Безумный Макс: пыль юмора на Дороге Ярости

      Стрелки настенных часов потянулись как могли выше, замерли в этом положении ненадолго, а потом изнеможённо перевалили заполночь.       В крошечной монтажной студии почти все спали – окурки, уткнувшиеся в стаканчики с ароматными остатками кофе; огрызки пиццы, прикрывшиеся смятыми бумажными салфетками. Сами монтажники спали тоже – один свернувшись на скромном офисном диване, а другой – запрокинув голову на спинку кресла. И чудовищно, кстати, храпел.       Не спал только сам режиссёр – Джордж Миллер. Да и какой тут сон, когда такая проблема. Он вглядывался в голубовато мерцающий в темноте монитор, снова и снова пересматривая одну спорную сцену.       Том Харди – дикий и яростный в своей роли, выплёскивал гнев чётко по сценарию, до безупречности правдоподобно. Прикованный к шесту гантрака, с перекошенной от злости и встречного ветра рожей под реквизитным намордником, он матерился, на чём весь постъядерный свет стоял:       – Да чтоб вас, ***, подняло и ***!!! на *** я вертел вашу *** Вальхаллу!! Чтоб вам всем *** в карбюраторы, *** вы хромированные! Какого *** цилиндра вам, ***, от меня надо?! Из какой *** вы, ***, вообще вылезли?! Растуды её налево эту вашу *** Цитадель вместе с вашим *** Джо! Ух, я до вас, ***, доберусь – рули вам в *** позапихиваю! Ух, ***, ***, *** драные!..       Именно эта маленькая сцена грозила большими ограничениями зрительской аудитории – по возрасту. Слишком уж явно превышала заявленный рейтинг. Дольше тянуть было некуда – пора решать, стоит ли она того, чтобы её оставить.       Который раз Миллер жал на реверс – уже не сосчитать. Периодически снимал свои круглые очки, устало тёр переносицу, надевал обратно, и – реверс, реверс.       Только под утро он растолкал старшего из монтажников – который храпел:       – Нет, всё-таки мы это вырезаем.       Тот ещё вчера был готов вырезать хоть пол фильма – лишь бы дали, наконец, отдохнуть. Но за ним проснулся и второй, менее замученный режиссёрскими терзаниями:       – Может, переведём реплики на какой-нибудь малоизвестный язык?       – На какой? Племени «гуако-бока»? – съязвил утомлённый Миллер. – Хватит с меня возни с переводом речи Дикобразов.       – Ну зачем сразу гуко... боко... – почесал монтажник примятую щёку. – А если... эм-м... латынь?