Черт из Припяти.

      В одном из классов среди хлама и разбитой мебели нам попался покалеченный глобус с огромной дырой в районе Восточной Сибири. Черт попытался повернуть его, но рассохшаяся модель земного шара развалилась у него под руками. — Хотел тебе город свой показать, — Илья опустил кусок глобуса рядом с осыпающимся каркасом. — Идём на самый верх. Там страшно, но тебе понравится.       По пути попали в разоренный кабинет химии. То что это был именно он, никаких сомнений не возникало. Парты со специальным сливом для реактивов с уродливо точащими из под них обломками сантехнических труб. И остатки лабораторного оборудования разбросанные повсюду, словно тут прошёл смерч. Выцветший до неузнаваемости портрет какого-то светила науки в дальнем пыльном углу класса. Исписанная сталкерами грифельная доска с одной оторванной створкой и склянки из-под реактивов вперемешку с книжками и тетрадками. На одной из парт валялся потрепанный временем классный журнал. Я открыла его наугад, читая ровные учительские строчки на пожелтевших страницах. Девятый "Б". Для кого-то из длинного, больше тридцати человек, списка фамилий в журнале этот школьный год был последним с предстоящими выпускными экзаменами и большими планами в новую жизнь.       Интересно, по каким уголками большой страны разбросало этот дружный или не очень класс?       Сталкер в задумчивости разглядывал перлы посетителей осиротевшего класса на вздыбившейся от влаги по центру классной доске. Потом поднял огрызок мела с пола и нарисовал в нижнем, свободном от записей углу улыбающийся смайлик с двумя бантиками и торчащими из них хвостиками. Рот смайла он почему-то перечеркнул короткими штрихами в нескольких местах. Обернулся ко мне. — Вот. Пусть отметка о том, что мы сюда приходили тут тоже будет. Даже если кроме нас ее больше никто не увидит. — Странная рожица. А рот ты ей зачем позачеркивал? — Не позачеркивал, а зашил, — на полном серьёзе ответил Черт. — Чтоб не болтала. Она ведь знает, что мы здесь были. Но никому рассказать не сможет, — сталкер говорил это с таким серьезным видом, и я не нашла бы, что ему возразить при всем желании. — Тебе нравилась химия в школе? — неожиданно сменил он тему. — Не особо. Какая-то сложная, непонятная наука. Может быть, если нам разрешали бы самим какие-то опыты проводить, она меня и заинтересовала. А так, было очень скучно. И учительница у нас была зануда. Чтобы не заснуть на уроке, нужно было бороться с собой смертным боем. — А мне химия нравилась. Всегда хотелось взорвать что-нибудь. Ну или новый элемент открыть. У нас был хороший учитель. Он очень свой предмет любил, и часто нам всякие интересные опыты показывал. Ты знала, что из марганца, мыла и перекиси можно сделать забавную штукенцию? Пенную змею, которая выпрыгивает из сосуда прямо до потолка. — Нет конечно. Откуда мне это знать? Нам только один раз за все время показали кусочек какого-то металла, который почему-то хранился то ли в масле, то ли в бензине. Маленький железный комочек, который нельзя было трогать руками ни в коем случае. Показали и снова спрятали. Фиг вам, а не опыты. — Жалко, что здесь все разорили. И натрия тут точно не найти, — вздохнул сталкер. — Это, наверное, его вам показывали. Если он соприкоснется с водой, будет вот такенный бабах. — Откуда у тебя такие познания в химии? — не удержалась я. — Ну я же медицина у нас, — смущенно улыбнулся Черт. — Не такие уж они и большие, познания эти. Но экзамены в училище всегда сдавал с первого раза. Универ правда бросил. Ушел на скорую и затянуло. Работу и учебу не всегда получается совмещать. Я выбрал работу. Если бы не заболел и не попал сюда, так бы наверное и катался бы со скоропомощниками до сих пор. — А ты бы хотел вернуться к той жизни? Илья чуть помедлил с ответом, но покачал головой. — Как раньше уже все равно не будет. Ты ведь знаешь, в одну реку не войти дважды. — Я никогда не понимала эту фразу про воду. Почему не войти? — Потому что вода, как и время, не стоит на месте. И когда ты войдёшь в неё снова, это будет уже другая вода. Та, в которую ты входила раньше уже далеко. Эта новая. Поэтому глупо жалеть о прошлом. Оно все равно уже далеко, как и вода, которая утекла. — Получается если я вернусь в Брянск, там уже тоже все будет по другому? — Конечно. Когда ты вернешься, многое поменяется. Но все, что делается — к лучшему. Поэтому не забивай себе этим голову заранее. Я думаю, это не скоро еще будет. Пока слишком мало времени прошло, — он отряхнул пальцы от меловой пыли, подошёл ближе и подал мне руку. — Идем, там наверху самое интересное. ***       Мы пробрались к самому обвалу. Плиты крайней стены покосились и сгрудились, удерживая остатки кровли. От этого в и без того узком коридоре было совсем тесно и темно. А сразу за ним разверзлась бездна обвалившегося крыла. Стояли в некотором отдалении от края обрушения и смотрели на точно такие же, как и в других классах, облупившиеся зеленовато-голубые парты и стулья, частью ножек практически балансирующие в воздухе на кромке обвала. На них так же валялись книжки, покореженные осадками и уже мало напоминающие школьные принадлежности. Ветер трепал истлевшую бумагу. Он вообще был здесь полноправным хозяином.       Я поежилась и подняла воротник Мониной куртки, кутаясь в ее плотную ткань. От куртки пахло сыростью и пылью, словно она тысячу лет провалялась в том брошенном припятском доме.       Словно откуда-то издалека я услышала свое имя, произнесенное Ильей, а потом почувствовала его руки, обнявшие меня сзади. Его тепло сразу же окутало и спрятало от порывов холодного ветра, все это время пытавшегося пробраться мне под одежду. Черт уперся подбородком мне в макушку. — В разрушении есть какая-то необъяснимая красота. Люди, побывавшие здесь однажды, будто магнитом снова притягиваются сюда. Несмотря на риски быть пойманными или большую стоимость официальных экскурсий. Просто чтобы ещё один раз посмотреть на медленно умирающий город. И этот парень смешной, Игорь. Даже если он попал в Припять в первый раз по какой-то неведомой случайности, он обязательно вернется. — Откуда ты знаешь? — Я просто слишком часто их тут вижу. Тех кто в первый раз пришел из любопытства или по воле случая тут оказался. Они все потом возвращаются. И по второму, и по пятому разу. Стоит лишь однажды сюда попасть. Ты это сама почувствуешь, когда вернешься в свой Брянск. — А ты? — Что я? — Ты ведь тоже когда-нибудь уедешь отсюда. У тебя же есть та прошлая жизнь за зоной, дом, родители. — Оно все там в прошлом осталось. А родителей нет уже. — Прости, я не знала. — Мне незачем уезжать за периметр. Все, что мне нужно, я нашел здесь, — кольцо рук стало плотнее. — Тут некогда скучать по прошлому. И ломать голову о будущем. Хотя, — он слегка запнулся. — Кажется, сейчас я пытаюсь кого-то обмануть. Или тебя, или себя.       Я молчала в ожидании продолжения этого внезапного откровения. А Черт вздохнул и после паузы продолжил. — Наверное, обоих. Только ты об этом не знаешь. А себе врать глупо. Я не думал о будущем до недавнего времени. Совсем. Будто его не существует. Но когда привычное настоящее начинает стремительно меняться, сложно не начать ломать себе голову. Ты же все равно понимаешь, что все эти перемены отразятся на том, что будет после. Невольно и назад оглядываешься. Я стараюсь не думать об этом. Один мудрый человек сказал: "Бог все управит.". Но иногда ловлю себя на том, что начинаю загоняться, — он замолчал, не договорив и о чем-то задумавшись. А я, повинуясь неведомому порыву, осторожно развернулась к нему лицом, обняла, просунув руки в полы расстегнутой куртки, и подняла голову.       Илья немного удивленно смотрел прямо в мои глаза. Время замерло. Он машинально облизнул пересохшие губы и спросил почти шепотом: — А ты? Ты часто о будущем думаешь?       Неловкое молчание затянулось, а Илья совсем невесомо дотронулся пальцами до моей щеки, все также продолжая внимательно смотреть мне в глаза. — Иногда, мне кажется, что если о будущем слишком много думать, его может не случиться. Хорошее оно или плохое. Ведь его может просто никогда не быть в том виде, в котором ты его себе придумываешь, — он сглотнул. Рука плавно скользнула по щеке, а потом кончики его пальцев провели по моим волосам.       Я не вздрогнула, не отстранилась. Словно завороженная, смотрела на него, а он на меня. Глаза в глаза. В этом было что-то невероятное, от чего у меня перехватило дыхание. Я замерла. А Илья как будто не заметил возникшей паузы. Медленно наклонился ко мне и…       В шум ветра и шелест деревьев вдруг вклинился какой-то посторонний звук, похожий на все нарастающий гул водопада, постепенно переходящий в грохот. Черт схватил в охапку ничего не понимающую меня и сорвался с места, успев бросить лишь короткое: — Бежим! ***       Мы остановились только оказавшись в соседнем крыле здания. Если бы не сталкер, я свалилась бы или переломала ноги где-нибудь на полпути отсюда. Запросто заблудившись в этих однообразных лабиринтах школьных коридоров.       Перед глазами вспыхивали яркие пятна. Мы никак не могли отдышаться. В горле почему-то саднило, и кололо, а кислорода не хватало, будто нас окружало огромное пылевое облако. — Что это было? — прокашлявшись, выдавила я. — Обвал. Там постоянно что-то сыпется. — Ты это знал, и мы все равно пошли туда? — изумлению моему не было предела. Я не понимала, для чего было так рисковать. — Мы были на безопасном расстоянии, — уверенно ответил Илья. — А если… — Тогда Монины карты наврали бы. Шучу. Я же не стану рисковать тобой. Ты что, испугалась? — он посерьезнел и заглянул мне в глаза. — Ну я не каждый день в такие передряги попадаю.       Черт откинулся спиной на стену и уперся в нее затылком, сметая осыпающуюся краску. Теперь он почему-то избегал пересекаться со мной взглядом, внимательно разглядывая узоры из облупившейся штукатурки на потолке. Я же, наоборот, смотрела только на него, не отрываясь, вперившись в него взглядом, будто бы ожидая услышать сейчас от него какую-то сокровенную тайну. — Почему ты так смотришь? — наконец не выдержал он. — Там, на краю этой дыры. Когда мы стояли… — я замялась, не зная, как правильнее сформулировать свою мысль, но Черт уже понял, что я хотела спросить и опередил мой вопрос: — Я снова чуть не наделал глупостей, — немного виновато сказал он. — Сам не знаю, как тебе это объяснить. Но иногда у меня голова просто отключается. Когда ты рядом. Я, наверное, веду себя как полный придурок. Я не хотел тебя пугать, прости. — Ты… — Мне иногда очень нужно просто знать, что ты рядом. Но порой почему-то кажется, что это все не по-настоящему. Что сейчас я открою глаза и пойму, что спал. Что все это мне приснилось. И ты, и этот город. А на самом деле я лежу в больничной палате в отходняках после очередной химии. Где нет ни тебя, ни этого города, а есть только врачи и капельницы. И я не могу понять, что я здесь делаю, как попал сюда и почему. Не помню, что было до этого. И у меня уже ничего не осталось: ни времени, ни сил. Совсем ничего… Помнишь, я сказал тебе про миллион первых поцелуев? — он сел прямо на пол среди пыли и кусков битых кирпичей.       Я коротко кивнула, ожидая продолжения. Боясь сбить его с мысли. Подошла и хотела было присесть рядом, но сталкер остановил меня. — Ты с ума сошла, разве тебе мама… — он вдруг осекся и виновато глянул на меня. — Прости, я забыл совсем. Разве тебе не говорили никогда, что девочкам на холодном нельзя сидеть?       Покачала головой. — Застудишься, — сталкер вытянул ноги. — А тебе ещё детей рожать… Когда вырастешь, — спешно добавил и коснулся рукой своих коленей. — Садись. Передохнём и пойдём в наш подвал. Если хочешь, сегодня в ночь и в нашу уютную берлогу в Кошаровке можем отправиться. Дурацкая неделя была. Все силы из меня вытянула… Хочется назад, домой.       Я осторожно примостилась у него на коленях, боясь причинить ему неудобство или отсидеть ноги и вздрогнула. Илья вдруг тихонько обнял меня и притянул к себе. — Ты опять стремаешься. Почему ты меня боишься?       Его голос через толщу одежды из грудной клетки звучал чуть приглушенней и ниже. А сидеть прижавшись ухом к его груди было тепло и уютно. Я расслабилась и пожала плечами. — Не знаю… Ты сбился с мысли.       Он глубоко вдохнул. — Про миллион? — кивнула, а он обнял меня чуть крепче. — Я не сбился. Просто не знаю, как сказать. Иногда почему-то не получается сделать так, чтобы картинка у тебя в голове была понятна другому… Я несколько раз уже чуть не испортил все. И чуть слово свое не нарушил. Но в те моменты я ничего не мог с собой сделать. Совсем. Словно мне выключали мозг. И я понимаю, что даже если это повторится тысячу раз или миллион, каждый из них для меня будет, как первый. И что это не правильно. И так нельзя. Но ты почему-то не можешь или не хочешь меня оттолкнуть… — он замолчал, задумавшись о чем-то, едва заметно поглаживая ладонью мое плечо. Наверное холодный ветер пустующего помещения добрался и до него, и он начал мерзнуть. Я ощутила слабую вибрацию, исходящую от его тела. — Я, наверное, дурак, что вываливаю тебе все это, — хрипло добавил Черт. — Не обижайся, только. Ладно?