Черт из Припяти.

Я лежала на узком скрипучем диване и пыталась задремать. От чего-то упорно не засыпалось. В голове крутилось много всякого вперемешку: Илья, странное жилище, приютившее нас в Припяти, Мишка, заточенный в тюрьме-бане, молчаливый Моня, соседка с курицей, навещавшая нас днем, Брянск, Наташка, Михалыч, Тоха, снова Мишка, Илья, Фаза… К тому же ложе мое было очень неудобным. Некоторое время таращилась в черноту вокруг себя. Потом закрыла глаза, но сон не шел. Ночь казалась бесконечностью. А рассвет наступать не спешил. В тишине отчетливо и громко раздавалось тиканье часов. Когда Илья успел их завести? А еще я слышала, что он тоже почему-то не спит, ворочается у себя на печи и никак не может улечься. В какой-то момент сталкер тихо спрыгнул со своего лежака и подойдя к моей постели сел на пол в изголовье. — Ты ведь тоже не спишь, — он облокотился затылком о край дивана. Я молчала, все еще пытаясь притвориться спящей. — И мне почему-то не спится, — Черт вздохнул, чуть повернув голову в мою сторону. — Почему? — Не знаю. Неуютно. И сна ни в одном глазу. — Мне здесь не нравится, — повернулась на бок и случайно уткнулась носом в ежик волос, оказавшийся прямо перед моим лицом, чуть отодвинулась — Никак не могу привыкнуть, что здесь так тихо. А еще жестко и неудобно... — Сама выбирала. Если хочешь, можешь на печь пойти поспать, мне уже смысла ложиться все равно нет. Скоро Моня придет… Я бы с удовольствием разделила с ним спальное место на печи, куда он любезно меня пригласил, но мне и так казалось, что я стеснила его и нарушила границы, да и ему обет так блюсти, наверное, сложнее. Отказалась, пытаясь найти удобное положение. Тепло, стоявшее в доме с вечера, постепенно уходило. Большое стеганое одеяло, отданное мне с печи, было как нельзя кстати. Илья чиркнул спичкой и подкурил. После пары затяжек протянул сигарету мне: — Моня говорит, что в Припяти есть такое место, пройдя через которое, попадаешь в другое измерение. — Он же молчит все время. Ты это только что придумал? Чтобы я в Припяти хоть что-то хорошее видела? — Молчит. Но мы с ним давно уже тут, как-то понимаем друг друга, — Илья протянул руку, вернула ему сигарету. Мужчина стряхнул пепел в сигаретную пачку и снова затянулся. — Он говорит, что там, после того, как ты это место пройдешь, все совсем по другому. И Припять — настоящий живой город с людьми. — Он там был? — Говорит, что был. Я бы ему не поверил, но у него газета есть, «Известия», датированная позапрошлым годом. Я знаю, что она и сейчас выходит, но это точно не те «Известия», которые я у Мони видел. В его газете СССР, а этой страны давно нет. И новостей таких сто лет никто не пишет. — Может это розыгрыш какой-то, со станции, например? — Нет, — Илья покачал головой, в последний раз затянулся, погасил окурок в пачке, которую смял и бросил тут же рядом. — Не похоже. — Он на минуту задумался. — Я, конечно, не рвусь за периметр, да и не особо мне хочется людей видеть, но ведь интересно. По логике, этого не может быть. Но просто, ради любопытства, я бы туда сходил. — Мне трудно представить Припять живой. От нее скоро совсем ничего не останется, а ты говоришь, люди. Такое только в книжках со сказками может быть… Черт не ответил, потом все так же бесшумно встал и выскользнул на кухню, откуда через минуту вернулся, неся что-то в обеих руках: —На вот, держи, — протянул мне одну. Я села, укутавшись чуть ли не до самой шеи одеялом, коснулась пальцами холодной чашки: — Что это? — Нычка моя, — хоть мне и не было видно его лица, я слышала, что он улыбается. — Нашел в подполе, когда за припасами полез. Дед Филипп сам делает. Я втянула носом воздух над кромкой чашки. Пахло вином и совсем чуть-чуть какими-то специями. Сталкер снова приземлился на пол у дивана и сделал большой глоток из своей кружки: — Это намного вкуснее чем чай. Совсем забыл, что оно у меня там стоит. Я попробовала напиток на вкус. Какое-то очень необычное, терпко-сладкое, чем то напоминающее гранатовый сок. Держала во рту, пытаясь распробовать и понять, что оно мне напоминает. Но на ум ничего не приходило. — В прошлом году очень много всего уродилось в садах. А у деда здесь огромный виноградник, чего у него там только нет! Миллион сортов. Дед виноград свой очень любит и трясется над каждым кустиком, — Илья перебрался с ногами с холодного пола на край моего спального места, примостился спиной к грядушке. — Не знаю, зачем ему столько. Наверное с молодости привычка запасы делать. Он же не пьет совсем. Здесь вообще и пить-то некому. Меня вот угощает иногда. Смотри, осторожнее, — он усмехнулся. — Пьется, как компотик, но если много выпить, можно и на ноги не встать. Говорят, радиацию выводит из организма лучше всяких лекарств. После нескольких глотков, мне показалось, что в груди у меня разлилось что-то теплое, оно будто грело изнутри, даря приятное тепло в стылой комнате. Голова слегка кружилась и захотелось прилечь, оставив пустую чашку в ногах, кутаясь в кокон одеяла. Сама не заметив как, я задремала, убаюканная тихим голосом Ильи, рассказывающего что-то про своего волка, Моню, Пса и еще каких то обитателей этого тихого места. Он по-турецки сидел у меня в ногах, на диване, все также прислонившись спиной к его боковине.

***

Проснулась я в полной тишине. Часы почему-то снова стояли. По моим прикидкам было около десяти или одиннадцати. Черт, скорее всего, был сейчас где-то далеко в лесу в компании своего молчаливого друга Мони с арбалетом наизготовку. Печь не горела, но в доме было тепло. На столе ждал скромный завтрак в виде чугунка с картошкой и тарелки с солеными грибами. А рядом небольшая, размером с блюдце, симпатичная поделка из кожи, ниток и перьев. Я видела такие в наших брянских сувенирных лавках — ловец снов. Под ним на клочке бумаги карандашом: "Это тебе от Мони. Чтоб спалось хорошо. Не скучай. К Михе не суйся." Улыбнулась, повертев в руках Монин подарок, снова пробежала глазами по карандашным каракулям. Навещать Мишку в мои планы не входило. Позавтракав, немного прибралась в доме. И без уборки было вполне чисто, просто нужно было чем-нибудь себя занять. Пока я одна, можно еще помучить немного старенькую гитару, которая после настройки в руках Ильи обрела вполне сносный звук. За игрой не заметила, как оказалась в окружении целой стаи черных кошек, которые расселись возле меня на диване. Насчитала их восемь душ. Они молчаливо сидели со всех сторон и щурились желтыми глазами. Только тронула одну, попытавшись погладить, как они в тот же момент прыснули в разные стороны, разбежавшись по углам. Решила отдать им остатки своего завтрака, обнаружив за печкой несколько плошек. На звон посуды кошки мигом сбежались, окружили меня и толклись под ногами сплошной темной массой, уже не боясь моих попыток их погладить. Пока я возилась с ними, услышала как тихонько скрипнула входная дверь и кто-то осторожно вошел в дом, аккуратно притворив ее за собой. Я выглянула из-за печи и на секунду растерялась. С порога улыбаясь и подслеповато моргая, на меня смотрел небольшого роста старичок в ватном тулупе и рыжеватой лохматой ушанке. На плече у него была длиной с метр палка, на конце которой болталась связка покрытых инеем небольших рыбин. — Зд-драсьте, — оторопев выдавила я. Старичок заулыбался еще шире и протянул мне связку замороженной рыбы.— А Илья на охоту ушел. П-проходите. — А я знаю, — дедушка крякнув, пошаркал валенками по тряпке на пороге, снял тулуп и протопал к столу.— Они с Монькой засветло вышли. Рыбки вот наловил. Гостинчик. Ты дивчина, не пугайся. Тут давеча Анна уже новости, шо Ильюшка оженился принесть успела. Може и йщо ктось заглянет. И я от думаю, посмотреть надобно, познакомиться. Чай соседи. Я — дид Пылып, — он улыбнулся и протянул мне узкую сухую ладонь. Осторожно пожав ее и все еще держа в руках его гостинец, я спохватилась и достала чайные чашки и развела огонь в печи. Попутно выставляя на стол все, что могло быть пригодным для чаепития. Удивительно, ведь только сегодня ночью мы с Ильей в темноте сидели, пили его волшебное вино и я слушала рассказ об этом жителе деревушки самоселов. И вот он сам, собственной персоной тут стоит. — А величать тебя как, краса-дивчина? — Вика. — Виктория, значить, победа. Ты вот шо скажи мне, красота, у хлопца твоего пара дружков есть из зовнышнього (внешнего) миру? Чи видела ты их уже, длинный один, одноокый (одноглазый) и вще один з ним, крепкий такой, плешивенький? Я сразу же поняла, что речь идет о Псе и Хромом. Уж вряд ли тут столько подходящих под этот портрет у Ильи знакомых есть. — Приходили такие. Плешивенький, — уж больно мне это описание Хромого понравилось, — вчера утром ушел в Новошепеличи. Там помощи просили. — Давеча рыскал он тут по дворам, не то искал чего, не то прятал. Шалопутный он, все Ильюшке сказаты хочу, та застать не можу. — Мне он тоже не нравится. Неприятный какой-то. — Вот и мне, — дедушка стянул шапку, голова его оказалась совсем лысой. Он аккуратно пригладил несколько пушинок волос на макушке, отхлебнул налитый чай и продолжил. —Думаэтся мне, вин краде тут. У Анны до разу курчаты (цыплята) пропалы, вона думаэ звир (зверь) забрав, а я на дружка того думаю. — Зачем ему куры? — Сменять, або ще чого. Можэ я даремно (зря) на нього думаю, а то Ильюшке скажу. Вторый, тот що як жердина довгый, той добре. А вин куды запропав? (Второй, тот что как жердь длинный, тот хороший. А он куда делся?) Половину сказанного на этой смеси русской и украинской речи я не поняла. Сидела, не знала, что ответить. В этот момент дверь открылась и вместе с приличной порцией ледяного воздуха из проема в кухню шагнул Мишка. Босиком. Из одежды на нем были только все та же ветхая простыня, да трусы. — Здорова, дед! — клацая зубами буркнул он и протянул моему гостю руку. — Привет, сестричка. Я там без курева совсем ошалел, дай хоть хабарик и я назад пойду, — попросил Пес. Дед Филипп видимо уже не раз видел Мишку в таком обличии, во всяком случае, он не подал виду, что что-то не так.