорили, — Минако грустно улыбнулась. — Наши силы запечатаны. Мы можем лишь чувствовать тьму, а не бороться с ней. — Этого хватит, — ответил он. — Вам. Для нас это катастрофа. Представь, что у тебя забрали твоё кольцо. Как ты будешь защищать семью? — она излюбленным жестом сложила руки под грудью и подошла на шаг ближе к нему, не обращая ровным счётом никакого внимания на напрягшихся Хранителей. — Как ты защитишь тех, кто тебе дорог? Тсунаёши опустил голову, всматриваясь в её лицо: со стороны могло показаться, что он хотел ее поцеловать, однако... — Я задаюсь этим вопросом вот уже двенадцать лет, — он сощурился, не отводя взгляда. — И не нахожу ответа. Рей обречённо вздохнула. — Нам уже нечего терять. У вас есть вы. У нас — пустота. Мы не знаем, что будет дальше. Сецуна могла бы сделать небольшое предсказание, но её здесь нет. И в ближайшее время не будет. Однако может статься, чудо случится, и произойдёт что-то из ряда вон, что поможет нам хотя бы на несколько минут стать теми, кем мы были прежде. Тогда уже будет не до обещаний ни под каким предлогом «не покидать территорию». Вы должны это понимать. Рей обращалась к Тсунаёши, но смотрела на Ямамото, словно бы считала его единственным человеком, кто мог слышать, а не только слушать. Тсунаёши всё ещё буравил взглядом лицо Минако, словно бы старался найти все ответы на возникшие в голове вопросы. — Я знаю, Рей. В конечном счете, вы Воительницы, не мы. Мы — убийцы. И это то, что ты хотела услышать. Я дал тебе это услышать. Тебе же важно признание ошибок? Так вот оно. Минако вздрогнула. — Важна истина, — она готова была взорваться от распирающих эмоцией, но в итоге лишь сильно сжала челюсть до боли в зубах и закрыла глаза ненадолго, чтобы сосредоточиться, — тем не менее, ваше признание в ответ на наше стоит многого. Наверное, нам всем стоит сказать друг другу «спасибо»? — Я словно на агитирующей компании какой-то секты, — Ламбо поставил на стол коробки с личными делами и покопался в них, доставая со дна фантики и чеки. — Интереснее, чем сидеть в отделе документооборота, но, конечно, ещё то сомнительное удовольствие. В кабинете воцарилась такая тишина, что можно было ясно расслышать, как в углу скрипел зубами раздражённый и рассерженный Гокудера. Увы, убийство члена семьи каралось смертью, поэтому он терпел из последних сил выходки этого невыносимого юнца. Девушки, с одной стороны, не до конца понимали, почему он так молод, а уже состоял в мафиозной группировке и присутствовал на важном совещании, но с другой — сколько лет было им, когда они впервые взяли в руки оружие? Когда пролили первую кровь? Когда произнесли первую нерушимую клятву? — Не обращайте внимание, — хохотнул Ямамото. — Я попрошу приготовить вашу комнату и ванну, завтрак вам подадут прямо туда, поэтому пройдёмте со мной, пожалуйста. Если вы хотите, я могу провести небольшую экскурсию по нашему дому, думаю, после столь откровенного разговора нам нечего больше скрывать друг от друга. Тсунаёши вздрогнул, словно его ужалили, потому что было ещё кое-что… ...то, о чём он почему-то не хотел вспоминать, находясь рядом с Минако. То, к чему он так долго шёл, а когда достиг, понял, что всё... Было просто. Он не понимал, почему хотел одновременно и утаить, и раскрыть правду. Тсуна был одновременно самым свободным и самым несвободным человеком на Земле. Киоко. Чуть ли не главная причина его постоянной задумчивости, вечерних стаканов виски и головной боли. Он не знал, что с этим делать. И, если быть совсем откровенным, не понимал, почему его это так заботит. Всё в его нынешней жизни было относительно хорошо, пока не появилась блондинка с красным бантом вместе со своей черноволосой сестрой. В том, что они были в каком-то смысле родственницами, сомневаться не приходилось. Он задумчиво посмотрел на свою правую руку, где красовалось кольцо Неба Вонголы, а левой коснулся металла и сделал один оборот вокруг пальца. Тсуна понимал, что будет очень странно, если он вскочит со стула и внезапно заявит о том, что у него есть невеста, однако желание было огромным, тем не менее, всё же преодолимым. Он взглянул на Гокудеру, и тот понял все без слов: причины нервозности Дечимо каким-то непостижимым образом были всегда ему известны заранее. Гокудера едва заметно кивнул, тем самым давая понять, что позже они поговорят на эту тему. Ямамото о чём-то негромко переговаривался с Реохеем, пока Минако и Рей наконец-то чуть расслабились и стали внимательно осматривать окружавшую их обстановку. Ламбо наблюдал у стены, не вставляя, впрочем, больше колких замечаний, ибо одного взгляда на Гокудеру в прошлый раз ему хватило, чтобы понять, что он самую малость напортачил... и слегка провинился. Атмосфера немного разрядилась, но не настолько, чтобы Хранители перестали напрягаться каждый раз, как девушки делали лишний шаг в сторону. — Я думаю, что с остальными членами семьи мы познакомим вас завтра, если вы хотите. Изначально завтрак был бы доставлен вам в спальню, но если у вас есть желание, вы можете сами спуститься в гостиную, там как раз обустроена обеденная зона, — осторожно подметил Ямамото, подходя к Рей и Минако сзади. Они обернулись. — Спасибо, — сдержанно произнесла Рей и уловила его настороженный взгляд, направленный на Тсунаёши. Им всем хотелось покончить с этим и вернуться к привычному образу жизни, но приходилось терпеть и играть по негласным правилам. Появление демонов внесло разлад и пошатнуло привычный уклад — даже для самих девушек, что стало скорее уроком, нежели наказанием: им всегда нужно быть начеку. Пусть и думали, что могут быть обычными, но внезапный всплеск тёмных сил словно вернул их с небес на землю. Как иронично вышло. Выделенная на них двоих комната была просторной, но при этом заполненной: большая по размерам сама по себе, с выходом на широкий балкон, двуспальная кровать и ещё две двери, одна из которых вела в ванную, другая — в отдельное помещение, предназначенное для личного гардероба, пусть внутри и так было несколько шкафов, тумбочек и… туалетный столик. — Ещё бы косметичку мою сюда, — вздохнула Минако. — Ты не против, если я первая приму ванну? Правда, если она такая же огромная, как кровать, то мы можем залезть сразу вдвоём. — Избавь меня от этого, — шутливо буркнула Рей, отмахнувшись рукой. — Немного странно, что они принесли нам сменную одежду, но очень мило с стороны, — она подошла к стулу с высокой спинкой и сняла с неё два платья, видимо, предназначенные для неё и Рей, — и это очень кстати. Рей, ты только потрогай: ткань такая приятная наощупь. — Минако, пожалуйста, — процедила она, — иди в душ и смой с себя глупую улыбочку, радоваться здесь практически нечему, — однако Рей всё же нехотя подошла к ней и прикоснулась к сначала к юбке, затем к тонкому рукаву. Вещи были новыми, отглаженными и подобранными со вкусом. — Действительно. Минако перекинула голубое платье через руку, скинула свои туфли-лодочки, подобрала их и прошла босиком по мягкому ворсу ковра. — Нам нужно что-то предпринять, — кинула Мина через плечо перед тем, как зайти в ванную и закрыть за собой дверь. — Я просто обожаю, когда ты так делаешь, — пробормотала Рей и обессилено плюхнулась на кровать, прикрыв глаза: до её слуха приглушённо доносилось журчание воды. Ноги ныли от напряжения, а голова отказывалась работать, хотя Рей прекрасно понимала, что им очень срочно нужно искать выход... из чего? Из проблемы? Из сложившейся ситуации? Это и не коснулось их пока никак, но кому как не Рей было знать, что все глобальные катастрофы как раз начинаются с малого: с мелочи настолько неприметной, что кровь стыла в жилах, когда осознавал, какие последствия она за собой навлекла. Девушки не разгадали этих мужчин — ни их цели, ни способы их достижения: их образы были мутными, неясными, полными «белых пятен», но впечатление оставалось очень странное. Как будто бы они всегда действовали благими помыслами, но плохими методами. Рей сонно хмыкнула. Прямо, как и они сами когда-то. Через полчаса Минако вышла из душа и, как это ни парадоксально, но тишина разбудила Рей, которая еле-еле встала и молча исчезла за дверью, ведущую в душевую. Ей понадобилось ровно десять минут, чтобы помыться, сделать отчаянную попытку привести себя в порядок и так же отчаянно сдаться. Когда она открыла дверь, ведущую в спальню, Минако уже забылась глубоким сном. И ни одна из них давно не чувствовала такого истощения.

***

Обеденная зала постепенно заполнялась Хранителями Вонголы, их жёнами или девушками и самыми высокими чинами, присутствовавшими на месте, а не на задании. С самого утра здесь царило необычное оживление: носившиеся служанки то и дело успевали перемолвиться словечком, выставляя по очереди на стол приготовленные блюда. Со стороны могло показаться, что начинался какой-то приём, однако это было не так: подобным образом начиналось каждое утро в Семье Вонголы. Солнечный свет проникал в огромные окна и заливал своим жидким золотом громадный стол, высокие тонкие колонны, мраморный пол и стоявшие по периметру вазы с цветами. Это было первое утро, начинавшееся так спокойно в такое неспокойное время. Ямамото спустился вместе с Гокудерой: они оба молчали, когда стремительно пересекали зал, но было видно, что до этого они вели слишком серьёзный разговор. Место Кёи до сих пор оставалось пустым, зато Ханна и Хару уже сидели на местах: их взгляды были странными, словно бы они долго что-то обдумывали. — Никто не в курсе, — прошептал Реохей подошедшим друзьям, — но слухи ходят, — он нахмурился. — Неудивительно, — Гокудера выругался и переступил с ноги на ногу, — чего ещё стоило ожидать от этого инцидента. Заприметив свою девушку, он помедлил несколько секунд и двинулся к ней, а Ямамото и Реохей остались у подножья лестницы и наблюдали за суматохой. — Минако и Рей не видно, — наконец, сказал Ямамото. Было заметно, что он сильно обеспокоен и взволнован, но Реохей не знал, как поддержать его, и вряд ли вообще следовало это делать. — Наверное, стоит за ними зайти. — Думаешь, что они стесняются? — пошутил Реохей, однако Ямамото никак на это не отреагировал, словно находился в некоем трансе. Все его мысли были заполнены таинственными девушками и не менее таинственным трупом. — Я попрошу не начинать без тебя. — Напротив, — отозвался Ямамото, — хотя я уже ни в чём не уверен. Вот как ты сам думаешь: сделать их центром внимания сразу или же навести панику? — Ни один вариант мне не нравится. — Именно. — Что насчёт Киоко? — внезапно спросил Ямамото. — В смысле? — Реохей встрепенулся и занервничал, ведь речь всё-таки шла о его сестре. — Что ты имеешь в виду? Ямамото замялся. — Вы рассказали ей по поводу нашего нового дела? Про девушек? — Лишь отчасти, — он кивнул. — Киоко знает ровно столько, сколько нужно: мы предупредили, что «принимаем гостей», которые помогают нам с заданием и некоторое время пробудут в резиденции. Дело обстоит настолько серьёзное, что даже Гокудера попросил не приплетать Бьянки. — Да уж, — Ямамото встал на первую ступеньку и посмотрел вперёд, — как говорится, меньше знаешь — крепче спишь. — Нам всем давно пора стереть свою память, — усмехнулся Реохей. — Ну, можно попросить сделать это тех, кто когда-то стёр память почти всему человечеству о Минако с Рей, — сказал Ямамото, даже не глядя на Реохея. Он поднял голову, посмотрел наверх и встал вновь на первую ступень лестницы. — Интересно, кто же так постарался, — пробормотал Реохей, немного щурясь от проникающего в помещение солнца. — Вспоминая сказанные ими ночью вещи, упаси меня Дева Мария от этого знания, — Ямамото бросил взгляд под ноги и стал подниматься наверх, явно вознамерившись вытащить их из спальни и заставить спуститься к завтраку, хотя сам вчера же говорил, что если они захотят поесть отдельно, то никто не будет против. Тем не менее, девушки требовали более тщательного изучения и… если говорить по правде, Ямамото нравилось за ними наблюдать. Да и не были они пленницами в прямом понимании этого слова, чтобы заставлять их жить в полном и абсолютном затворничестве. Ведь ничего катастрофичного не случится, если они просто позавтракают с ними всеми вместе?.. Семья не принимала чужих, у неё к ним было какое-то отвращение на молекулярном уровне, однако почему-то ни Минако, ни Рей не казались чужими, хотя по факту таковыми и являлись. Они были просто отдельными элементами другой системы, не похожей ни на что до этого. Невиданные экспонаты, поразительные открытия. Не было ничего удивительного в том, что они хранили тайну. И ничего удивительного в том, что в конечном счёте она оказалась раскрыта. И раскрыта никем иным, как Вонголой. Он поднялся до половины, когда до его слуха долетели их звонкие голоса: они о чём-то шли и переговаривались. И смеялись. Громко. Соскользнув со ступенек, Рей и Минако оказались на последнем пролете лестницы и посмотрели сначала вниз на Ямамото, а заодно на весь зал, едва прищурившись от яркого солнечного света: они уже были одеты, едва заметно накрашены и выглядели хоть и уставшими, но хотя бы более или менее расслабленными. Совсем не то, что было вчера. Они спокойно переглянулись и начали спускаться вниз. — Доброе утро, — сдержанно сказала Рей, однако глаза её продолжали смеяться. — Доброе, — произнёс Ямамото и подал руку, чтобы помочь ей спуститься: девушки ни раз говорили, что лодочки на ногах — это проклятие, однако Рей не выглядела «испытывающей неудобство» и всё же приняла протянутую руку. Минако подошла к ним и светло улыбнулась, начав тихо говорить: — Здравствуй. Мы подумали, что лучше было бы спуститься. Теперь, когда наступило утро, и первое напряжение спало, можно хотя бы поговорить нормально, а ничто так не сближает, как совместный завтрак, — нараспев протянула она. Ямамото едва заметно улыбнулся ей в ответ, а потом внезапно понял одну очень важную вещь. Они видели в нём свою… поддержку. Или некое подобие друга. Сказались ли их частые встречи или просто его свойство успокаивать людей, но было нечто такое, чего он не мог уловить, хотя подсознательно осознавал. Он никогда не был на месте жертвы, окруженной стаей голодных шакалов, но почему-то прекрасно понимал их чувства. — Мы же говорили, что в данном случае поступайте так, как вам удобнее, — спокойно подметил Ямамото, когда Минако медленно прошла мимо него, тряхнув волосами. — Ещё вы говорили, что нам нечего бояться, — она ослепительно улыбнулась, но при этом даже не повернула в его сторону голову, словно разговаривала не с ним, а со всеми присутствующими сразу, точно они вновь находились в том кабинете. — Верно, — он кивнул. Рука Рей была тёплой, в то время как он сам как будто дрожал от пронзившего его холода, настолько он внезапно для самого себя занервничал, когда сильно сжал её ладонь. Рей не взглянула на него: нарочно или нет, — в любом случае в этом была вина исключительно Ямамото. Пускай он прекрасно знал, какими сильными и отважными бывают девушки, но её хрупкий, но при этом пылкий образ никак не вязался с борьбой за добро и справедливость. Ямамото помнил, как повалил её в коридоре, как бежавшую преступницу, и заламывал ей руки, и ему было безумно стыдно и мерзко. — Прости меня, — прошептал Ямамото настолько тихо, что сам не мог понять, он действительно это сказал или ему послышалось. Ямамото повернул голову и бросил на Рей нерешительный взгляд: она заметно напряглась, но её уголки её губ изогнулись в подобии благодарной улыбки. Конечно, одних лишь слов было недостаточно, и он загладит свою вину, когда это всё, наконец, закончится. Но что — это? Что закончится? И закончится ли оно вообще? Их рассматривали, как экспонаты в музее на выставке именитых художников, но словно они были исполнены в диковинном направлении — непривычном и эксцентричном. При их появлении затихли абсолютно все, и не были слышны шаги и постукивание столовых приборов о посуду. Минако вспомнила свой первый концерт, когда она выступала на разогреве, а не сольное выступление: множество заинтересованных глаз, но при этом таких удивлённых, словно увидели вымирающее животное — и каждый испытывает тебя и изучает. Похожая ситуация и в этом случае, и ей вдруг стало так смешно и уморительно, осталось только качественно исполнить свою роль, дождаться заслуженных аплодисментов и отправиться после этого за кулисы. Реохей стоял у подножия лестницы и смотрел на них в каком-то смысле даже с уважением: он до последнего не думал, что они осмелятся спуститься, однако это все равно случилось. А значит, им, действительно, не было страшно. Другие бы на их месте уже давно бы сломались. Он взглянул на прошедшую мимо Минако, а за ней Рей, обменялся с ними коротким приветствием и, как только они в абсолютной гробовой тишине спустились вниз, подумал, что если и были самые бесстрашные на планете девушки, то они все сейчас находились здесь. Вонгольские женщины сидели настороженно и посматривали не то с опаской, не то с каким-то недоверием, не то с малой толикой зависти. В их взгляде читалось неверие и несоответствие собственных домыслов реальной действительности. В голове складывалась определённая картинка, но она была настолько сказочной, что верить в неё не хотелось. Вонгольские мужчины вновь принялись их изучать и в то же время тайно корили себя за маразм: насколько нужно было отвыкнуть от нормальной жизни и нормальных людей, чтобы в каждом видеть потаённую опасность?.. Гокудера очнулся от наваждения первым: он поспешно встал из-за стола, хотя до этого сидел и переговаривался с Хару, и подошёл к ним: — Доброе утро, — кивнул он. — Рад, что вы спустились, но пока не придёт Дечимо Вонгола и Донна Вонгола, мы не имеем права начинать. Вы пока можете сесть на отведённые места или осмотреться. Минако слегка настороженно кивнула, а затем, переглянувшись с Рей, повернулась ко всем и сделала то, что ну никак никто не ожидал: её пухлые губы растянулись в широкой улыбке, а сама она поправила волосы и с каким-то странным озорством оглядела каждого. — Доброе утро, — произнесла она, — меня зовут Минако, а это моя сестра Рей. Мы заранее просим прощения, если кого-то смутили, мы, право, не хотели причинять неудобства, — её тон был невероятно вежливым, но с какой-то непонятной сквозившей гордостью, словно бы она... оказывала услугу своим присутствием?.. неправильно. И любая догадка была бы неправильной, потому что единственное, что было в её голосе примечательного, так это бешеная уверенность. Но отреагировать никто не успел, так как на лестнице показался Тсуна и его невеста: его взгляд был очень уставшим, но стоило ему оценить обстановку, как его мозг моментально проснулся. Он, признаться, в отличие от Реохея, думал, что так будет, но до последнего не хотел верить. Его появление, однако, хоть как-то смогло разрядить обстановку, чему каждый в глубине души был благодарен, кроме Минако с Рей: те почему-то моментально напряглись, ибо, несмотря на отсутствие сил, чувствовали, какую скрытую опасность таит в себе этот человек. — Просим прощения за ожидание, — произнесла донна, кротко улыбнувшись и положив тонкую ладонь на плечо Тсунаёши. — Давайте же поприветствуем наших дорогих гостей и окажем им радушный приём, — она взглянула на них и кивнула головой. Минако и Рей опешили, не зная, как повести себя в данной ситуации, пусть та и была вполне обыденной в их прошлой жизни, когда они прилетали на другие планеты или же устраивали званые вечера на Венере и Марсе. Её доброжелательность их тронула, но при этом они насторожились: им никак нельзя расслабляться. Какой бы милой и благородной она ни была, им стоило помнить о том, что они находятся в резиденции мафиозного клана. Внешность обманчива, в чём они убедились на собственном опыте, но довольно часто всё же попадались на крючок. Надо думать головой, а не идти на поводу у сердца. Внимание присутствующих рассредоточивалось, обращаясь то к гостьям, то к боссу и его невесте. Девушки почувствовали себя странно, словно оказались в новом классе средней школы, и неизвестно, примут ли тебя люди, сидящие за партами или нет. — Благодарим от всей души, — сказала Рей, однако её слова показались Мине сдержанными и сухими. Тсунаёши сопровождал девушку, как настоящую принцессу: тот был галантен и мил. Их места находились во главе прямоугольного деревянного обеденного стола на возвышенном месте: четыре стула, два центральных для Тсунаёши и Киоко, справа от Тсунаёши — для его Правой Руки, а слева от Киоко — для её брата. Девушки сели на отведённые им места, естественно, не во главе, как раньше: они грациозно опустились на резные стулья и пододвинулись поближе к столу. Мина заправила за ухо выбившуюся золотистую прядь и внимательно изучила сидящих за столом ещё раз: больше ей приглянулась девушка с каштановыми волосами, на которую сидящий по правую руку от босса Гокудера то и дело кидал двусмысленные взгляды; Минако была дочерью Венеры, кому как не ей было возможно вскрыть и знать чувства каждого человека. Выворачивать их наизнанку было так же просто, как взмах волшебной палочки. Любовь — великая сила. И иногда она уничтожает. Рей не отставала от неё в раскладывании каждого по полочкам в собственных мыслях: её взгляд был менее страждущим, более спокойным и выдержанным, но не таким заинтересованным. Они тоже не знала, как вести себя с этими людьми. Их память была древней, как сам мир. Их бремя было тяжелее смерти. И жизнь длиннее вечности. ...а они почти не знали, как вести себя за столом с незнакомыми людьми... Все присутствующие вскоре приступили к завтраку, однако за столом не было слышно ни единого шёпота: слишком велик был тот градус напряжения, который создали... Кто? Уж явно не бывшие Сенши. К Тсунаёши иногда подходили незнакомые ни Минако, ни Рей мужчины и о чём-то едва слышно сообщали ему; тот иногда кивал, иногда неодобрительно хмурился, а иногда что-то коротко говорил в ответ. Иногда отдавал приказания — Мине были знакомы его жесты: когда-то она сама так командовала. Рей то и дело ловила на себе взгляды Ямамото, который не особо скрывал свою заинтересованность. В ответ она лишь приподнимала уголки губ каждый раз, когда их взгляды пересекались. Завтрак проходил в гробовой тишине, однако... Однако в какой-то момент система дала сбой и случилось то, чего никто не ожидал: Ямамото заговорил с ними первым. — Как вы спали? — внезапно спросил он, опуская вилку. Спасать положение в очередной раз выпало на его долю, хотя этого никто из сидящих и не понимал. Из зала мгновенно исчез звук лязгающей посуды и стукающихся о фарфор приборов. Минако посмотрела на него. — Памятуя наш вчерашний разговор, мне следовало бы в лучших традициях ответить «благодарю, замечательно», но нет. Мы устали за день, он был... — она замялась на секунду, — очень тяжёлый, но мы отдохнули. Спасибо. Рей поджала на секунду губы. — Да, ещё бы ты душ принимала не по часу, было бы вообще замечательно, — произнесла она ворчливо, чуть смеясь. — Там была вторая ванная комната. Ты что, — Минако театрально захлопала глазками, — не заметила? Рей повернулась на звук её голоса. — Вот ты сейчас серьёзно?.. — Я абсолютно серьёзна. Впрочем, как всегда. — И ты мне не сказала? — Ну, надо же мне было хоть как-то отомстить за твою прекрасную идею бегать по утрам, — просто произнесла Минако. — Кстати, на, — Минако переложила со своей тарелки тост. — Вот. Тебе как раз для пробежки нужны силы. — Я не буду есть за тебя булку, — пробормотала недовольно Рей, наблюдая за руками Мины. — Ну, не ты же на диете, — весело произнесла Мина и подмигнула. Они общались между собой так, как будто сидели в кругу добрых друзей. Как будто напротив сидела не Хару и Ханна, а Макото и Ами, а рядом — не Гокудера и Мукуро, а Хару и Мичиру. Или Сецуна с Хотару. Как будто близко те, кто давно ушли в вечность, с которыми когда-то они пообещали эту вечность разделить... И, если быть честными, на секунду они забыли, где находились. Их движения стали заметно более расслабленными, а разговор — фривольнее. Никто не мог понять, каким образом им удавалось делать так, что другие люди чувствовали себя лишними. А не они сами. Вот только… вряд ли бы человек, наблюдавший со стороны, мог со стопроцентной вероятностью сказать, кто точно чувствовал себя неуместно: Вонгола или же бывшие принцессы давно канувшего в вечность Альянса, у которых, кроме бессмертной памяти, и не осталось-то ничего толком. Эндимион, наверное, посмеялся бы, будь он здесь и увидь, кто сейчас правит их миром. Возможно, Кунсайт и Джедайт тоже. Впрочем, Сецуна бы также не смогла бы сдержать ироничной улыбки, если бы увидела, что происходит сейчас. Нынешний мир был не для них, они принадлежали той давней давно ушедшей эпохе, но они умели приспосабливаться в зависимости от обстановки. Им было больно и тоскливо, однако со временем чувства то притуплялись, то обрастали новыми вспышками воспоминаний. Чаще всего они встречались с ними всеми в своих снах, а наутро просыпались с мокрыми от слёз глазами, пропитавшими подушки, и спутанными волосами. Руки как будто бы помнили те иллюзорные объятия с другими принцессами, а их потрескавшиеся губы — губы ушедших в небытие лордов. — Как насчёт пирожных? — обратилась к ним Киоко. — Не думаю, что кому-то из вас нужны диеты, а я слишком слабовольная для них, — она улыбнулась и подпёрла подбородок руками. — Вам тоже не нужны никакие диеты, — вежливо отозвалась Рей. — У вас просто замечательная фигура! — Минако всплеснула руками. — Рей, мне кажется, что мы тебя бросим в гордом одиночестве с этим твоим фитнесом и правильным питанием. Уверена, что все остальные девушки также не против к нами присоединится. Вдруг оживилась девушка с каштановыми волосами, отвлёкшись от Гокудеры: — Навевает воспоминания, не так ли? Нам раньше нравилось собираться всем вместе дома, готовить сладости, пить чай и болтать обо всём на свете. И ещё… — она обвела всех присутствующих взглядом, хотела что-то сказать, но вдруг затихла, и только на ухо Гокудере она высказала свои мысли. — Да, — Киоко кивнула, взяла ладонь Тсунаёши в свои руки и посмотрела на него таким нежным и любящим взглядом, что Мине стало неловко. — Вы обе можете обращаться ко мне на «ты», к чему эта ненужная официальность. Я так давно не готовила сама, что даже позабыла, как это делается. Как насчёт того, чтобы собраться после завтрака и поэкспериментировать? — предложила она идею. — Тсу, ты же не против? — Для тебя всё, что угодно. Рей прыснула, а затем разразилась звонким и очень заразительным смехом. — Я сказала что-то смешное? — недоумённо и несколько озадаченно произнесла Киоко, смотря поочередно то на смеявшуюся Рей, то на улыбавшуюся Минако, которая словно бы знала наперёд причину смеха Рей. — Нет, — Рей попыталась отдышаться, — просто Минако нельзя и на пушечный выстрел подпускать к кухне, иначе миру грозит ещё одна глобальная катастрофа. А ему и так сполна хватило в своё время. — П-ф, — фыркнула Мина, — ты тоже не блещешь кулинарными талантами, хотя они явно лучше моих, ладно, признаю, — сказала она и откусила кусок печенья. — Боже мой, неужели ты это признала? — Ну, когда-то это должно было произойти? — резонно подметила Минако и вновь откусила большую часть печенья, в руке остался лишь маленький кусочек. Рей помолчала. — Мако бы оценила твой порыв. Минако застыла на какую-то долю секунды, но этого оказалось достаточно, чтобы привлечь лишнее внимание: этот жест не остался незамеченным. — Да, — вымолвила, наконец, Мина. — Она бы обязательно оценила, — тихо закончила она, кладя остатки печенья на тарелку. Киоко странно посмотрела на её руку и тоже отложила недоеденный кусок. — Красивая подвеска, — неожиданно заметила она. — Что-то значит? Минако и Рей вздрогнули: они не поняли, кому именно адресовался вопрос, ведь у обеих на шее висели примечательные вещи. — Да, — Минако машинально прикоснулась к висящей на шее подвеске. — Это... планетарный знак Венеры. У Рей такая же. Только с Марсом, — предвещая следующий вопрос, ответила Мина. Рей кивнула и тоже захотела коснуться рукой дорогой сердцу вещицы, но не сделала этого. Она помнила, как они зашли тогда с девочками в ювелирный магазин за подарками для Внешних Сенши, и там им пришла в голову идея заказать для каждой, в том числе и для них самих, по подвеске. Как знак... их единения. И как дань прошлой жизни, которая осталась где-то далеко и казалась уже сном, а не реальностью. У каждой была своя: у кого из белого золота, у кого из платины, но разные. В соответствии с той планетой, которую они когда-то должны были защищать. Они не сняли их даже спустя столько времени. Не сняли перед смертью и не сняли после очередного пробуждения два года назад. Не собирались снимать и теперь: они понимали, что это грозило вопросами, но память была дороже. — Красивые, — отметила Киоко, — я вижу, они многое для вас значат. Раньше я верила в силу амулетов, — поделилась она, — собственно, не только я. — Раньше? — удивилась Минако. — Что изменилось? — Я, наконец, поняла, что мы сами вершим свою судьбу и что никакие высшие силы не помогут нам в этом, — она сделала глоток крепкого кофе. — Лишь ты и люди, которым ты небезразличен в хорошем и плохом смысле. Лёгкая дрожь пробежала по телу Рей, и она передёрнула плечами, чтобы таким образом избавиться от неприятного ощущения. В её словах была доля правды, но они готовы были с ней поспорить, но как объяснить ей, что Вселенная куда сложнее, чем она может себе представить. Если мужчины до сих пор не могли принять истину их слов, то остальное сломает их привычные устои абсолютно во всех сферах жизни. — Но некоторым людям порой не остаётся ничего, кроме как верить во что-то сверхъестественное, — мягко начала Минако. — Разве не поэтому существует, например, та же религия? — Думаю, не стоит ставить вровень какой-нибудь банальный талисман удачи и католицизм, — спокойно продолжила развивать тему Киоко. — Почему бы и нет? — не унималась Минако. — Я могу отрицать вашего Бога, но при этом полагаться на этот талисман, потому что считаю, что в нём может быть заложена сила. — Ладно, я не пытаюсь оспорить твою точку зрения, — Киоко сложила пальцы домиком и снова солнечно улыбнулась. — Я бы послушала твои аргументы во время личной беседы, не думаю, что всем остальным нравится затронутая тема за завтраком. Никто не любит загружать себя с утра пораньше. Лицо Минако осталось непроницаемой гипсовой маской: невероятно красивой и словно не из этого мира — кто как не она и Рей знали, как играть отведённые им роли. Минако знала такой типаж девушек: им с детства вбивают в головы, что красивее и умнее их не существуют. Когда они выходят замуж, а если быть точным, если выходят замуж за успешного молодого человека, это самосознание возводится в квадрат и умножается на десять. Минако взглянула на Тсунаёши, который хмурился и явно был недоволен, и на остальных, которые очевидно чувствовали себя не в своей тарелке, и она сделала то, что никогда бы не позволила сделать себе до этого: ответила. — Боюсь, что это будет слишком долгий спор, поэтому нецелесообразно тратить на это время. Мы же всё равно друг друга не переубедим? — сказала она и улыбнулась самой ослепительной улыбкой, на какую была способна: какой удостаивала самые высокопоставленные чины, будучи принцессой Дома Венеры многие тысячелетия назад, и какой одаривала своих фанатов лет двадцать назад, стоя на лучших сценах мира и глубоко и устало дыша после спетой песни. Настала очередь Рей напрягаться: по своей природе Минако была менее конфликтным человеком, чем сама марсианка, но это не отменяло того, что если она злилась, то злилась не на шутку. Однако... Мина не злилась. Она смотрела на Киоко взглядом, полным сожаления, но никак не с обидой или раздражением. Нет ничего хуже, чем потерять любую веру. «Никогда не теряйте надежды» — первый завет Сенши. Впрочем, откуда им всем было знать?.. Рей прочистила горло и снова взялась за вилку, успев переглянуться с Ямамото и прекрасно поняв его чувства: подобное было не в первый раз, а значит все уже мало-мальски успели привыкнуть. Киоко была хорошей девочкой... Просто считала себя королевой. Впрочем, ей было отчасти позволительно. Рей проследила за взглядом Такеши и мысленно материлась столько раз, сколько не было лет и самому Хроноса. Тсунаеши глядел на Мину, и ему снова казалось, что он тонет в ясной голубизне её глаз: настолько пронзительным казался её взгляд. В свою очередь, Мина сначала смотрела на Киоко, а затем отвернулась к окну. И Киоко. Которая смотрела то на Рей саму, то на Минако. Когда судьба сводила их всех вместе, то даже она не могла представить такой картины. В скором времени все звуки вновь начали стихать, и не потому что вновь стали затрагиваться не то чтобы неприятные темы для разговора, однако никто точно не получал от этого никакого удовольствия: ни вынужденные слушатели и ни сами собеседники непосредственно. Минако тошнило что от каши с фруктами, что от омлета со свежими овощами, поэтому она лишь ковырялось то вилкой, то ложкой в еде, как маленький капризный ребёнок. Ами бы высказала ей, что она зря переживает и накручивает себя, а Макото похлопала бы по плечу. Как же ей не хватало их… — Почему нельзя оказаться в венерианском саду или на марсианских прудах и скрыться от этих любопытных глаз? Рей, я готова реветь белугой просто из-за того, что хочу покачаться на качелях на меркурианском фестивале, — Мина старалась говорить тихо, едва сдерживаясь, что не закричать от досады. — Я знаю, — Рей слушала её, потому что ей это было нужно. Их роли менялись, но никогда не совпадали: если они обе окажутся морально уничтожены, то кто восстановит их и соберёт по крупицам? Минако готова была расхныкаться, но лишь продолжала изливать душу Рей: — Былого не воротишь, я в курсе, однако порой так хочется повернуть время вспять и предотвратить тот переломный момент, когда всё пошло под откос. Люди расходились, распыляясь по особняку и выходя за его пределы, а они не позволяли себе покинуть стол до того момента, пока не останутся разве что те, кто им теперь отлично знаком. Либо в гордом одиночестве. И, если быть до конца честными, второй вариант им нравился гораздо больше: они всегда были одни. С начала новой жизни они были вместе, но в гордом одиночестве, потому что не было для них места в этом мире — обновлённом, совершенно непохожем на тот мир, который ушел в вечность и вряд ли когда еще вернётся, ибо прошлое пусть хоронит своих мертвецов. Особенно, если мертвецы древнее времени. У них было время вечности. И оно ушло. Вместо жизни — серые и холодные камни. А вместо магии — лавовые равнины и песочные пустыни. И газ. Повсюду газ, в котором не выживет никто. Им хотелось вопить от несправедливости, но никто ни разу этого не сделал, потому что были сильнее, чем кто бы то ни был. И никогда не сдавались. Девушка Гокудеры уходила одна из последних: она встала, отодвигая стул и не сводя с Минако и Рей сочувствующих взглядов, — она знала… знала подсознательно, что Киоко каким-то невиданным образом умудрилась надавить на их больные точки и, может, даже не заметить этого: с того момента, как Тсуна сделал ей предложение, в ней незаметно для окружающих, но что-то резко изменилось. Хару это приметила, потому что, несмотря на всё, продолжала считать Киоко своей подругой. И продолжала быть ею для Киоко. — Если хотите, — внезапно сказала она, и смущённая улыбка мелькнула на её губах, — я вам устрою экскурсию. Ямамото говорил, что вы вчера были слишком уставшими, так что я с радостью покажу вам дом сегодня. Гокудера резко повернулся к ней, не говоря ни слова, но вперив в неё свой неодобрительный взгляд. Тот не любил, когда Хару так своевольничала, он предупреждал её вчера, что этим девушкам не стоит доверять, а она… она вновь поступила по-своему. Рей подняла голову и улыбнулась. — С радостью. Минако проводила внимательным взглядом уходившего Мукуро, и едва заметно вздрогнула всем телом, когда он остановился на мгновение и чуть повернул голову. У Минако не возникало сомнения, что он видел её взгляд, хотя и стоял спиной. — Отлично, — сказала радостно Хару, полностью игнорируя раздражённый взгляд Хаято, — тогда я предлагаю дать нам час, чтобы прийти в себя после завтрака и собраться, переодевшись в более удобную одежду. Вам, наверное, захочется сменить туфли: парк огромный, но в нём есть брусчатые участки, в таких туфлях совсем неудобно, — сделала неуверенное предположение она. Минако улыбнулась. — Нам по большому счету без разницы, но если ты так говоришь… — Мы так и сделаем, — подхватила Рей. Им казалось, что они хватаются за любую возможность доказать, что они не исчадия Ада, что действовали всегда благими помыслами, что защищали, а не уничтожали. И непонятно было, кому они это доказывали: самим себе или Семье Вонгола, на которой грехов, наверное, было больше, чем на бывших правителях Земного Королевства. Хотя… нет. Грехи последних не замолить никакими молитвами. Когда Хару, ликуя, чуть ли не вприпрыжку вышла из обеденного зала, к ним резко повернулся Гокудера, в глазах которого горела ярость. — Если вы только… — начал цедить он, когда его резко прервал Ямамото, которого это уже порядком достало. — Гокудера! — резко рявкнул он, тем самым привлекая внимание оставшегося за столом мрачного молчаливого Тсуны, который до этого что-то глубоко обдумывал, и Реохея, который вернулся, едва выпроводил сестру, и который немного удивился подобному проявлению эмоций. Всегда спокойный Ямамото на памяти всех оставшихся в зале лишь два раза позволял себе так раздражаться. Гокудера резко повернулся к нему. — Не смей на меня повышать голос. — Я смею. Потому что твоя паранойя выходит за рамки, — с нажимом ответил ему Ямамото. — Что они тебе сделали? — Пока ещё ничего, но… — Оставь свои параноидальные опасения при себе! — Я клянусь, — выговорил в ответ тот, — если с Хару что-нибудь случится… — С ней ничего не случится, — возразила Минако, которую начинало уже выводить из себя подобное отношение. — Мы костьми ляжем, но не допустим, чтобы… — Как я могу тебе доверять?! — Газетки почитай, которые ты так любишь, — неожиданно вскочила Рей. — И ткни нам в хоть одну статью, где говорилось о том, что мы просто так убиваем людей, — шипела она. — Или калечим их. Или избиваем. Или что ты там еще себе придумал? — Мы жизнь положили, чтобы их защитить. — То дерьмо, произошедшее с никому неизвестным мужиком, — сказал он, намекая на испитого до дна человека, — дело рук сил, напрямую связанных с вами и… — Угомонись! — Ямамото не менее резко встал из-за стола, сделав шаг по направлению к нему, но того было уже не остановить. — Хватит, — внезапно резко осадил их Дечимо, сжимая лежавшую руку на столе в кулак и заметив приготовившегося разнимать их Реохея. Его тихое бешенство моментально объяло всю обеденную, не оставляя никому ни единого шанса избежать этой пронизывающей насквозь эмоции. — Простите, Дечимо, — процедил Гокудера и отвернулся, — но поймите меня правильно, я не могу вот так спокойно отпустить Хару вместе с ними. Пускай их сопровождают ваши люди или отправьте меня. Я не побеспокою никого из вас, — заверил он, — зато я буду уверен, что ей ничего не угрожает. — Я тебя прекрасно понимаю, но ты нужен мне здесь, — изрёк Тсунаёши, чем ещё больше расстроил Гокудеру. — Через полчаса приедет И-Пин от учителя, я попрошу её сопровождать Хару и девушек. Думаю, женская компания всё же куда приятнее, чем преследование с твоей стороны. — Ты Хару шагу лишнего не даёшь ступить, как ей не надоедает встречаться с таким занудой? — хохотнул Реохей. — Не стоит постоянно ограничивать её, она всё-таки свободолюбивая девушка, пускай больше и не такая взбалмошная и непредсказуемая. — Давайте поступим следующим образом, — Рей начинала жалеть, что подала голос, однако отступать было поздно, — вы установите на все наши телефоны приложение, определяющее местоположение. По сути, тогда мы точно будем у вас как на ладони: и свой человек, и использование технологий. — И нервы целее, — Минако подмигнула Гокудере. — Но лучше обойтись без всяких прослушивающих устройств. Иначе как нам сплетничать и перемывать вам кости? — Договорились, — буркнула Гокудера, когда заметил, что ответа ожидали от него, а не от босса. — Если мне что-то не понравится, то ждите беды. Вам уже меньше часа осталось до выхода, поэтому поторапливайтесь и не заставляйте себя ждать. Пускай он не особо им симпатизировал как человек, однако они зауважали его после такого. В некоторой степени они завидовали его девушке: в нём были те качества, которые должны быть присуще мужчине, за спиной которого всегда будешь под защитой и в безопасности. Пускай своеобразная, но всё же забота их тронула в некоторой степени до глубины души. Почему-то теперь они не могли злиться на него. Их отпустило. Когда они вновь оказались в своей комнате, Мина заметила, что лёгкая грусть охватила Рей. — Что случилось? — вопрос был глупым, потому что за последние несколько часов произошло многое. — Не знаю, — словно прошелестела Рей. — Я разочаровалась в нём, — Мине не нужно было уточнять, о ком шла речь, потому что она и так знала, — только в то же самое время я расстроена, что не он пойдёт с нами, а Хару. Я не имею ничего против неё, но… он ничего не обещал, но предложил первым, тогда по какой причине он как будто бы отказывается от своих слов? — Рей, — она подошла к ней вплотную и крепко обняла, — увы, сердцу ты не прикажешь и разум не отключишь. Тсуне нужны его Хранители, а долг, как ты сама знаешь, превыше всего. — Да, — лицо Рей моментально сделалось серьёзным, — долг действительно превыше всего. Не им ли это вдалбливали ещё с самого рождения? Не они ли взяли в руки меч в первый раз в три года? Не они ли приносили присягу в десять? И не они ли проиграли роковую битву, пропустив самый главный удар в своей жизни? И не они ли потом за это поплатились?.. — Я никогда не думала, что мне ещё когда-нибудь кто-нибудь сможет понравиться, — Рей осеклась. Она старалась не смотреть на Минако, так как знала, каково ей поддерживать этот разговор, но не говорить Рей не могла. Мина отошла к окну и сложила руки под грудью, вглядываясь в раскидывающийся перед ней пейзаж. — Ты не сможешь его полюбить, Рей. — слова давались ей тяжело, меж бровями залегла глубокая складка, губы едва двигались, словно бы не хотели произносить то, что надо было произносить. — Он может тебе нравиться, может очень сильно нравиться, наверное, ты даже сможешь в него влюбиться, но не любить. Потому что любовь у них была одна. О которой даже вспоминать не хочется, хотя и приходится. — Ты веди Сенши. А мы всегда любим только раз. Рей покачала головой. — Если бы не... — История не терпит сослагательного наклонения. Если бы, кабы, а вот что было бы... это всё не к нам. Сецуна, вон, не выносила, когда мы заводили подобные разговоры: что было, то прошло, — в её словах зазвучала сталь, Рей знала эту интонацию. Так обычно говорит Верховная, когда понимает, что шансов нет, но бороться нужно до самого конца. — Однако попытаться стоит, — вымолвила она, наконец. — Знаешь, — с новой силой сказала Минако, поворачиваясь лицом. — Я много думала об этом всём, когда мы победили Галаксию, и все беды ненадолго закончились. Кому как не мне знать, что такое быть проклятой. Я думала о том, что всё равно никогда больше не смогу полюбить, и легче, действительно, всю оставшуюся и отмерянную тебе вечность провести в одиночестве, потому что человека, с которым ты хотела бы её разделить, более нет, ибо он предал тебя дважды (пусть и не по своей воле, пусть и хотел защитить), и был за это наказан. Она помолчала, а затем с горькой насмешкой продолжила: — Неси свою любовь сквозь века, тащи за собой ворох воспоминаний, несбывшихся надежд и неосуществимых желаний и верь в то, что именно оно так и должно быть, и именно в этом и заключается счастье. Мы прокляты, Рей. Своей же любовью. Ею же отравлены и ею же убиты. Ею же воскрешены и ею же боремся. В неё же верим и её же ненавидим, потому что то, что произошло тысячелетия назад между нами с ними — это ведь навсегда, это ведь насовсем. Это навечно. Она замолчала, внимательно изучая лицо названой сестры. — Но мир меняется. Мы — нет. И именно поэтому стоит предпринять хоть какую-то попытку, хоть малюсенькую — подстроиться. Иначе — конец. И никогда, слышишь, — предостерегла она её, — никогда не кори себя за это. Твоя любовь к Джедайту незыблема, но это не значит, что её не сместить с первого места. Попробуй. Может, оно и выгорит. — А ты?.. — как-то странно спросила Рей. — И я тоже попробую.

***

Хару оказалась замечательной. По крайней мере, гораздо приятнее Киоко по первому впечатлению девушек: она заражала своей позитивной энергией всё в радиусе двадцати метров и без устали что-то рассказывала. А ещё она не боялась их. Улыбалась открыто. И не задавала слишком много лишних вопросов, хотя иногда в её словах проскальзывало излишнее любопытство. — Никогда бы не подумала, что ты тоже японка, Минако, — она посматривала с неким восхищением на её белокурые волосы и с разрешение накрутила прядь на свой палец. — Генетика поразительна, — согласилась Минако. — Дело в том, что мой папа был родом из Англии, — такова была её история прошлого века, которую она поддерживала и пой сей день. — При этом она ненавидит английский язык, хотя знает его в совершенстве, а ведь она не ценит этого, — сдала её Рей. — Я никогда не была в Токио, — скорее мечтательно, нежели печально сказала Хару, — Намимори, Кавасаки, Нагоя, Йокогама, Исэ и даже Камакура, откуда до Токио рукой подать, но не сложилось. — Если хочешь, мы можем прижать Гокудеру к стенке и тонко намекнуть? — хихикнула Минако. — Ой, — она рассмеялась, — было бы неплохо, но до него туго доходят такие вещи, нужно очень сильно постараться. — Знаешь, — вступила в разговор Рей, попивая апельсиновый сок из трубочки и наслаждаясь лучами палящего солнца в беседке, в которой они сидели почти полчаса, — по нему заметно. Извини, если задела, но не могла промолчать. — Вы просто не представляете, каким невыносимым он был раньше, — сделав вид, что она пускает скупую слезу, пожаловалась Хару, — десять лет назад мы с ним были готовы вцепиться друг другу в глотки, а теперь посмотрите на нас: без его ведома даже в магазин выйти не могу, даже если он находится в минуте от дома. Минако надела солнцезащитные очки, скинула в подстриженную траву кеды, оставаясь в одних носочкам, и удобнее уселась в тканевых подвесных качелях, а Рей лишь цокнула языком и кинула в неё скомканной чистой салфеткой. Всё это время они просто болтали и осматривали сад и стену особняка, пускай они изначально и планировали долгий поход по всей территории. Конечно, это был не венерианский розарий, но Минако здесь, определённо, нравилось. Чуть позже они решили дойти до искусственного пруда, а оттуда направиться в виноградник. И-Пин предложила в конце дня наведаться в дом-гараж, чтобы показать автомобили и мотоциклы, когда девушки завели тему про Харуку. — Ты такая юная, — удивилась Рей. — Ты считаешь странным, что с вами отправили именно меня? — И-Пин была скорее смущена. — Я обучена нескольким стилям боевых искусств и нахожусь под крылом Вонголы не первый год. И-Пин — милая, и она совершенно непохожа на юного киллера, коим она была на самом деле. Рей откусила хлебец и начала внимательно изучать татуировку дракона на её ноге, когда чёрная штанина традиционного китайского костюма немного задралась. На широком столике стояли пустые коробки из-под лапши и жареных пельменей — гьоза, — которые принесла И-Пин с работы. Рей даже понравилось больше, чем приготовленный шеф-поваром завтрак для Вонголы. Ещё они обе отчасти видели в И-Пин прошлых себя: ни её, ни их самих не спрашивали, хотят ли они сражаться и убивать. — Просто… странно, что ты такая молодая, а уже… — Рей неловко замялась, не зная, как правильно и потактичнее выразить терзавшую мысль, однако её мучения продолжались недолго. — В мафии? — услужливо подсказала ей И-Пин, прекрасно понимая чувства Рей и тем самым спасая её от неловких терзаний. Рей кивнула. — Мы не выбираем, — тихо сказала И-Пин: её шепот подхватил ветер и унёс по направлению к яблоневому саду. — Если ты родился в мафии, у тебя нет права выбора. Если твой муж — мафиози, у тебя тоже нет выбора. Если твоя мать — жена мафиози, то ты тоже становишься им, хочешь ты этого или нет. Губы Минако искривились в жалком подобии улыбки, так как со стороны могло показаться, что подобным жестом она как будто бы прикрывает острую физическую боль. — Какая ирония, — с едкой насмешкой произнесла она в пустоту и лёгким движением убрала волосы с лица. — Но это неправильно, — возразила Рей. — Дети не должны отвечать за грехи родителей… или… — Вопрос в том, — осторожно прервала её И-Пин, — что именно считать грехом. И ради чего ты совершаешь этот грех. Со стороны может звучать дико, но нынешний Дечимо на голову превосходит своих предшественников по правильности своих поступков. Если есть возможность избежать лишней крови, он обязательно её избежит. Если есть возможность сделать чью-то жизнь чуть лучше, он обязательно её таковой сделает. Но без жертв не обходится, — сказала она, на последней фразе чуть изменив интонацию своего голоса, как бы намекая, что не девочкам говорить о правильности и неправильности, словно знала всю их подноготную, хотя сами Рей и Минако были уверены в обратном. — Да, мы убиваем. И иногда в интересах семьи. И звучать это может дико, но всё-таки… — она вздохнула. — Это слишком сложно объяснить. Просто знайте, что всё не так просто, как кажется на первый взгляд. Минако захотелось вскочить и прокричать последнюю сказанную И-Пин фразу буквально в лицо каждому, кто сейчас находился в особняке, но она лишь коротко кивнула, таким образом выражая своё полное согласие. — Я тоже долго привыкала, — произнесла Хару, осторожно вклиниваясь в разговор. — Но не привыкнуть не могла. Всё-таки я люблю Гокудеру. И мне приходится мириться с данностью. Минако внезапно пристально посмотрела на неё, но затем отвела взгляд. — Силы сильнее, чем любовь, не существует. Это то, что древнее, чем само время, поэтому нет ничего удивительного, что ты пошла за своим любимым человеком. — Минако была невообразимо рада, что её глаза были скрыты солнцезащитными очками. Однако, вопреки этому, мелькнула у неё мысль, ни одна из них не пошла тогда во Тьму и не предала себя ради него. Умереть вместе и в один день, а в следующем перерождении простить предательство и убить, потому что знаешь, что он никогда бы не хотел жить с проклятой душой... не это ли любовь, возведенная в абсолют?.. — В нашем мире осталось мало подобных чувств, цени это, — Рей улыбнулась Хару и посмотрела на небо. Хару улыбнулась в ответ сначала Рей, а потом понурила голову и, проведя рукой по волосам, посмотрела наверх, прямо в окна огромного особняка.

***

Тсунаёши наблюдал за ними. Его интуиция молчала, а это было лучшим знаком одобрения, но успокоиться он не мог. Он не психовал, как Гокудера, но и не был так удивительно спокоен, как Ямамото: тот бесконечно много думал. Думал и размышлял и не мог прийти ни к чему конкретному, не мог разобраться в собственном отношении ко всей сложившейся ситуации и в конечном счёте определить для себя хоть какие-то постулаты и отправные точки, от которых можно было бы оттолкнуться. Его раздражала лишь единственная вещь: то, что произошло сегодня с утра. В данный момент они обходили стороной и девушек, и демонов, и возможные трупы, в основном они обсуждали дела Вонголы: поставка товаров в Палермо, продажа оружия заграницу и очень важная встреча на нейтральной территории с семьёй Каркасса, которые вновь пустили в оборот наркотики на их рынке. Головная боль лишь прибавлялась, и от неё не было никакого лекарства, разве что пустить пулю себе в лоб. Тсуна устало потёр виски, осушил залпом стакан воды и вновь принялся изучать документы. Им стоило в кратчайшие сроки всё устроить: и заседание совета с онлайн-конференцией для Реохея и Кёи, и вновь посетить место преступления, чтобы убедиться, что все улики были собраны… на внешние отношения и запланированные встречи с другими донами вообще не оставалось времени. — Киоко принесла извинения Каваллоне и Шимон от имени Вонголы, что все ближайшие встречи отменены, — оповестил Реохей. — Благодарю, — у Тсунаёши не оставалось никаких сил даже на вымученную вежливую улыбку, но он действительно был рад, что теперь некоторую часть его обязанностей выполняла Киоко как будущая донна. — Киоко очень быстро учится. Реохей кивнул, но невозможно было не заметить его переживания: теперь его сестра многое на себя брала, но таковым стало её бремя. Для Вонголы настали тяжёлые времена, пускай им никогда и не было легко. Гокудера выругался и не сдержался: — Fesso, если ты так и продолжишь сидеть с кислой рожей и бездельничать, а я уверен, что ты даже сейчас пропускаешь мои слова мимо ушей, то мы тотчас отправим тебя вместе с девочками гулять по полю и собирать цветочки. — Baciami il culo! — вспылил Ямамото. — Не стоит подливать масла в огонь, кому как не тебе, лучше всего стоит об этом знать, Гокудера. — Вы сейчас выйдете оба, — спокойным тоном сказал Тсунаёши, не повышая своего голоса, но было видно, что сам тоже начинал выходить из себя из-за их нескончаемых перепалок, — или останетесь здесь и займётесь, наконец, делом крайней важности. — Каким из, Дечимо? — нервно хмыкнул Ямамото, отвлекаясь от созерцания пейзажа за окном. — Их немереная куча. Степень важности одинаковая. Можно попробовать вычислить считалочкой, с какого начать, но мне кажется, что даже это нам не поможет. Хаято бросил на него испепеляющий взгляд, но ничего не сказал и снова углубился в папку с очередным отчетом. Тсуна бросил ручку Паркер на стол и поднялся с кресла. — Ты знаешь, о чём я говорю. И Хаято. И Реохей. У меня, по правде, мысли тоже рассеянные, из головы не лезут их слова, хотя я и понимаю, что они правдивы, спасибо интуиции, — он бросил выразительный взгляд на журнальный столик, где мирно лежали пожелтевшие от старости газетные вырезки, которые они зачитали до дыр, пытаясь найти хоть какую-то зацепку. — Ты о девушках, Дечимо? — уточнил Реохей, присаживаясь на диван и беря в руки стоящий на столе стакан с водой. — Именно. — Дечимо, кроме них, у нас есть еще куча дел. Могут подождать, — отвлёкся от бумаг Хаято на мгновение, чтобы сразу же снова в них же и уткнуться. Мужчины молча посмотрели на него. — Хаято, у тебя человек, который подвергся не наркотическому воздействию, умер не от огнестрела или пламени Посмертной Воли, даже не от смертельной болезни, а от чего-то, с чем знакомы только эти две девушки и более никто, — вразумительно произнёс Ямамото, стараясь игнорировать посылы Гокудеры: в последнее время он словно был не в себе. — Вот именно поэтому, — отвечал он, выдержав паузу и не отвлекаясь от работы, — я им и не доверяю. И плевал я на их ангельскую внешность с высокой колокольни. Бьякуран тоже не тянул на главного злодея — и что в итоге вышло?.. — Бьякуран запутался, — подметил Тсуна. — Эти тоже могут быть «запутавшимися». Тсуна проигнорировал его выпад в свою сторону, так как понимал, что Хаято сделал это отчасти несознательно. — Вас не смущает, кстати, что их изначально было восемь? — вопросительно посмотрел на своих Хранителей Тсуна, затем подошел к столу и в сотый раз взял в руки газетную вырезку. — Я даже не знаю, что может не смущать в этом деле, — откликнулся Реохей, почесал затылок и принялся изучать фотографии с места преступления, — нам нужно больше информации, а не строить предположения. Факты — наше всё, так давайте опираться на них при расследовании. — И что ты предлагаешь, раз такой умный? — Гокудера открыл окна шире, то ли специально, то ли случайно задевая Ямамото рукой. — Вы такие нервные, что Шамал просто должен прописать каждому из вас по несколько пачек сильнодействующего успокоительного, — Реохей кашлянул несколько раз, чтобы прочистить горло. — Ладно, пока что у меня есть полчаса до того, как за мной приедет водитель, чтобы отвезти куда подальше отсюда к не менее чокнутому человеку, но там я, наконец, отвлекусь от этих страстей с девушками и тёмными силами. Я предлагаю, — с нажимом начал говорить он, когда пересёкся взглядом с недовольным Гокудерой, — вновь посетить место преступления, но не одним, а с ними, — намекнул он на девушек, их смех был слышен даже в этом кабинете. И зачем им прослушивающие устройства, если они сами шумят сильнее, чем Ламбо и И-Пин в пятилетнем возрасте. — Что нам это даст? — Ямамото заинтересовался этой идеей. — Есть два варианта, ты сам понимаешь: либо они преступницы, либо нет, но для того, чтобы определить, на какой они стороне, недостаточно мусолить эту тему, пора предпринимать хоть какие-нибудь действия. Минако и Рей сказали, что могут помочь, а для этого нам нужно будет работать с ними и не скрывать никаких деталей по делу. — В любом случае, — Гокудера достал пачку сигарет и зажигалку, — они всё-таки замешены. Не надо этих ваших подозрительных взглядов и нотаций, я не пойду к ним, но не курить я не могу, поэтому просто постою у главного входа. Как только он вышел и закрыл за собой дверь, они некоторое время молчали и имитировали рабочее состояние, хотя в голове царила полнейшая пустота. Всё же Реохей был прав, но доля риска была огромной, а вопросы наслаивались на догадки, потому что ответов, по сути, не было. — Ты бесспорно прав, — принял окончательное решение Тсунаёши, закрывая эту тему на сегодня, чтобы более её не затрагивать до завтрашнего совещания с остальными членами Вонголы. — Передай Солдатам, которые остались там, чтобы они никого не пропускали и ничего там не трогали. Даже если кто-то из CEDEF покажется там. Реохей достал мобильный телефон из внутреннего кармана пиджака и быстро набрал номер, чтобы связаться с Базилем. Завтра. Завтра они получат первые ответы на те вопросы, которые боялись озвучить.