Отпуск

Франция. Париж. 7:23

— Большевик! — Ковбой! — Коммунист! — Дерьмократ! — Ты хотел сказать «демократ»? — решил поправить его Соло. — Дерьмократ! — голос Ильи стал более холодным и грозным. Он наклонился и хмуро взглянул на американца. — Совок! — с волчьим оскалом в самые губы произнес Наполеон. — Совок — лопатка с загнутыми кверху боковыми краями. — Я знаю, что это лопата для мусора, но у нас на Западе так называют людей из-за железного занавеса, — фыркнул агент ЦРУ и наткнулся на удивленный взгляд русского. — Что, не знал, совок? — Пиндос, — хмыкнул Курякин и выпрямился. — Кто? — теперь очередь пришла удивляться американцу. — Пидо… — Хватит! — из ванной комнаты, в зеленом халате и с красным полотенцем на голове, вышла Теллер. — Ребята, хватит уже! Детский сад, черт возьми! Взрослые мужики, которые делят новенькую барби между собой! — А где он шляется по ночам?! — возмутился Наполеон, скрестив руки на груди. — Ты обо мне беспокоишься? — на суровом лице русского появилась короткая ухмылка. Наверное, только Гэби смогла заметить смятение Наполеона, который тут же его подавил и сделал безразличный вид. — Мне за тебя не страшно, мне страшно за тех французов, которые могли бы попасть под твою суровую, — он встал, — холодную, — сделал шаг вперед, — варварскую руку! Илья сглотнул и начал бесшумно постукивать указательным и среднем пальцами левой руки по ноге. Илья злился. Его иностранные коллеги это заметили. — Наполеон, хватит! — Гэби встала между ними и взглянула на американца. — Чего ты добиваешься? — Или на француженок руки поднимал этой ночью? — словно игнорируя ее слова, произнес Соло, смотря прямо в холодные глаза русского. — Я бы никогда не поднял руку на женщину! — сквозь зубы процедил мужчина, сжав ладонь в кулак. — А я думаю, что ты бы смог поднять руку на девушку, — произнесла Теллер, тем самым заставив парней от удивление умерить свой пыл и с поднятыми бровями взглянуть на неё. Мужчины хотели открыть рот, но Гэби их опередила: — Особенно на вот эту американку, — и с улыбкой кивнула на Соло. Но последовало гробовое молчание. «Если он сорвется и накинется на нас с Теллер, то я смогу оттолкнуть ее в сторону (она упадет на диван) и ударю его в живот. Он сможет согнуться от боли или нет? И вообще, он чувствует боль или как? Так, Наполеон, сейчас не об этом! сосредоточься! — Соло мысленно тряхнул головой. — « Так, если я его ударю в живот, то он схватится за мои плечи, но, чтобы этого не случилось, я резко собью его с ног и, когда он будет падать, ударю коленкой в нос. У него пойдет кровь… Боже! О чем я думаю? Стоп! А почему я сейчас об этом подумал? Так, стоп! Наполеон, стоп! Не туда мысли пошли! Русскому на тебя все равно, как и тебе на него. Боже, не смотри на меня так в упор своими манящими глазами…! Наполеон! Агент Соло! План продуман? Приготовился? Внимание!» Илья дернул пальцами и весело рассмеялся. — Что?! — возмутился Наполеон, который в голове продумал идеальный план под названием «Мгновенный отражающий удар от нападения Russian bear». — Что тут такого смешного? — Я просто представил, как ты танцуешь канкан в костюме! — сквозь смех ответил русский. Теллер представила себе это, взглянув на удивленного Соло, и тоже весело рассмеялась. Наполеон нахмурил брови и обиженно фыркнул. — А тебе бы подошла белая пачка и клоунские тапочки! — заявил Соло. — Мужчина — балерина — нормально, — усмехнувшись, ответил русский. — Но настоящие мужчины готовы отдать честь и жизнь своей Родине! — А ты к первому или ко второму типу относишься? — с ехидной ухмылкой изогнул бровь американец и тут же оттолкнул в сторону британскую шпионку, так как Илья накинулся на него рывком. — Детский сад! — Теллер достала маленькую коробочку, в которой была аптечка, принесла в разгромленный зал и поставила на, на ее удивление, целый деревянный стол. Илья и Наполеон сидели друг напротив друга и хмуро смотрели друг на друга. Соло видел в глазах КГБ'эшника злость, холод, ненависть. Курякин видел то же самое. Но, увы, они не знали, что творится друг у друга в душе, хотя Соло и Теллер прекрасно понимали, что, чтобы успокоить Илью, нужно найти такого человека, который умерит пыл русского и позволит забыться в своих объятиях, который сможет увидеть усталость в глазах, усталость от жестокости советской власти, усталость от холода, усталость от правил, усталость от опасений попасть в ссылку в Сибирь или быть расстрелянным. Но нет! Школа КГБ учит тебя быть суровым, твёрдым, настоящим мужиком, чтобы враги и на пушечный выстрел к тебе боялись подходить! Быть образцом! — Давай, — механик села на коленки перед Курякиным, держа в руках мокрое полотенце, — надо убрать кровь. — Не надо! — хмуро произнес мужчина, сверля взглядом свою коллегу. — Да и мне не нужна помощь, Гэби, — с ухмылкой произнес Соло, расстёгивая и снимая порванный в драке пиджак. — Боже, почему я согласилась с этими идиотами поехать отдохнуть на неделю?! — цокнула брюнетка и, бросив полотенце на колени русскому, встала, отряхнула подол платья. — Что ж, оставляю вас наедине, голубки, — с этими словами развернулась на 180 градусов и направилась к выходу. — Ты совершаешь большую ошибку, оставляя нас в таком виде! — крикнул ей американец. — Не маленькие! — крикнула она, не оборачиваясь, и хлопнула дверью. «Милые бранятся, да только тешатся» — вспомнила Гэби одну русскую пословицу, но не решила ее произнести в комнате. Может, потому что боялась неправильно ее назвать, а, может, хотела, чтобы парни сами друг в друге разобрались? — Ну у тебя и рожа, — усмехнулся Илья, вытирая полотенцем кровь с губы. — Ой, на свою взгляни, — произнес на русском Соло и попытался встать. — Твою мать! — Что? — усмехнулся Илья и без проблем встал, закинул полотенце на плечо. — Перешел на мой язык в знак того, что ты проиграл? — Просто у вас матов больше, а без матов с тобой никак нельзя разговаривать! — уже на английском заявил агент ЦРУ и еле встал. Курякин стоял по струнке смирно и все также смотрел на Соло свысока серьезным взглядом. — Руку сломал? — это скорее прозвучало как утверждение, а не вопрос в его голосе. Наполеон это понял и отвел глаза в сторону. — Отлично отдохнул, хотя, — он подошел к бару, который был разрушен, и, обнаружив целую бутылку скотча, налил себе здоровой рукой алкоголь в стакан. Рука оказалось левой. Он взял ею стакан и отпил, повернулся к русскому агенту. — Это и не назовешь отпуском. Отпуск — это когда ты лежишь в кровати с двумя пышногрудыми девицами (одна блондинка, другая брюнетка), с вами куча алкоголя и никакие в жопу ЦРУ'шники не шантажируют тебя тем, что ты после войны торговал ценными предметами искусства. — Это больше похоже на свободу, чем на отдых, — заметил собеседник. — Нет, — мотнул головой иностранец, — свобода — это когда у тебя перед глазами не мозолит русский! И тут Соло понял, что сболтнул лишнего. Сейчас полетят ножи, шприцы или что там у русского может быть в кармане? Но Илья, на удивление американца, молча взял свою куртку и кепку. — Илья! — крикнул Наполеон, когда тот пошел к выходу. — Илья! Илья остановился. — У тебя рука сломана, — сдержанным голосом произнес мужчина, нервно стуча пальцем по своей ноге. — Да, — кивнул тот, — но… — Сходи в больницу, — с этими словами товарищ Курякин покинул номер.