Там, где высыхают кровавые реки

Как бы ни была жестока к человеку судьба, как бы он ни был покинут и одинок, всегда найдется сердце, пусть неведомое ему, но открытое, чтобы отозваться на зов его сердца. Генри Уодсуорт Лонгфелло

Кладбище пахло сыростью травы и камня. Прежде чем Мукуро и Хром добрались до нужного надгробия, прошло много времени, и в лёгких запершило от повышенной влажности. Оказалось, что Мукуро совсем не ориентировался на местности, поэтому им пришлось долго плутать среди многочисленных рядов однотипных могил. — Моё тело давно разложилось и сгнило до костей — я совсем его не чувствую, — словно извиняясь, оправдывался Мукуро, глядя, как Хром прикрывает рот лёгким батистовым шарфом, и злился на собственную беспомощность. — Ничего, главное, что всё-таки добрались, — быстро разогрев друг о друга озябшие ладони, она сложила их перед собой и мысленно произнесла молитву. Кажется, эта сцена не пришлась по душе Мукуро. — Разве в молитвах не просят Бога о благополучии души в мире ином? Или ты просишь о чём-то другом? Хром стушевалась на мгновение, но тут же взяла себя в руки. — Нет, об этом, — мягко ответила она, заливаясь краской смущения. Наверное, глупо было просить небеса о снисхождении для того, кого они обрекли оставаться на земле после смерти плоти. А Мукуро — он был здесь, близко-близко, пусть и невидим для большинства людей и практически неосязаем, когда не пытался сделать это нарочно. — Однажды ты покинешь меня, пускай мои пожелания сбудутся в твоём будущем. — Тогда выживи и приди сюда, когда я уйду. Хром почувствовала, как позади, прямо над макушкой, навис бесплотный сгусток дыма, в котором расплывчато обозначились очертания пальцев, и тут же рассеялся, не решаясь прикоснуться. Это больно — ощутить на себе энергию оголённой души, будто молнии прокрались внутрь и кололи, жгли, пронзали насквозь — Хром помнила. Но куда больнее было осознавать, что, насколько бы близки друг другу они ни стали, любая физическая близость, даже секундное соприкосновение ладоней, априори была недоступна им. От внезапно уколовшего осознания защипало глаза. Хром опустилась на корточки, пряча лицо в ладонях и мимоходом растирая пальцами повлажневшие глаза, но слёзы становились лишь жарче и крупнее. — Ты плачешь? — растерянно спросил её Мукуро, растекаясь вокруг бесформенной синеватой дымкой, словно рваное полотно. — Нам уйти отсюда? — Нет! — горячо воскликнула Хром, заставляя себя поднять глаза и выдавить улыбку. Это было больно — наконец в полной мере осознать, что первый близкий за столько лет человек уже мёртв и однажды он покинет её, как сделали это другие. Только у неё всё ещё было будущее — для Мукуро в этом мире больше не было места. Она даже не могла прикоснуться к его руке без ущерба для здоровья. С трудом преодолевая дрожь в коленях, Хром поднялась на ноги, смахнула последние слёзы и снова укуталась в шарф, спрятав за ним покрасневший кончик носа. — Я подумала, что не хочу расставаться с тобой, — обняв себе руками, призналась она, не отрывая взгляда от надписи на надгробии. — Скажи, тебе правда обязательно уходить? Мукуро замолчал лишь на несколько секунд, обдумывая ответ, но Хром показалось, что за эту короткую паузу стало ощутимо холоднее и ветренней. В глубине души она надеялась, что Мукуро останется с ней, пусть даже им нельзя касаться друг друга — главное, что можно было поговорить по душам. — Пожалуйста, я не хочу потерять тебя, — неосознанно сказала она одними губами, и глаза против воли вновь наполнились влагой. Мукуро вздохнул где-то за спиной. Синеватая дымка едва-едва коснулась её затылка и тут же отпрянула, лёгкая, словно поцелуй. — Я останусь только в случае твоей гибели, — наконец ответил он, — потеряв память, сознание, самого себя... Останусь всего несколькими граммами испорченной информации — таков был уговор. — Что ж... — Хром посмотрела на небо, затянутое дымчатой сизой поволокой, и поежилась — в мире как будто бы не осталось больше ни капли тепла. Пусть им вместе и отмерен весьма малый срок, она решила, что проведёт его так, чтобы потом не грустить и с улыбкой вспоминать всю свою жизнь.