Черт из Припяти.

      На подходе к знаменитому парку аттракционов наша группа разделилась. Дима разрешил побродить по окрестным дворам, напомнив всем, что в здания заходить запрещено. Впрочем, мне он по-тихому сказал, что я могу этот запрет нарушить. Но так, чтобы никто из экскурсантов меня не видел.       Сам парк был в программе экскурсии в ближайшее время. Но я выпросилась пойти туда прямо сейчас, не дожидаясь сбора всей группы. Игорь увязался за мной. Он не пытался со мной заговорить или сфотографировать меня. Просто молчаливо бродил следом, будто тень. Это немного раздражало. Но я почти не замечала его присутствия, погруженная в свои мысли.       На площади у колеса обозрения Игорь попросил меня снять его на камеру телефона. — А ты? Давай я тебя тоже сфоткаю, — предложил он. Покажешь своим, и на память останется. — Если только на память тебе, — усмехнулась я. — Ты же видел, у меня нет ни камеры, ни телефона. — Ну почему? — не унимался Игорь. — Я тебе свой номер напишу и мыло. Как вернешься домой, черканешь мне пару строчек, а я тебе отправлю фото. Когда ты еще сюда сможешь выбраться?       Еле удержалась от едкого замечания, что я выбраться как раз отсюда не могу, но вовремя прикусила язык. И просто сказала, что не люблю фотографироваться, приплетя тут же какую-то совершенно дикую историю связанную с детскими страхами, относительно фотоснимков и фотокамер. Парень при этом смотрел на меня, как на сумасшедшую. Но объяснить ему свой страх быть случайно увиденной и узнанной, а затем и найденной, я не могла. Пусть этот вариант был почти не имеющим права на существование, он пугал меня не меньше всех остальных, которые могли быть вполне реальными.       Игорь щелкал камерой направо и налево, больше не приставая с вопросами и оставив попытку сделать мой портрет. Пока память его телефона не иссякла, заполненная снимками колеса обозрения, автодрома и других достопримечательностей мертвого города. — Как думаешь, — он подошел к желтой кабине колеса почти вплотную. — Что будет, если я туда сейчас залезу? — Шашлык, — не удержалась я. — Чего? — удивленно уставился на меня Игорь. — Что будет, что будет? — разозлившись передразнила я его. — Шашлык из тебя будет. Ты забыл, где ты и что вчера еще ты не знал, как отсюда выбираться? Дима на свой риск и страх вписал тебя в список экскурсионной группы. Если тебе настолько плевать на все, можешь залезть туда прямо сейчас. Официально это запрещено. А я скажу, что впервые тебя вижу. — Я пошутил, — ошалело выдавил турист, сделав шаг в сторону от висевшей за его плечами металлической конструкции. — Это шутка. — Извини, у меня настроение сегодня ни к черту, — опомнилась я. — Я вообще планировала побродить тут в одиночестве. — Да я уж понял, что у тебя случилось что-то, — кивнул Игорь. — Ты вроде бы тут, а сама где-то далеко. И экскурсовода нашего не слушаешь совсем. А ты знаешь, что он у нас в Киеве довольно известный журналист? Я вообще, не думал, что встречу его тут…       Я не ответила, напряженно вслушиваясь в шелест листвы в кронах. Еще секунду назад был явственно слышен звук игры губной гармошки. Это значило, что Моня с Ильей могут быть где-то совсем рядом. — Эй, ты чего? — турист осторожно тронул меня за плечо. — Что ты там увидела? — Губная гармошка где-то играет, слышишь? — вздрогнула и повернулась к нему. — Какая еще гармошка? Брось. Тут кроме ветра в вышине ничего не слышно. Может, это колесо скрипит? — Может быть, — вздохнула я. — Показалось, наверное. ***       Вскоре вся группа, во главе с Дмитрием, подтянулась к площади. Дима поведал нам о том, что парк аттракционов не работал ни одного дня с момента своего появления. Его открытие и запуск планировался к первому мая восемьдесят шестого года. Но авария, случившаяся в ночь на двадцать шестое апреля, внесла в эти планы свои коррективы.       Спустя сутки город был эвакуирован. А вернуться в него уже никому было не суждено. Чуть позже прямо сюда, на площадь приземлялись вертолеты, участвовавшие в ликвидации аварии. Они пролетали прямо над развороченным взрывом реактором, а потом снова возвращались сюда. Более подходящего места для посадки в городе было не найти. Поэтому часть площади была сильно загрязнена. Наверняка, ее пытались дезактивировать, как и весь город. Но реактор был открыт слишком долго, и все эти мероприятия по большей части оказывались бесполезны. Если с кирпича и бетона радиоактивную пыль можно было смыть, удалить, то металлические конструкции, покрытия крыш и асфальт вбирали в себя радиацию, копили ее и сами становились источником ионизирующего излучения. Сейчас об этом напоминали только островки мха, заполонившие самые грязные места. Особенно много их было рядом с автодромом и внутри него. Моховые пятна, будто щупальца огромного осьминога, опутывали основания аттракционов и прилежащие к ним территории. Помня слова Ильи, держалась от них на расстоянии, все еще прислушиваясь к шелесту ветра в листве и надеясь услышать знакомый звук гармошки вместо тихого поскрипывания качелей.       Дальше в маршруте был бассейн, который работал еще долгое время после опустения города. Им, как и рядом других зданий, пользовались ликвидаторы. Сейчас он тоже пребывал в разрухе и запустении. Внутри, все было усыпано крошевом кафельной плитки и кусков цемента. С потолка, будто тряпки, свисали остатки обшивки. А стрелки больших часов навсегда застыли на времени, показывающем четыре сорок. Туристы безостановочно фотографировали, хрустели мусором, переступали препятствия, обменивались впечатлениями. Игорь наконец нашел благодарные уши и упражнялся в красноречии, завязав разговор с одной из туристок. А я тихо покинула помещение и в одиночестве стояла на его углу. Курила, разглядывая виднеющееся за деревьями здание. Оно напоминало школу. А может быть, когда-то и было ею.       С другой стороны начинались жилые дома. На первом этаже ближайшего разместилось что-то, похожее на кафе. Небольшое одноэтажное помещение пристроенное к фасаду углового дома. Верх его был отделан шифером, позеленевшим от влаги и времени. Витрины зияли пустыми провалами отсутствующих стекол. — Тебе совсем неинтересно с нами, — раздался голос Дмитрия у меня за спиной. — Ты первый мой турист, который не приходит в восторг от этих мест. — Дим, извини, — выпустила струйку дыма вниз, подняла глаза на немного растерянного экскурсовода. — Зря Илья все это затеял, экскурсию эту. Ты интересно рассказываешь. Просто у меня голова совсем другим забита. — Он потому тебя со мной и отправил, чтобы у тебя совсем голова от переживаний не лопнула, — журналист вздохнул и присел на корточки. — Он рассказал мне, что там у вас происходит. Тебе отвлечься нужно. А ты наоборот себя накручиваешь. — Как отвлечься если здесь сплошная разруха? — Ну, если не забывать, что тут постепенно все приходит в еще больший упадок, то можно найти плюсы в том, что ты свидетель еще существующего города. Ты ведь не знаешь, сколько лет он еще сможет простоять. Когда дома начнут рассыпаться, как первая школа. Часть ее рухнула в прошлом году. После этого и появился строжайший запрет на посещение зданий. Я покажу тебе ее завтра. Когда-нибудь вся Припять станет такой же, как эта школа. Как руины Майя. Ведь здесь нельзя будет жить еще двадцать тысяч лет. А пока это город-легенда. Здесь все еще витает дух Советского Союза, коммунизма и минувшей эпохи. Вот смотри, прямо перед нами когда-то была Кулинария. Просто представь, какие вкусные трубочки с кремом и заварные пирожные там продавали. Этот аромат. Когда выйдешь из бассейна, свежий и уставший. Ведь просто невозможно туда не зайти. Чтобы угоститься горячим чебуреком с кофе. Или накупить гостинцев к чаю семье. Представь. И ты уже не будешь видеть здесь только разруху. Вот тут, сразу за деревьями начинается двор Школы номер три. — подтвердил Дима мою догадку. — А немного дальше типовой детский садик. Туда мы как раз сейчас и пойдем. Это одно из немногих зданий, куда пока еще можно заходить. Туда каждое утро приходили счастливые припятские малыши. Это одно из мест их беззаботной детской жизни.       Возможно, журналист был прав. И мне стоило переключиться, отвлечься. Но как ни старалась, я не видела в остове Кулинарии уютного заведения советского общепита. А вид бассейна приводил меня в уныние. Мне нечего было ответить Дмитрию. Ни возразить, ни согласиться с ним я не могла.       Детский сад с растащенными по всему периметру территории игрушками, вопреки Диминым заверениям, производил самое мрачное впечатление. Глядя на страшные, потемневшие от времени, безглазые личики кукол с оторванными конечностями, облезлые, посеревшие кубики и пирамидки, ржавые машинки и бесчисленное количество противогазов, которые были буквально всюду, становилось жутко. Это было похоже на кадры первых фильмов ужасов, которые мы смотрели в видеосалоне с Тохой в наши нередкие побеги из интерната. Не хватало только зловещего тумана. А сама атмосфера почему-то напоминала мне мое безрадостное детство в казенном доме.       Одним из последних пунктов сегодняшней экскурсии была улица Леси Украинки. Типовая советская многоэтажная застройка по одной стороне улицы и дикие заросли, скрывающие какие-то нежилые одно-двухэтажные здания по другой. В одной из девятиэтажек недалеко от выезда из города Дима тихонько предложил мне переждать, пока он проводит туристов на автобус до Чернобыля на КПП и вернется сопроводить меня до места, где мы условились встретиться с Ильей. Признаться, ноги после хождения по городу у меня уже порядком устали. Поэтому я без возражений приняла его предложение. — Сейчас зайдешь за угол и сразу иди в крайний подъезд. Там поднимайся на второй этаж и сразу налево, — напоследок сказал мне Дмитрий. — Увидишь дверь обитую коричневым дерматином. На ней клок квадратный выдран. Она прикрыта. Заходи туда. Возле окошка я тебе оставил кое-что. Отдыхай и жди меня там. ***       Квартира по указанному Димой маршруту оказалась сухой и в относительно хорошей сохранности. Наверное, сказывалась близость КПП. Даже все стекла в окнах были целы, а остатки мебели не были покорежены изменениями температуры и влаги. В углу стояло пианино. Фронтальная панель его была снята, но струны были на месте и даже клавиши почти все были на своих местах. Прикоснулась к одной из них. Механизм скрипнул и издал тонкий мелодичный звук. На пальце остался след от пыли с клавиши. Жаль, я не умею играть. Инструмент словно магнит, притягивал и не давал отойти от него, заставляя касаться пыльных пожелтевших клавиш.       У окна расположилось чуть перекошенное кресло. А на подоконнике над ним обещанный журналистом сюрприз: небольшая коробочка яблочного сока и пакет с пирожками столовского изготовления. Организм никак не отреагировал на оставленные для меня вкусности. Дурацкая его особенность, отвергать съестное в периоды расхода душевных ресурсов была моим постоянным спутником. Иногда, приходилось заставлять себя есть через силу, чтобы не свалиться в голодный обморок в какой-нибудь ответственный момент. Но, в основном, жизненные силы мои в такие периоды поддерживали лишь кофе и сигареты. Поэтому ни к чему, кроме сока я и сейчас не притронулась. Пить уже давно хотелось и довольно ощутимо. Взять с собой бутылку воды на экскурсию я не догадалась.       Отогнула уголок упаковки и срезала его маленьким складным ножиком, который обнаружила тут же на окне. Осушив одним махом почти половину коробки, наконец присела в скрипнувшее кресло и вытянула ноги вперед. Сок был вкусный и очень сладкий. Совсем как в голодном детдомовском времени. Ноги гудели от усталости. А внутреннее напряжение неожиданно на время отключило меня от реальности, с головой опрокинув в короткий крепкий сон. Он длился не более двадцати минут, но был настолько глубоким, что, очнувшись, я почувствовала себя отдохнувшей.       Дмитрия все еще не было, и я отправилась на осмотр приютившей меня квартиры. Ближайшей к комнате была кухня. Как и большинство кухонь в городе она сохранила развороченный остов электроплиты и косо висящую мойку в углу. Около окошка грудой составленные белые шкафчики с отломанными дверцами. Одна из стен сохранила почти не поврежденную светло-голубую кафельную плитку, украшенную наклейками-переводилками. Удивительно, что даже батареи в этой квартире никто не срезал. Может быть, поэтому потолки были целыми и сюда не попадала влага.       В маленькой комнате прямо по коридору один из шкафов почти полностью закрывал задней стенкой окно. А у стены стояли две сдвинутые односпальные кровати. Пыли здесь как будто бы не было. Словно тут еще совсем недавно кто-то жил. Стало понятно, что эта квартира используется сталкерами. Это подтверждало содержимое столика в дальнем углу комнаты: огарки свечей, консервная банка с окурками, ложка, упаковка от лапши быстрого приготовления, коробок спичек и чумазая алюминиевая миска.       За рассматриванием сталкерского быта меня и застал вернувшийся Дмитрий. — Ну как отдохнула хоть чуть? — спросил он первым делом. — Даже подремать успела. — Тогда идем, — предложил журналист. — Провожу тебя до места. Илюха уже, наверное, скоро там будет. О, а чего ты не поела ничего? — удивился он. — Я все это в буфете Чернобыля купил. Все чистое. — Спасибо, Дим. Я сока попила. А есть мне не хочется. — Ну это ты зря, — Дима вытащил из пакета пирожок. — Может передумаешь? Тут есть еще, — смачно откусил. — Мой с повидлом. Тут еще с мясом и с капустой есть. Будешь? Покачала головой. — Не лезет ничего. Спасибо. — Ну Илюхе оставлю. Он небось тоже голодный придет. ***       Мы двинулись в ту же сторону, откуда совсем недавно пришли. Дима все еще не терял надежды растормошить меня, без умолку рассказывая мне о мертвом городе. Он, без сомнения, обладал удивительным даром интересного повествования. И я даже смогла отвлечься на какое-то время, увлекшись историей этих мест.       Несколько раз по дороге нам встречались люди, не похожие на туристов и сталкеров. Некоторые из них заходили в дома. Другие в нерешительности стояли у подъездов. Разглядывали облупившиеся фасады зданий, сжимая в руках старые фотоснимки и дорогие сердцу мелочи.       Свернули во дворы. Прошли через большой школьный двор со спортивной площадкой. Дмитрий предложил посмотреть школу изнутри. Но дальше первого этажа мы не пошли. Такие постапокалиптические интерьеры снова вернули меня в суровую реальность. Вместе с этим вернулось и подавленное настроение, а интерес к рассказам Димы упал до минимума. Кажется его это очень расстроило. И уже у самого места назначения он тоже загрустил.       Мы вышли к мебельному магазину, в котором я должна была ждать Черта.       Честно говоря, на магазин это здание было мало похоже. Скорее на металлический скелет. Ни одного целого стекла по всему периметру, Внутри та же земля, ветки, листья и мусор, что и снаружи. Где здесь можно было найти тихий уголок, чтобы дождаться сталкера, я не понимала.       В центре торгового зала собранные в кучу стояли несколько развороченных, убитых непогодой и вандалами фортепиано. Какие-то из инструментов представляли совсем печальное зрелище, разобранные до самого основания, рассыпавшиеся частями по полу. Другие были немногим лучше. Мы обошли эту покрытую пылью и мусором кучу. — Когда я вижу фортепиано в таком состоянии, сердце кровью обливается, — сказал Дима. — У меня с детства привито очень трепетное отношение к этому инструменту. Я же шесть лет в музыкальной школе проучился. — В той квартире, где я тебя ждала, тоже есть пианино, — отозвалась я. — Оно там намного лучше сохранилось, чем здесь. Я не знала, что ты играть умеешь. Мне очень нравится этот инструмент. Сама не знаю, почему. А играть я, к сожалению, не умею. — В Припяти вообще очень много их по квартирам сохранилось. Наверное нигде больше я не встречал пианино в таком количестве. Во многих семьях здесь дети ходили в музыкальную школу, — Дима остановился у стеллажей с огромными пыльными коробами допотопных телевизоров. — Инструменты слишком тяжелые и ликвидаторы их не трогали, когда выбрасывали всю мебель из квартир при дезактивации. Поэтому тут пианино можно встретить в квартире чаще, чем целый шкаф или диван. Мы пришли, — добавил он, указав куда-то в темный угол. — Там можно посидеть в тишине и спокойствии. Илья скоро будет. А я завтра приду чуть пораньше. Сходим в ту квартиру, сыграю тебе что-нибудь.