отрешенность

Тем временем Невский сидел один и проматывал в памяти последние моменты, прожитые с семьей. Отец в очередной раз поднял руку на младшую сестру. Девочка за ужином уронила ложку и получила мощную пощечину твердой отцовской рукой по румянцу. Маленький мальчик больше не терпел, он больше не смотрел из-за двери в щель, как отец насилует сестру, бьет мать. Мальчик схватил кувшин и ударил пьяного мужчину, оставляя кровавую рану на голове.  Ты убил его! — закричала в истерике мать, глядя на свалившегося на пол мужа. — Нет, не убил. Но он… он заслужил смерти. — Девятилетний мальчик говорил так грубо, как взрослый. Он получил по щеке мягкой и родной рукой матери. Вот тогда он задумался, что сделал не так. Он защитил своих родных, которые оказывается совсем не нуждались в помощи. И только сестра, остановившая его у калитки, когда мальчик убегал без вещей, понимая, что дом ему — не дом, сказала Спасибо. Это простое «спасибо», произнесённое дрожащим тихим голосом сестры вызвало целую бурю чувств в его душе. Но он больше не возвращался, долго забывал жестокое лицо вечно пьяного отца, искаженное от боли — матери, когда тот засыпал холодными вечерами на улице. Когда дрался с другими сиротами, воруя в магазинах одежду, жизнь его нехило побила. В свои пятнадцать он вспоминал сердечное «спасибо». Вспоминал, что у него не было детства. Вспоминал, что со слезами на глазах смотрел, как неблагодарный сын кричит на мать из-за того, что у него не тот мобильный. Как просил прохожих кусок хлеба. Как трудно ему было в школе для бедных. Как убегал от людей, что хотели забрать его в детдом. Он понимал, там будет хуже. Морально хуже. Погрузившись в свои раздумья, он не заметил, как его трепетно поцеловали в щеку. Туда, где десять лет назад дотронулась рука родного человека. — Что с твоими глазами? Дана стояла напротив Невского, и он как всегда нырял в её бескрайние синие глаза. Но сейчас, даже в темноте, он смог заметить, что цвет не тот. — В смысле? — удивленно переспросила девушка. — Они карие. Темно-янтарные, ни малейшего намёка на синий. — Она рядом. — Едва слышно, испугано прошептала девушка. Стала оборачиваться по сторонам, пока не заметила, что искала. Едва заметный силуэт в темноте. Безликий, женский и выразительный. — Ты её видишь? — Кого? — переспросил растерянно Невский. — Где? — Вон там, между сосен, девушка, видишь? — Нет. — А я да, — расстроено сказала Дана и последовала к палатке, оставляя парня всё больше запутываться в загадочных словах и действиях. Воспоминания той дивной ночью мучили Фила. Во сне ему приснился тот поступок, что свершили самые близкие. Им ничего не стоило лишиться единственного сына и отправить его в интернат. Не забирать на выходные, письма не писать. Маленький мальчик чувствовал себя ненужным, а вскоре понял, что стал выброшенным. Он сбежал. Иногда ночами приходил и наблюдал под окном, на холоде, как мать и отец читают книги, пьют свой любимый чай. Они убрали все фотографии с ребенком, выбросили грамоты, медали. Больно то, что причину он не. Возможно, ему было бы легче? Но его просто вышвырнули, как котенка из тепла. Рядом, прижавшись к теплой груди, спала Карина. Ежилась и глубоко дышала, на лбу появилась испарина. Скрип старого дерева, крики, тепло. Сломанные балки, закрытые проходы, все меньше и меньше кислорода. Больно дышать из-за жаркого воздуха, обжигает нос и горло. Крыша обваливается. Огонь поглощает её. Карина задыхается.