Черт из Припяти.

Я достала сигаретную пачку, оставленную мне Ильей, с полки за печкой и положила ее на стол перед Псом. Тот сразу же вытащил трясущимися руками сигарету и сунув в рот стал озираться в поисках спичек. Дед Филипп хмурясь выудил из кармана штанов коробок и пододвинул его Мишке: — А шось, трухает тоби, як лист осиновый, — не то спросил, не то просто вслух сказал о чем подумал старичок. — Девку-то напугал поди… Вика, — повернулся он ко мне, отмахиваясь от выпущенного жадно затянувшимся Мишкой дыма, — а що ты думаэшь, якщо я хлопця з собою заберу ненадовго? — Это у Ильи узнавать надо, — я налила в кружки чаю и присела с краю стола, подальше от мужчин. Хотелось тоже взять сигарету, но было неловко перед новым человеком, тем более от Ильи я знала, что он ведет здоровый образ жизни и курить давно бросил. — Ну шось, Аполлон, — дедушка усмехнувшись в бороду обратился к полураздетому сталкеру. — Ужо коль Ильюшки то тут нема, то и запытаты (узнать) не у кого, а не гоже, щоб ты тут ошивался, хочешь, до мене пидемо, там здоровья твоэ поправляты будемо, а хочешь, до баньки тебе проводжу и там закрыю. А покы Илли вдома немаэ, ты сюды не ходы, не добре це. Мишка удивленно таращился на деда, видимо соображая, что ответить. Затянулся последний раз и щурясь от дыма вмял окурок в банку: — Ну ты, дед, даешь, — наконец выдавил он. — Как тебе в голову то такое взбрело? — Пес крутил спичечный коробок на столешнице, так и не притронувшись к чаю. В единственном зрячем глазу его вспыхивали искорки злости. Было видно, как ему трудно держать себя в руках и казалось он вот вот взорвется. — Она сестра моя! Напридумывал себе за пять минут. Я ее в жизни не обижу и другим обижать не дам! А ты думаешь, замок меня остановит, если я уйти захочу? — Та замок може и не тормознет, а без одягу (одежды) далеко пидешь? — невозмутимо ответил старик. — Я тоби хороший вариант кажу, и тебе добре буде и тут молодым не будешь заважаты (мешать). — Нет, — отрезал Пес. — Я с тобой пойду, а Черт тут бесноваться потом будет. Плохо что ли ты знаешь его? Вот придет, тогда и посмотрим. Да и сам же сказал, далеко я голым то утОпаю? Дед Филипп только вздохнул и пробурчал что-то себе в бороду. Мишка снова закурил и вдруг засмеялся, смех этот был каким-то злым и нервным. А он все никак не мог остановиться. Смеялся, кашлял и вытирал выступившие от этого истерического смеха слезы. Это выглядело пугающе, и я была рада, что сейчас кроме него и меня тут есть кто-то еще. Меж тем, смех постепенно сходил на нет, превращаясь в какое-то завывание. Пес со всей дури грохнул кулаком по столешнице так, что его кружка опрокинулась и чай из нее расплескался во все стороны, стекая тонкими струйками с поверхности стола на пол. — Бля, не могу я так! Не могу! Вот руки на себя наложить охота! Как все достало! — он привалился спиной к стене у окна позади себя, злобно зыркая то на меня, то на деда. — Я давно бы уже вскрылся там, в бане этой проклятой. Сижу, как собака там… Ну да, я же Пес, псу и самое место в конуре этой… Я жить устал. Вот, — он ребром ладони постучал по кадыку, — сыт по горло, настахерело все! А он меня тащит, постоянно спасает. Зачем? Я же не просил меня спасать! — голос сорвался и застыл на верхней ноте. Ярость все больше закипала, сворачивая ему кровь, и я была готова поклясться, что слышала ее бурление, готовое выплеснуться. Стало не по-себе от этого ощущения и заставило поежиться, спину окатило холодной волной. Мишка злился, шмыгал носом, будто бы сидя на иголках, ерзал на лавке, желваки ходили ходуном. Он вдруг вскочил со своего места: — Смотри! Ты вот это хотела увидеть, когда приходила с Чертом на меня поглазеть?! — сделал два шага, но путь ему преградил поднявшийся с места дед Филипп. Старик расставил руки и дал понять, что дальше Пса он не пропустит. — Смотри! Вот это? — сталкер топтался на месте, наткнувшись на внезапную преграду. Тяжело дыша, мужчина протянул вперед руки, выворачивая их в стороны. Ветхая простыня свалилась с его плеч, оставив его в одних трусах и обнажив тощий торс. Воздух раскалился до предела. Я ощущала кожей, как возле меня проносятся электрические разряды. Было страшно. В ужасе сжавшись, я сидела и не отрывала от него глаз. Только бы он не смахнул сейчас со своего пути старика и не начал громить все, что попадет под руку. Все запястье, от кисти до самого локтя, было исполосовано шрамами. Какие-то из них уже зажили и побелели, а несколько багровыми рубцами повторяли линии отсутствующих вен . — Смотри! — не унимался Михаил. — Что ты знаешь о том, когда больше ничего кроме смерти не ищешь? Когда ищешь ее всеми способами, какие знаешь, и не можешь сдохнуть… А тут, благодетели, бля… — он было дернулся в мою сторону, но дед Филипп вдруг шагнул на него и силой усадил обратно на лавку: — Ничо тут шереху наводыты, (Нечего тут шороху наводить,) — грозно сказал он, слегка встряхнув Мишку. — Дивка то тоби що зробыла? (Девка то тебе что сделала?) Сталкера снова начало колотить, так что мне стало слышно как стучат его зубы. Мужчина сжал челюсти и под кожей опять заходили желваки. Он тяжело дышал, но не сопротивлялся. Старик посчитал, что его можно отпустить и набросив ему на плечо поднятую с пола простынь, уселся на свое место, переводя дух: — Экось я зайшов-то вчасно. (Как я зашел-то вовремя.) Я сидела и не смела сдвинуться с лавки, словно парализованная только что увиденным. Все это уже когда то случалось и в моей жизни, только деда Филиппа, который бы смог за меня заступиться, тогда рядом не было. Во рту пересохло и нестерпимо хотелось курить. Сигареты лежали перед Псом, но мысль о том, что их у него надо взять просто приводила меня в ужас. Мне было неведомо, что в эти минуты происходило у Мишки в голове. Будто в сонном параличе, я сидела и во все глаза смотрела на него, искренне желая получить возможность немедленно исчезнуть отсюда. — Прости, — глухо сказал он, клацая зубами. — Прости. Я только сигарету хотел... Старик зачерпнул ковшом воды из ведра, что стояло на лавке под печкой и сунул его под нос сталкеру: — На вот, охолонись. Мишка принял ковш трясущимися руками и сделал несколько больших глотков, после чего сразу же, ломанулся к выходу и чуть не свалившись у дверей, вылетел на крыльцо. Судя по звукам, его начало рвать. Дед Филипп тут же пошел следом, прихватив с гвоздя свой тулуп и бесхозные драные валенки, стоявшие под лавкой. Я слышала как его голос что-то выговаривал и ворчал в ответ на Мишкино мычание и фырканье. Спустя минут 20 Мишка, по-прежнему в сопровождении местного старичка, снова показался на пороге. Дед Филипп пропустил мужчину впереди себя и занял свое место у стола. Казалось, Пса прокрутили в центрифуге, настолько жалким был его вид. Сталкер устало опустился на край лавки у окошка и прислонился спиной к оштукатуренной стене. — Сестренка, ты не держи зла на меня, — он виновато заглядывал мне в глаза. А я все сидела, не решалась сойти с места и не знала, что ему сказать. Любые слова сейчас были бесполезны, а кроме того, могли бы легко стать катализатором новой вспышки агрессии. — Я правда, не хотел. Не знаю, что на меня нашло. Черту бы высказал, было бы понятно, а ты вот под руку попалась, — он вздохнул и закутался в тулуп, который ему видимо дал дед, пока Мишку корежило на крыльце. Тощие ноги торчали из валенок, как две несуразные жерди. — Там за печкой твоя одежда висит, — только и нашлась что ответить я. — Не ходи ты по морозу раздетым. Он кивнул: — Сейчас покурю еще и пойду. Буду дальше в карцере своем сидеть, пока не отпустит, — он вдруг засмеялся, прикрывая беззубый рот ладонью. — Или пока Черт не придет и башку мне не открутит за то, что я тут устроил… Я не собиралась на него жаловаться Илье, но объяснять и доказывать ему, что-то мне не хотелось. Честно говоря, мне даже просто смотреть на него было страшновато, не то, что пытаться его в чем-то убедить. Дед Филипп ерзал на лавке. Возможно он давно бы ушел, но присутствие Мишки не давало ему этого сделать. Я же истуканом сидела, боясь пошевелиться — уж больно переменчивым сейчас было настроение Пса. Наконец тот встал и ссутулившись прошаркал к двери, на ходу стащив с себя фуфайку и кинув ее на гвоздь, замотался в свою ветошь и шагнул в дверной проем. —Ч-чаю? — выдохнула я деду Филиппу. Он покачал головой и поднялся с лавки: —Дякую. Додому вже пора. А Илли ты дывысь обовьязково скажи, що дружок його тутось буяныв. А то так прыйде в позаурочный час и хто тебе рятуваты буде? Зрозумила? ( Спасибо. Домой уже пора. А Илье ты смотри обязательно скажи, что дружок его тутось буянил. А то так придет во внеурочное время и кто тебя спасать будет? Поняла?) Хоть я и не все сказанное им поняла, кивнула, основной смысл его посыла был понятен: Илье надо про то, что Мишка тут истерил рассказать. В следующий раз деда Филиппа рядом может и не быть, как и Ильи, он же сам говорил, что постоянно тут не живет и разные дела его по всей Зоне порой носят. С одной стороны Мишку мне было жаль, но остаться с ним однажды вот так, один на один мне совсем не хотелось. Когда старичок покинул дом, дрожащими руками я наконец-то достала сигарету из брошенной на столе пачки и закурила. Ну и утро у меня выдалось, по-моему чересчур уж бодрое!