Черт из Припяти.

      Раннее утро воскресенья встретило нас дедовым троекратным “Христос Воскресе!”. Они с бабушкой пришли затемно и долго сидели в полумраке кухни, боясь потревожить наш сон. Первым проснулся Моня. Тут уж дед дал волю радости, перебудив заодно и нас. Илья, несмотря на поздний отход ко сну, выглядел бодрым и выспавшимся, чего я не могла сказать о себе. До глубокой ночи мы готовили угощения на воскресный стол. И, наверное, было бы можно уже и вовсе не ложиться спать. Но Черт был уверен, что даже пара часов сна лишней никогда не будет.       Сталкер отправился на кухню, и там сразу же стало шумно и, как будто бы, многолюдно. Зазвучали традиционные пасхальные поздравления и пожелания. Бабушка помогала Илье накрывать на стол и расспрашивала о планах на вечер, все еще надеясь, видимо, на то что Моне никуда идти будет не нужно.       Я вспомнила про пасхальный подарок из Залесья. И прежде чем выйти к собравшимся на праздничную трапезу, облачилась в тонкую легкую вышиванку. Заправила ее в пояс любимых камуфляжных штанов и подтянула завязки на вороте и рукавах. Мельком глянула на себя в зеркало и невольно залюбовалась. Блузка была до того нарядной, что ощущение праздника появилось само собой. Алые маки по ее поверхности прекрасно оттеняли мою совершенно незагорелую, почти молочно-белую кожу. И я уже не казалась такой бледной и страдающей от недостатка витаминов. Извечный мой хвостик из волос совсем не вязался с новым образом. Решила попробовать заплести две косы.       Когда с прической было практически закончено, в дверях появился Илья. Но кажется, он забыл, зачем сюда шел. Я обернулась на звук и увидела его, замершего на пороге. Черт застрял у двери, не сводя с меня восхищенного взора. От этого взгляда я почувствовала, как румянец все сильнее заливает мои щеки, а ноги будто приросли к полу. Еще с минуту мы глазели друг на друга, пока нас не начала звать уставшая от ожидания баба Анна.       Илья, наконец, очнулся и осторожно, словно боясь спугнуть, приблизился ко мне. — Какая ты! — он практически прилип ко мне глазами, все больше вгоняя в краску. — Я даже не думал, что ты такая бываешь! — Что? — выдавила я. — Ты такая красивая, — негромкий голос его слегка вибрировал от волнения. Он коснулся пальцами моей руки. — Помнишь, как там положено говорить? Христос воскрес! — Воскрес, — эхом повторила я. — Баб Аня сказала, положено троекратное целование, — в глазах его мелькнули озорные черти, так долго уже мною не виденные. Взял ладонями мое лицо и коснулся теплыми, мягкими губами сначала одной щеки, а потом второй. А третий поцелуй, Черт, еще секунду поколебавшись, неожиданно оставил у меня на губах. Осторожно, невесомо, задержавшись едва ли на пару секунд. Но, как мне показалось в тот момент, за эти секунды на месте его прикосновения остался пылающий ожог, и жарче его раньше я ничего не чувствовала.       Сталкер чуть отстранился, но в следующий миг глубоко вздохнул и обнял меня, крепко прижав к груди. Было во всем этом что-то, отчего сердце у меня подпрыгнуло, просясь на свободу из грудной клетки, а голова закружилась. И, кажется, отпусти он меня сейчас, я упаду, потеряв возможность стоять прямо. Ноги мои будто у пыльного плюшевого медведя, набитого ватой, были такие же неустойчивые и непослушные. — С праздником! У христиан он главный, — Совсем тихо добавил он. С кухни снова позвали. — Идем скорее, меня же за тобой отправили, — Черт, спохватившись, взял меня за руку и потянул на зов.       Старики от моего наряда пришли в какой-то детский восторг. Особенно бабушка, так и сяк поворачивавшая меня и хвалившая за то, что я решилась облачиться в рукодельную красоту в такой праздник. А Моня безмолвно наблюдал за всем этим не отводя глаз, в которых я на миг увидела, казалось, уже навсегда пропавшие искры зелени. Он вдруг сделал жест рукой, прося внимания, и тут же сорвался с места, выскочив во двор. Мы с Чертом только успели переглянуться. А старики, наверное, вообще ничего не поняли.       Вернулся немой сосед довольно скоро. Глянув на него, бабушка сразу определила, где он пропадал. В руках у Мони была совсем коротенькая, не больше пяти сантиметров, веточка с маленьким ароматным цветком белой розы на конце. — Ах ты ж мий розбийнык. Знаэш, на якому виконци у бабуси квитка росте, — покачала головой баба Нюра, не в силах удержать улыбку. — Ось якраз до свята велыкого перши бутоны розпустылыся. Ну даруй вже, раз прынис. Я тебе лаяты не можу ни за що, а сьогодни особлыво. (Ах ты ж мой разбойник. Знаешь, на каком окошке у бабушки цветок растет. Вот как раз к празднику великому первые бутоны распустились. Ну дари уже, раз принес. Я тебя ругать не могу ни за что, а сегодня особенно.)       Моня заулыбался и шагнул в мою сторону. Я даже не успела собраться с мыслями, как он одним движением заправил цветок мне в волосы над виском и, немного неловко расцеловав меня в обе щеки, обнял. — Ай-яй, Моня, я ревную, — подмигнул мне из-за его спины Илья. — Ось, знайшов до кого ревнуваты, — крякнув, рассмеялся дед Филипп. — Вин же дете як був, так и доси. (Ось нашел к кому ревновать. Он же дете, как был, так и до сих.) — Да, я ж шучу, — Черт выставил на столь бутыль с вином. — Дед, твоим же вином тебя угощать буду. — Я на честь Велыкодня чарочку одну пропущу. Ты же знаешь, сынку, какой з мене пьянчуга, — улыбнулся и закивал дедушка. — Ну щось, кто на яйцях бытыся готовый? Кто победит, тому у мене приз заготовлен.       Участвовать решили все. Но, как мне показалось, игра с самого начала была не совсем честной. Яйцо, которое никому не удавалось разбить, дед сразу же подсунул Илье. Черт на это даже внимания не обратил. А у деда, видимо, на игру были свои планы. Пару раз, я попыталась возмутиться такой несправедливости, но хитрый дедок тут же отвлекал всеобщее внимание и шутливо грозил мне из-под стола кулаком, чтобы я не мешала. Сталкер азартно щелкал крашеную луком скорлупу и искренне радовался своей неуязвимости. Сейчас он напоминал скорее большого ребенка, чем умудренного опытом отшельничества жителя Зоны.       Когда стало ясно, кто выиграл, старичок достал из-за пазухи спичечный коробок, потряс его в кулаке и обратился к сталкеру. — А ну-к, идем, покурим, сынку, — он кивнул головой на выход. — Дед, ты ж не куришь. Ты нам приз-то покажи сначала, — хохотнул Илья. — Вот пойдем и покажу до разу, — тон деда, возражений не терпел, хоть произнес он это не на полном серьезе. — Тебе лично, ты ж переможець (победитель). Моня с любопытством смотрел на них, медленно ковыряя пасхальные угощения в своей тарелке и запивая все простоквашей. Для него за последние дни это было сродни подвигу. Так как он практически ничего не ел. Только много пил: чай, воду, молоко. Казалось, его мучает дикая жажда, которую он никак не может утолить. Вода стояла тут же. И попеременно с простоквашей, он пил и ее. — Ну идем, посмотрим на сюрприз твой, — Черт достал сигарету и отправился на крыльцо. ***       По возвращении сталкер сиял и лучился счастьем, словно дед его одарил неземными богатствами. — Ну хвалыся, — предложила баба Нюра, подкладывая Илье очередную порцию угощения. — Не могу, — Черт загадочно улыбнулся, глянув на меня. — Пока не могу. Но позже покажу обязательно. Бабань, ты меня сегодня решила не мытьем, так катаньем взять, — он в ужасе покосился на свою тарелку. — Я ж лопну. И это я еще даже не твой внук. Вот кому я точно не позавидовал бы. — Ты хоч спробуй. Я тебе зъисты все за раз не змушую. Вы з Монькою мени як онукы. Якщо не ты, то хоч вин. А тилькы зибралыся бабусю покынуты. Ты то хоч повернешся з Викою або зовсим одни мы тут з дидом залышымося?(Ты хоть попробуй. Я тебя съесть все за раз не заставляю. Вы с Монькой мне как внуки. Если не ты, то хоть он. А только собрались бабушку покинуть. Ты то хоть вернешься с Викой или совсем одни мы тут с дедом останемся?). — Вернемся мы, баб Нюр, — Илья встал, обнял бабушку за плечи, а потом широким махом перекрестился. — Вот те крест. Насчет Мони пока обещать ничего не могу. А я с женой вернусь обязательно. — Дай то Бог. Дай то Бог, сынку.       Старики у нас засиживаться не стали. Помня о том, что нам в ночь предстоит дорога. Только долго прощались с Моней перед уходом. Бабушка даже дала волю слезам. И все просила его не уходить насовсем. Парень, как всегда, молчал в ответ и утешить дедов никак не мог. Он крепко обнялся с дедом на прощание, попутно слушая его наставления. И тепло, как с самым родным человеком, распрощался с бабушкой.       Когда они ушли, Илья достал две армейские фляжки. Судя по виду, лет им было больше, чем нам с Чертом вместе взятым. Сталкер ополоснул сосуды, проверил на герметичность и, убедившись в их надежности, наполнил вином. Одну упаковал в мой рюкзак, а вторую велел взять в свой вещмешок Моне. — А зачем нам вино? Думаешь пригодится? — спросила я. — Я в этом уверен, — отозвался Черт. Вышло это, несмотря на праздник, как-то не весело. — Потом поймешь, зачем. Хочешь, давай я лучше на гитаре тебе побренькаю немного. Посидим чуток, да пойдем поваляемся перед походом.       Моня незаметно как-то исчез из-за стола. Илья нашел его лежащим на кровати, когда пошел за инструментом. Парень заверил сталкера, что чувствует себя нормально, просто прилег отдохнуть, и поводов для беспокойства у нас нет.       Илья предложил выйти с гитарой на улицу, чтобы не мешать отдыху Мони. На свое любимое место на дровнике он, правда, не полез. Мы расположились под навесом на крыльце. Он — прямо на ступеньках, а я примостилась на перилах у двери. Но вместо песен он почему-то начал нараспев, немного монотонно и заунывно читать мантру, постукивая пальцами по барабану гитары. Молча слушала, пытаясь понять, зачем он это делает.       Черт, закрыв глаза, чуть покачивался из стороны в сторону в такт читаемой мантры, а я чувствовала, как медленно рассеивается внутреннее напряжение, в котором я пребывала последние несколько дней. Когда мантра закончилась, я все еще в оцепенении сидела уставившись себе под ноги. И даже пошевелить ногой или рукой была не в состоянии. — Отпустило немного? — сталкер тронул мою босую ногу. —А то с этими проводами от дедов что-то настрой совсем никакой, — вздохнул он. — Я ничего не понимаю в этих песнопениях. Лучше спой мне что-нибудь наше, рок-н-ролльное. Или свое. Ты же знаешь, что твои песни мне очень нравятся. — Обманываешь небось, — лукаво улыбнулся Илья. — Ну да, я на самом деле тайно слушаю лютый хардкор, — решила поддержать его игру. — А тебя твои песни прошу петь из вежливости. Особенно одну, которую я, опять же, из вежливости больше всех остальных полюбила и даже выучила. — Да ладно, — Черт с искренним удивлением вскинул на меня глаза. — Серьезно выучила? Какую? — “Семь часов”. — Да нет же. — А это легко проверить. — Подпоешь? — С удовольствием. — Тогда поехали.       К середине песни в мелодию тихонько вклинилась губная гармошка. В первые секунды я подумала, что это слуховая галлюцинация. Но по взгляду, быстро брошенному на меня сталкером, поняла, что звук этот совсем не плод моего воображения. Наверняка, Моне тоже хотелось в это время сидеть на крыльце вместе с нами с гитарой и песнями. Но как бы он нас не уверял, состояние его было далеко от нормального и он принимал участие в наших посиделках таким, доступным ему, способом.       Когда песня закончилась, мы, не сговариваясь, поднялись со своих мест, чуть не столкнувшись лбами, и направились в дом. Черт на секунду задержался у стола, одним глотком допил остатки вина из своей чашки. — За понимание, — подмигнул мне. — Оно у нас определенно есть. ***       Моня, сгорбившись, высматривал что-то в боковых отверстиях гармошки, полусидя на кровати. Наше появление его очень обрадовало. Это можно было даже с закрытыми глазами ощутить. Он сполз в угол, приглашая меня присесть рядом. А Илья тут же примостился на полу у моих ног, подтянув половик и усевшись на него по-турецки. — У меня новая песня есть, — вдруг сказал он. — Когда с Михой в Залесье топали. Было много времени на всякие думки. И куча свободного времени. Пока в арестантах там болтались. Клочком бумаги на КПП со мной поделились, и даже карандаш не зажали. — Так чего же ты столько времени молчал и прятал ее? — Не знаю, — губы тронула смущенная улыбка. — Может быть потому что новое показывать всегда страшно. Или потому что она про тебя, — он поднял глаза на меня. —Не веришь? — Не знаю, — впервые в жизни мне говорили что-то подобное. — Но теперь мне очень хочется ее услышать, — я поправила начавшие расплетаться косы и замерла в ожидании. — Ну, слушай тогда, — Пальцы коснулись струн, создавая мелодию из их резонирования. Легкую и незатейливую. — По морским камням быстро девочка бежит. Схватит в зубы Солнце и обратно домой. Ведь в ее доме некому закрыть окно… ***       Не знаю, почему ассоциации со мной у Ильи породили такой странный текст. Но было безумно приятно слушать. Особенно когда ты знаешь, что девочка-весна — это о тебе.       Песня закончилась, а я сидела с глупой улыбкой и не могла отвести глаз от вдруг смутившегося Черта. — Ну ты хоть скажи что-нибудь, — он опустил гитару днищем на колени, будто гусли, смотря в пол. — Это наверное лажа полная. Но как Бог на душу положил, так и вышло.       Моня тронул меня за плечо, мол: “Ну ты чего?”. А я не знала, что сказать. Банальное, “Спасибо, мне понравилось?”. И еще несколько секунд только хватала ртом воздух. — Это круто! Мне никогда даже стихов не посвящали, а тут целая песня! — наконец выдала я, пытаясь совладать с нахлынувшими разом чувствами и мыслями. Хотелось одновременно прыгать от счастья и расплакаться от переполняющих эмоций. Их оказалось так много, что в словах это выразить было почти невозможно. Повинуясь внезапному порыву, сползла с кровати на пол, оказавшись рядом с Чертом. Мой словарный запас иссяк. Поэтому просто я обняла его. — Спасибо тебе. Знаешь, если бы не твой обет…       Сталкер повернулся, рука его отпустила гитару, скользнула по моей талии. И заговорил тихо, почти шепотом. — А что тебе мешает меня поцеловать? — не смог удержать он улыбки. — Это обета не нарушит, — Черт коснулся пальцем своей щеки, указывая место для поцелуя. Его предложение показалось мне прекрасным вариантом благодарности, чем я и воспользовалась.       В последний миг, уже в считанных миллиметрах между нами, он резко повернулся, и вместо щеки я наткнулась прямо на его губы. Сухие, обжигающе горячие и очень мягкие. Мое секундное замешательство и оцепенение сыграло Черту на руку, втянувшему меня в короткий, но до дрожи жаркий поцелуй. У меня перехватило дыхание, а где-то в области солнечного сплетения словно все разом перевернулось. Так, что воздуха стало не хватать даже на один вдох. Наверное на него это подействовало точно также. Он резко отстранился, пытаясь восстановить сбившееся дыхание. В глазах я уловила странный блеск, с головой выдающий, чего ему стоила эта минутная слабость. — Это была не щека, — очнулась я. — Ты сжульничал. — На моем месте ты поступила бы точно также. Главное суметь остановиться вовремя, — Черт чуть запнулся на последнем слове. — Это самое трудное. Штирлиц еще никогда не был так близок к провалу, — он чуть сильнее притянул меня к себе и шепотом добавил. — Просто не позволяй мне больше такой наглости. Вдруг я не смогу найти педаль тормоза… Или не захочу, — глянул чуть поверх моей головы и немного виновато улыбнулся. — Я совсем забыл, что Моня тоже тут. Немой сосед все это время свое присутствие никак не обозначал. Словно его здесь и не было вовсе. Он, подобрав ноги, лежал в самом углу своей кровати, смотрел в потолок и чему-то улыбался. — Монь, — окликнул его сталкер. — Не сердись на меня. Давай попоем лучше немного. Верней я спою, а ты подыграешь.       Парень с радостью согласился, Жестами дав нам понять, что сердиться он ни на что и не собирался.       Я слушала сочетание губной гармошки и гитары и с горечью понимала, что это наверное последний день, в котором мы сидели нашей теплой компанией. Пели. А Моня аккомпанировал гитаре мелодичными трелями, слаженно и гармонично вклиниваясь в проигрыши и припевы. На некоторое время даже стало казаться, что и предстоящий поход, и Монина болезнь не существуют на самом деле. Но достаточно было глянуть на немого соседа, чтобы убедиться в обратном.       Мысли мои периодически возвращали меня в момент неожиданного выпада Ильи с поцелуем, заставляя сердце подпрыгивать и ускоряться. А сталкер искоса поглядывал на меня, улыбался и пел, с головой уходя в музыку. Наше странное совместное существование в Богом забытой деревне каким-то неведомым образом медленно создавало единое полотно, в котором были мы оба, неотделимо друг от друга. В котором нас связывало что-то большее, чем просто проживание под одной крышей. И искры проскакивающие между нами, поначалу казавшиеся мне иллюзией, были самыми настоящими.       Илья, несмотря на свою непоколебимую веру в предсказание, все же был обычным человеком, которому ничто человеческое не чуждо. Наверное поэтому я все явственнее ощущала, как непросто порой ему находиться рядом со мной. Держать себя в руках. Особенно после столь долгого времени, проведенного в отшельничестве. Мой интерес к его персоне с каждым днем становился все сильнее. И он точно был взаимным. Но обет железными оковами удерживал Черта от всех возможных поползновений. Наверное, он все еще не был уверен в себе. Или во мне. Что было более вероятным. Был ведь недавний разговор о паспорте. А значит человек, предназначенный Черту судьбой точно не я.       Время неумолимо клонило солнце к закату. Вскоре от души напевшись, Илья спрятал гитару за шкаф, а мы разбрелись по местам отдыха.       С сожалением, сменила нарядную вышиванку на привычную футболку. Косы мои, как в сказке про Золушку, после двенадцатого удара часов, снова превратились в неприметный хвост. А чуть привявший цветок, подаренный Моней, отправился в чашку с водой на столе. Выбросить его у меня рука не поднималась, хоть я и знала, что он все равно засохнет, когда мы уйдем. Высказала свои опасения о том, что некому кормить наших кошек, и они будут голодать в наше отсутствие. На что Черт заверил меня, что бабушка их голодными точно не оставит. Да и присматривает за домом она всегда исправно.       Я растянулась на длинной лавке под окном и до темноты наблюдала за игрой подросших котят с радиоактивными именами. Илья возился на кухне с фонариком, а Моня заснул, свернувшись калачиком в углу своей кровати.