Черт из Припяти.

      Несколько раз в мои безмятежные сны приходил Ярослав. Он неизменно выглядел злым и неопрятным. Пугал меня своими визитами, но ничего не просил, не искал и даже держался на расстоянии. Я все еще просыпалась в слезах и, снова попав в плен воспоминаний, до утра не могла заснуть.       Спускалась с печи и до рассвета сидела на кухне, дожидаясь Мониного прихода. Курила. Кормила кошек. Ругала себя за то что до сих пор не смогла избавиться от тоски по давно ушедшему человеку.       Пожалуй, отвлечь меня удавалось только котятам, родившимся на моей постели. Эти два неугомонных уголька немного подросли и уже во всю скакали по дому, никого и ничего не боясь. Посовещавшись, мы с Моней решили назвать их Цезий и Стронций, так изначально предложил парень.       Это потом от деда Филиппа я узнала, что давать животным радиоактивные имена здесь давно уже не ново. Эта традиция была заведена еще со времен аварии на ЧАЭС ликвидаторами, которые в обход всех запретов все равно жалели и прикармливали приблудившихся собак, коз и лошадей. Втихаря держали их при местах дислокации и нарекали необычными, под стать новой работе, кличками.       Котятам же, вообще, было все равно, каким именем я буду звать их к миске. На кис-кис они откликались с такой же охотой, как и на названия химических элементов. Кто из них кто, до сих пор понять было затруднительно. Выглядели они одинаково, впрочем, как и все остальные обитатели подпола. Единственное, что отличало их от остальной кошачьей братии — то что они были полностью ручными. Ну и, пожалуй, еще их детский возраст, игривость и маленькие размеры.       По вечерам мы с Моней сидели за игрой в карты или нарды. А угольно-черные сорванцы скакали под столом, цепляясь за штанины и карабкаясь по ногам. Игрушками у них было абсолютно все. Начиная от скомканной бумажки и заканчивая бутылочной пробкой.       Сама не знаю, почему я никак не могла отстать от Мони со своим дурацким вопросом о том, что за видом магии он владеет. Поначалу он просто закрывался, словно захлопывался от меня в своей ракушке и неизменно уходил от темы.       Но постепенно я стала замечать, что парень с каждым днем боится и стесняется меня все меньше и мы можем вполне доверять друг другу. Меня больше не удивляла способность Ильи понимать этого странного человека без единого слова. Уровень доверия достиг того, что я рассказала ему свою невероятную историю от начала до конца. Начиная с жизни в детдоме до фатальной встречи с бандитами, последовавшего за ней похода в ЧЗО и знакомства с Чертом. Парень слушал ее будто сказку, на ходу сочиняемую мной.       Временами казалось, что Моня не верит тому, что я говорю. Я прекрасно понимала почему. На его месте я бы тоже не поверила. Настолько странно и нелепо все сложилось. — Теперь ты знаешь обо мне все. И даже то, что не должен был, — я подкинула игральные кости в руке.       Нарды, разложенные на столе с самого обеда, ждали своего часа, но за разговором мы совсем о них забыли. Моня жестом показал, что все, рассказанное ему, он сохранит в тайне. — Илья спрятал меня здесь. Я не знаю, на сколько. Но ведь эта брянская история когда-нибудь закончится. “Тебе здесь плохо?” - тут же нацарапал на листке Моня — Нет, — на минуту задумалась. — Скорее наоборот… Еще бы сны эти дурацкие не снились, — немного помолчав добавила я.       “Расскажи. Я могу помочь?” — Ну чем ты мне поможешь? Монь, я даже на отчитке была. Это помогло. Но не надолго. Илья говорит, что его надо просто отпустить. Но, видимо, я не могу. Не знаю почему.       Парень зачеркнул верх вопросительного знака и подвинул листок ближе ко мне. — Хорошо, — я повертела листок и вернула молчаливому соседу. — С одним условием. Моня не моргая смотрел и ждал, продолжения фразы. — Ты расскажешь мне кто ты такой. Так же, как я тебе. Идет?       Он, не задумываясь, кивнул и приготовился слушать. *** — Вот такие у меня сны. Он мучает меня. Я не знаю, зачем, за что, — вздохнула и закурила, в очередной раз нарушив свое собственное правило об одной сигарете в день.       “ Я могу все исправить”- на последней букве парень слишком сильно надавил на карандаш и сломал грифель. — Ну, допустим, я тебе поверила, — я поставила вариться кофе и внимательно следила, как Моня быстрыми умелыми движениями точит поломавшийся инструмент для письма. — Как ты собираешься мне помочь? Пробраться в мой сон и прогнать его?       Парень усмехнулся и покачал головой. Несколько раз дотронулся указательным пальцем до своего лба. — Что? — не поняла я. — Что ты хочешь этим сказать?       Но он только коротко кивнул и принялся что-то писать острозаточенными карандашом. Доварив кофе, налила по порции себе и Моне, тут же отхлебнула свой напиток, не сводя глаз с исписавшего уже целый лист Мони. Да что там у него за трактат? Неужели он там всю свою историю мне выложить решил? Парень на секунду оторвался, глотнул кофе, пересекся со мной взглядом и тут же вернулся к своей писанине. ***       Исписав почти три листа с обеих сторон, Моня аккуратно свернул их в четыре раза и придавил их кружкой из-под кофе. Жестами дал понять, что читать это он предлагает мне после его ухода. Не стала с ним спорить, хоть и разбирало меня любопытство, что же он там накатал. — Я сегодня еще не смотрела сюрприз дня от Ильи, — вдруг вспомнила я. — Это последняя подсказка, — вздохнула. — Больше не осталось. Наверное, он уже должен был давно вернуться. Я же несколько дней пропустила, пока болела.       Мой молчаливый собеседник вдруг вздрогнул, быстро глянул на темное окно. Мне показалось, что в его глазах промелькнула тревога. — Мо…       Он приложил палец к губам, и жестом велел погасить керосинку. Кухня тут же погрузилась во мрак. Пересел к окну и, чуть сдвинув занавеску, начал всматриваться в темноту. Я не могла понять, что случилось, но молчала и не шевелилась, забыв об остывающем кофе.       Наконец я услышала какой-то шум снаружи. Гремело около поленницы. Парень встал, в темноте что-то блеснуло. Он крадучись прошел к двери. Немного постояв возле нее, медленно открыл и тихо шагнул за порог. Мне стало страшно. Умел бы он говорить, хоть объяснил бы мне, что происходит. А так все будто в плохом триллере.       Под столом внезапно разыгрались котята. Один сиганул мне на ногу, впившись острыми коготками в кожу. Подпрыгнула и чуть не закричала, тут же сообразив, что это всего лишь расшалившийся зверек. С минуту просидела с зажатым руками ртом. Потом подтянула ноги к груди, забравшись на лавку целиком.       Мони не было уже долго. Я начала беспокоиться. Но выходить боялась. Как и зажигать керосиновую лампу. Он вышел без тулупа и не мог так долго без причины оставаться на улице. Я все еще торговалась с собой, пытаясь убедить себя в необходимости выхода на поиски пропавшего, когда дверь резко распахнулась и в нее пятясь задом почти ввалился молчаливый сосед. Следом он втащил в дом что-то большое и тяжелое. Я вскочила с лавки и вжалась в стену.       Замерев, таращилась в темноту, различая только силуэты и что-то поблескивающее в Мониных руках. Сразу же почему-то дом наполнился запахом крови. Парень повозился еще немного во мраке, а затем подошел к столу и зажег керосинку.       В желтом свете лампы я увидела его горящие глаза и перемазанные темным руки. Он улыбнулся и кивнул на пол. Проследила за движением и увидела лежащую на деревянных половицах тушу какого-то крупного животного. — Что это? — вырвалось у меня. — Где ты это взял? Ты что, убил его?       Парень покачал головой и начал оттирать перепачканные руки первой найденной тряпкой. Я стояла и не знала, что нужно делать. Зачем он вообще приволок в дом это мертвое животное.       Наконец он сел за стол, взял карандаш и лист, что-то быстро там написал и подвинул ко мне. А следом вытащил откуда-то блестящий охотничий нож и положил его перед собой.       “Никого я не убивал. Это Флинт прощения у тебя просить пришел” — Ты с ума сошел? Он же зверь. Он не знает, что такое просить прощения, — я обессиленно опустилась на лавку. — Если он это животное и поймал, то явно не для того, чтоб принести его мне.       Но Моня упрямо покачал головой. —Ты отобрал у волка его еду. Зачем-то притащил в дом. Теперь этот зверь точно будет мстить и мне вообще больше никогда нельзя будет выходить во двор, — сокрушенно вздохнула я. — Ну что ты улыбаешься? Это был его обед! А теперь он лежит у меня здесь, и я…Что я с ним делать должна? — голос чуть дрогнул. Я все еще пыталась держать себя в руках.       “ Я сам. И Флинту тут тоже хватит.” - Парень поставил жирную точку, улыбнулся, сверкнул зеленью глаз и взял со стола нож. Жестом велел мне уйти в комнату. — А пол от крови отмывать потом тоже ты будешь? — язвительно поинтересовалась я.       Моня только показал мне на придавленный кружкой листок с его запиской и дал понять, что мне пора покинуть кухню.       Покорно взяла бумажку, вздохнула, подхватила котят из-под лавки и отправилась к себе. ***       Оставив парня разбираться с притащенной им тушей, зажгла фонарик, уселась на кровать и выпустила котят возле себя. Медленно развернула чуть примятые листы и погрузилась в чтение.       “Ты почти угадала, когда назвала меня шаманом. Я — шувани. Моя мать была цыганкой. Она жила в таборе. Когда ей было 14 лет, табор проходил через Полесье. Здесь недалеко от Кошаровки она встретила моего отца. Полюбила его. Но он был чужаком. По законам табора она не могла стать его женой. Табор обычаи очень чтил. А по законам страны, чтобы выйти замуж, ей должно было исполниться 18 лет. Наверное, это была очень большая любовь. Мама сбежала с ним. Она знала, что никогда не сможет вернуться. Но жить они все равно не стали. Отца чуть не посадили за связь с девчонкой. И он подался в бега. Он даже не узнал, что у него будет ребенок. Мама поселилась у Бабушки на окраине деревни. Помогала ей по хозяйству, гадала людям на картах. Когда я родился, она оставила меня на попечение бабушки и пошла работать в ближайший совхоз помощником зоотехника. С животными она управлялась легко и хорошо. Она умела говорить с ними.       Когда случился взрыв [на станции], мне было 9 лет. Мама вернулась в село и сказала, что пришла большая беда. Я помню, как с неба падали мертвые птицы. И не понимал, почему. А потом всех жителей Кошаровки вывезли, как и все остальное население Зоны. Но там мы были чужие. И не могли там жить. Я не ходил здесь в школу. Был типичным цыганенком. Нас сразу же возненавидели. Не только нас с мамой. Всех, кого вывезли. Словно на каждом из нас стояло клеймо. Тогда мама решила, что нам нужно возвращаться.       Наверное ты слышала уже от Ильи или бабани, что по дороге нас встретили мародеры. Я не могу рассказать, что они сделали с мамой. Даже через столько лет. Все это было у меня на глазах. Когда сердце мамы перестало биться, и меня в расход пустили. Меня покалечили и убили. Тогда я умер. По-настоящему.       А потом меня нашел Человек. Он вдохнул в меня жизнь. Вернул из мира мертвых. Он сказал, что я шувани. И он пришел специально, чтобы меня воскресить. Несколько месяцев я жил в лесу. В маленькой землянке. А Человек приходил и наделял меня силой.       Все что я знаю — это дал мне он. Но за эти знания тоже пришлось заплатить. Для того чтобы силы, полученные мной, стали работать и не обернулись против меня. Как видишь, я нем. Иногда это не очень удобно. Но я привык. Даже ты меня уже понимать научилась.       Когда я был готов, Человек разрешил мне уйти. Я вернулся в Кошаровку. Бабаня и дед стали мне как родители. Ближе них у меня никого нет. Я не могу показать им себя настоящего, потому что они не готовы. Но Илья знает. Он узнал меня сразу. Потому что, как и я, владеет знанием.       Мама всегда звала меня Мэнтро. Это значит хитрый. Моим настоящим именем она не звала меня, опасаясь сглаза. Когда я вернулся, бабушка не смогла вспомнить, как звучит мое прозвище. А я не мог говорить. Читать и писать меня позже научил дед. Так я стал Моней. На самом деле, у меня есть имя. Если захочешь, я могу тебе его открыть. Но если тебе удобно, можешь звать меня, как привыкла.       А Флинта больше не бойся. Теперь он будет тебе верным как собака. Это можно проверить хоть завтра.” ***       Дочитав последнюю строчку, я еще некоторое время сидела, пребывая в странных чувствах. Наверное, даже к половине этой информации я была не готова. Что такое шувани? Цыгане, магия… Моня — совсем и не Моня. Какие-то темные силы. А может быть и не темные. Знание, которым обладает Илья... Сколько же всего свалилось на мою голову! По сравнению с этим, моя история просто детский лепет…