Nigra in candida vertere

      Дядя вернулся поздней ночью, когда еще солнце не встало. Слышу, как стучат его каблуки по мраморному полу и как скрипит дверь в его кабинет. Дядя всегда меня удивлял. Когда я была маленькая и приехала сюда погостить с мамой, дядя накрыл для нас большой стол на весь двор и пригласил танцовщиц. Тогда он всю ночь танцевал и рассказывал притчи. Меня это поразило в пять лет, и я подумала, что дядя посланник Аллаха, потому что он никогда не уставал. За те мысли мама меня отругала, но сейчас еще больше понимаю, что дядя — это просто дивный натуры человек.       Люди за окном галдят еще громче. Спать в этом месте просто невозможно! В Рио моя комнатка выходила на наш задний дворик, в котором всегда было тихо.       Приоткрываю глаза и вижу, что на диване напротив сидит Зорайде и грозно на меня смотрит. — Ты проспала молитву, Жади. — Разве? — пытаюсь сделать удивительный тон, — я же говорила, Зорайде, мне нужны часы в комнату. — Настоящая мусульманка и без часов знает время фаджра, — она покачала головой, — Аллах! Это же харам! Если Сид Ал… — А мы ему не расскажем! — соскакиваю с постели и присаживаюсь рядом с ней, — не расскажем, Зорайде! — Харам — прикрывать зло! — Это не зло, — крепко прижимаюсь к ней, — не зло. Это было в первый и последний раз! Обещаю. Не рассказывай дяде. — Жади, — Зорайде медленно поднимается с дивана и идет к выходу, — харам.       С этими словами она выходит за дверь оставив меня одну с мыслями и надеждами, что не расскажет. Дядя Али хоть и хороший человек, но он не потерпит, если в доме не будут выполнять его приказы.       На диване Зорайде оставила для меня постиранные вещи. Беру их в руки и удивляюсь, точнее, ужасаюсь: темно-синий балахон до колен и белые штаны размером на слона. И они хотят, чтобы я ходила в этом?!       Волосы, как и обычно, просто оставляю распущенными, а на руку надеваю кольцо, которое мне мама подарила на день рождения. Кольцо, с прекрасным светло-зеленым камнем, которое всегда приносило удачу. Кольцо, в честь которого меня и назвали — Жади. — Ой, Жади, — Латифа налетает на меня и улыбаясь обнимает, — представляешь, — он закрывает рот рукой, пытается не смеяться громко, — дядя Али сказал, что сегодня в шесть вечера придет семья Саида. Представляешь? — она запрыгала на месте. — Я так рада, Жади. Я самая счастливая. — Я рада за тебя, Латифа, — выдавливаю улыбку. — Да, кстати, дядя просил зайти к нему.       Лишь киваю и наблюдаю, как сестра залетает в свою комнату, начинает рыться в сундуке, что стоит возле кровати. Улыбаюсь про себя — ну хоть кому-то в этом доме везет.       Медленно, совершенно неуверенно, подхожу к кабинету дяди. Сегодня день, когда мне придется рассказывать ему суру. Которую конечно же, не учила.       Открываю дверь в кабинет и вижу, что дядя сидит на краю стола, сложив руки на груди. — Благословите, дядя, — подхожу к нему и целую его руку. — Благословляю, — он гладит меня по голове. — Готова? — Готова, — напрягаю свои мозги и пытаюсь вспомнить это суру. Ох, если бы действительно её учила, было бы легче. — Тогда начинай, — дядя с улыбкой смотрит на меня. — «Во имя Аллаха, Милостивого, Милосердного! Хвала Аллаху, Господу миров, Милостивому, Милосердному, Властелину Дня воздаяния! Тебе одному мы поклоняемся и Тебя одного молим о помощи. Веди нас прямым путем, путем тех, кого Ты облагодетельствовал, не тех, на кого пал гнев, и не заблудших». — На последнем слове громко выдыхаю. — Правильно, все правильно, Жади. А теперь расскажи мне пятый аят. — Аят? Но вы не говорили учить еще и аяты. — А как же ты тогда учила суру? Без аятов? — Дядя, я прос… — Ты не учила, Жади, — дядя сердито на меня смотрел, — не учила! — прикрикнул он, — Знаешь, как говорится в хадисах: «Будьте честными, потому что честность приводит к праведности, и праведность приводит к Раю. Остерегайтесь неправды, потому что она приводит к безнравственности, и безнравственность приводит к Аду». Ты хочешь гореть в аду за свою ложь, Жади? — Нет, дядя. — Так почему ты мне соврала, что учила? Ведь введение в суру знают даже дети. — Я знаю, дядя. — В моём доме я не потерплю вранья. Запомни. А теперь, ялла, ялла, — он замахал руками, и мне ничего не оставалось делать как выйти из кабинета.       План по выдумыванию ситуации, в которой я не смогла учить Коран, провалился с ужасным грохотом. Подхожу поближе к кухне и слышу чьи-то крики. Такое впечатление, что проводятся петушиные бои. — Что случилось, Зорайде? — спрашиваю, когда захожу на кухню, — что за крики? — Иса и Хесса не смогли поделить Кариба. Он, оказывается, ухаживал и за одной, и за второй. — Две женщины стояли друг напротив друга и выкрикивали ругательства. — И из — за этого такие вопли? — Когда захочешь выйти замуж, поймешь. — Ох, Зорайде, все говорят про замужество. А как же образование? — Жади, ты же женщина… — …ты не должна думать об учебе, — договорила за неё, — знаю, знаю. Латифа все уши уже прожужжала про это. — Кстати, где твоя сестра? — В комнате была, — подхожу к столу и беру с тарелки гроздь винограда, — в сундуке рылась. — Отрываю одну ягодку и кидаю в рот, — готовится к приходу семьи жениха. — Барака! — крикнула Зорайде на ругающихся женщин. Они, как послушные барашки, разошлись по разным углам и стали делать свою привычную работу, — пока не накричишь, ничего не понимают. — А ты, — пережевываю виноград, — можешь влиять на людей, Зорайде. Никогда не хотела преподавать в школе? — Ля, Жади. Аллах и так подарил мне хорошую судьбу. — Зорайде, разве это хорошая? Ты только свою кухню и видишь. — Поверь мне, Жади, если бы попала к бедуинам, было бы хуже. — Не представляю, что может быть хуже. — Получить за ложь десять ударов плетью, смоченной в уксусе, вот что хуже! — боковым зрением вижу, что дядя Али уже стоит на пороге кухни. — Верю, — шепчу еле слышно. — Зорайде, принеси мне чай в кабинет. А ты, — он посмотрел на меня, — зайди ко мне. — Что ты сделала, Жади? — спросила Зорайде когда дядя ушел, — что ты сделала? — Ничего, — кладу виноград обратно на тарелку, — просто не рассказала пятый аят. И все. Меня что, теперь за это буду бить плетью?       Зорайде не слушала меня и на автомате стала наливать чай в кружку. — Зорайде, не молчи. — Иншаллах, — проговорила она и медленным шагом пошла в сторону кабинета. — Зорайде, — бегу за ней, — это не ответ. — Быстрее, у меня нет времени, — дядя Али выглянул из кабинета. Он явно был нервным и злым.       Зорайде осторожно переступает порог комнаты, так же осторожно, чтобы ничего не разлить, ставит поднос с чаем на стол. — Свободна, — командует дядя, — и скажи Кариме, чтобы приготовила тажин. — Да, сид Али, — Зорайде кивает и выходит из комнаты, лишь напоследок взглянув на меня и покачав головой. — Дядя, — начинаю, — я выучу аят. Я выучу все аяты! — Меня радует, — дядя отпивает чай, — что ты помнишь и что тебя так впечатлили мои слова. Но речь не об этом.        У меня как камень с души упал, когда я услышала эти слова. Значит, плеть отменяется.  — Сид Иман меня обманул. Ему и положено те десять ударов. — облегченно выдыхаю, но толком не могу понять почему дядя говорит мне это. — Да сократит Аллах его дни! — кружка с чаем громко ставится на стол, — он должен был все сделать как положено. Вот что получается, когда берешь на такую должность молодых! — дядя встает и, положив руки в карманы, начинает мерить шагами комнату. — Дядя, — начинаю, — я не понимаю, о чем вы. — Жади, сид Иман — представитель со стороны жениха, — киваю, делая вид что мне понятно, — он должен был уладить все формальности, а вместо этого, — дядя переходит на крик, — забыл одну вещь и теперь по его милости мы можем упустить шанс стать родней с Рашидами! — Какую вещь, дядя? — Саид не может женится на Латифе! — от этих слов сердце больно кольнуло. Бедная Латифа, это же была её мечта. — У них одна кормилица, ливанка Тамара. И если бы сид Иман это узнал раньше, чем сегодня, такого бы не было. — Бедная Латифа, — почти шепчу прикрываю рот рукой. — Да, бедная. Этот союз был важен для меня. Но я решил эту проблему, — дядя подошел ко мне поближе, — Саид не может жениться на Латифе, но может на тебе. Это мы и сообщим им вечером, когда они придут. — Ч… что? — переспрашиваю. — Ты же ведь хотела учится, Жади? Саид хороший, богатый, он разрешит тебе, если ты захочешь. Замужество — главный аспект в жизни девушки. — Дядя начинает рассказывать, как это прекрасно, а я пытаюсь переварить всю информацию. — Нет! Я не выйду замуж! — Я тебя и не спрашивал, Жади. Ты баран, которому нужен сильный чабан, Саид такой. Он сможет обуздать твой западный нрав. — Нет! Дядя, ты не можешь так поступить! Ты обещал, что я буду учится! — А еще я обещал, что присмотрю за тобой! Я это и делаю. Лучше Саида ты вряд ли найдешь! — А я и не хотела искать! — мне кажется, что из-за моего крика стены трясутся, — не хотела! — Жади! — стук кулаком по столу заставляет меня успокоится, — все решено. Так велит Аллах. Конечно, свадьба Латифы с братом Саида будет первой, так справедливей. — Нет! — повторяю еще раз. — За неповиновение ты будешь гореть в аду, неверная! — Я уже в аду!       Выбегаю из кабинета и что есть силы несусь к себе. К себе? Нет. Это место я никогда не буду считать своим.       По дороге чуть не сбиваю с ног Латифу, которая радостно пускается вниз, даже и не зная, что её там ждет. Закрываюсь на все возможные замки и скатываюсь по двери вниз. Нет. Дядя не может так поступить. Это несправедливо! Я не хочу замуж. Слезы текут по моим щекам и иногда попадают в рот. Вкус у них горький, такой же горький, как и моя теперешняя жизнь. Без права выбора, свободы…       Через минут десять слышу, как истерически кричит Латифа на арабском, слышу, как она плачет, как говорит, что Аллах несправедлив и что брат Саида страшный.       Слышу всё и всех, вот только жаль, что меня услышать не хотят.