***
По всей комнате разносился ритмичный глухой звук – Темин стучал костяшками пальцев по идеально гладкой поверхности широкого письменного стола, что-то тихо бормоча себе под нос. -Ну? – Прервал его Кибом, удобно устроившись в кресле напротив. -Не отвечает, - отстранив телефон от уха, констатировал факт Темин, откидывая дорогущую игрушку небрежно в сторону. -Да, ладно вам, - выдохнул шумно Минхо, устроившийся у окна и, то и дело, поглядывая, то на оживленную улицу, то на двух друзей: - Джинки – взрослый мальчик, сам разберется. Скорее всего, напился до поросячьего визга, снял номер в отеле и теперь там отсыпается, что бы отец его таким не видел. -Минхо, - цокнул языком недовольно Кибом, переводя сердитый взгляд на Чоя: - Думай, что говоришь! Он бы не стал тогда выключать телефон. Не додумался бы просто в пьяном бреду. -Ой, да ему, что бы напиться, двух бутылок пива хватит, - кинул напоследок Темин, вновь подтягивая к себе телефон, уже на автомате набирая в сотый раз за день номер потерянного друга.***
Погода с самого утра выдалась ненастная. Все небо закрыла сплошная туча, не давая и единого шанса пробиться сквозь плотный серый занавес солнечным лучам, так жизненно необходимым немногочисленным растениям. Самым противным, пожалуй, было все же не это. Дождь, как назло, лил каждые полчаса и начинался так же неожиданно, как и заканчивался. Впрочем говоря, Джонгхену было совершенно наплевать на погоду. Он - ученик последнего курса одного из самых престижных медицинских институтов – не мог себе позволить думать совершенно ни о чем, кроме как о предстоящей ему практике в больнице. В наше время это с удовольствием называют интернатурой. Что ни говори, но первый пациент, особенно дорог, именно поэтому Ким был уверен, что решается, не что иное, как его судьба. Признаться честно, семья его была не так богата, так что приходилось выкладываться по полной, что бы оправдать надежды отца. Кстати говоря, последний так же работал в той же самой больнице, ежедневно творя чудеса.***
Джинки не помнил точно, как и когда пришел в себя. Зато отчетливо запоминал каждое слово, сказанное совершенно незнакомыми голосами. Он слышал, как кто-то постоянно петляет недалеко от него и что-то бормочет. Чувствовал, что рука его поднял, и кто-то силой сжал её, но не реагировал совершенно. Это было странно, но все усилия, что прикладывались просто для того, что бы открыть глаза, сводились на нет. Хотя, где-то в глубине души, Джинки был уверен, что ему и не нужно это вовсе. Ему было совершенно все равно, что делают эти странные люди – если люди – рядом с ним и где он находится. Часы проскальзывали подобно секундам, пока кто-то не нарушил его тихий покой, насильно поднимая «свинцовое» веко и принимаясь светить небольшим, но чертовски ярким – как ему тогда показалось – фонариком, осматривая радужную оболочку и зрачок, почти не отличавшийся от нее по цвету. -Реакции никакой, - выдохнул с некой горечью мужчина средних лет, все так же старательно вглядываясь в пустой глаз напротив. -Уберите, - пухлые губы приоткрылись совершенно неожиданно, а ранее тихий и шелковый голос, вызвал у врача удивительную реакцию. Мужчина отскочил от Джинки, выпуская непроизвольно из рук фонарик и принимаясь тут же мотать головой. Благо, через пару секунд здравый смысл вернулся в седовласую голову, и он отправился прочь из палаты, разглагольствуя что-то о капельнице.***
Через энное количество времени – которое потеряло для него всякий смысл и счет – в палату примчалась медсестра. Девушка лет двадцати трех – двадцати пяти, в совершенно обычном белом халате, с наспех завязанным хвостом на затылке. Лицо её имело приятные черты, но глаза почему-то отталкивали, хотя, в них не было совершенно ничего необычного. Она поспешно подготовила капельницу и тут же принялась вводить толстую, больничную иглу в вену на сгибе локтя. -Все, - тихо проговорила она, переводя взгляд на лицо пациента и тут же забывая все, что хотела спросить. Нет. Это была далеко не любовь, как бывало во второсортных романах, выпускающихся пачками для вечных домохозяек ими же. Замолчать её заставил взгляд глаз цвета горького шоколада, направленный именно на неё. Дело было не в красоте глаз, а в том, что они смотрели сквозь неё. Это, пожалуй, было страшно. Джинки безынтересно разглядывал черты лица девушки, не понимая, зачем она вообще возиться с этим прозрачным проводом, подсоединенным к какой-то прозрачной бутылке. Ровно так же он не понимал, как она с такой легкостью вогнала заостренный конец трубки ему под кожу. Благо, боли он не чувствовал. Совершенно.***
День за днем вокруг Джинки крутились люди в белых халатах, говоря что-то совершенно невнятное и не знакомое ему. И вообще, он находил их слишком странными. Тот же самый мужчина, что старательно светил ему фонариком в глаза, теперь силой сдавливал его тонкое запястье, то и дело, бросая безумные взгляды и спрашивая: «больно?» «болит?». -Нет, - и ничего больше. «Нет» , когда ему вновь вгоняли в вены иглы; «Нет» , когда стучали небольшим молоточком по коленке; «Нет» , когда он впервые за долгое время он поднялся на ноги.***
-Неужели совсем ничего не чувствует? – Протянул недоверчиво Джонгхен, заглядывая в ординаторскую без стука, при этом улыбаясь невинно – слова лишнего не скажешь. -Не чувствует, - мотнул отрицательно головой все тот же врач, внимательно разглядывая анализы одного из своих многочисленных пациентов. -Нервная система? – Джонгхен опустился в глубокое, но все, же до жути неудобное, кресло напротив отца, смотря с интересом в поблескивающих глазах. -С нервной системой все просто прекрасно, - покачал головой мужчина, откидываясь устало на спинку дивана: - Он просто не чувствует боли. -Отец, разреши, я сам займусь этим делом!